БЕЛАЯ СМЕРТЬ - Шекли Роберт

Но я все же собрался с духом и обдумал ситуацию с ледяным спокойствием. Кончики моих пальцев еще хранили ощущение ткани. Это была грубая ткань, сотканная небрежно. Мысленно я увидел грубый небеленый хлопок арабской джеллабы. Моя рука явно коснулась одного из наших врагов. Вопрос был в том, почувствовал ли араб это прикосновение? Затаился ли он, готовый разнести меня в клочья из своего автомата, едва я двинусь с места?

Я задержал дыхание на целую вечность, в любой миг ожидая смерти. Но ничего не случилось. Не было слышно никаких звуков, кроме жестяного завывания ветра. И никакого движения, кроме крутящегося песка, камней и прочего. Я понял, что враг не смог отличить прикосновения моей руки от ударов ветра. Преимущество было за мной, и я приготовился действовать.

Но что я должен был сделать? Винтовка, впившаяся мне в спину, была бесполезна на малых расстояниях. Если я промахнусь или всего лишь раню араба, он точно изрешетит меня из автомата. Может, нужно выстрелить и попытаться ударить его прикладом - но вслепую это опасно.

Оставался только длинный нож у меня на поясе. Лучше всего было вскочить, броситься на противника и несколько раз ткнуть ножом. Но я медлил, потому что нож довольно своеобразное оружие, и как ни посмотри, а колоть им с яростью берсерка дело неприятное. Я уже достал его и взял на изготовку, но тут прикосновение к холодной стали вызвало у меня отвратительное ощущение в животе.

Честно говоря, я уверен, что не трусость заставила меня отступить. Общеизвестно, что человек, который может убить из ружья на расстоянии тысячи ярдов, совсем не обязательно способен проделать это голыми руками лицом к лицу. Для первого нужен инстинкт охотника, для второго - менталитет мясника. Кроме того, моим прямым делом было охранять грузовик, а не убивать арабов. Поэтому я осторожно стал отползать к грузовику, чтобы посоветоваться с Дэйном и выбрать наилучший способ действий.

Я отполз футов на пять, и тут какое-то предчувствие заставило меня остановиться. Я всмотрелся в крутящийся песок и прислушался. Потом очень медленно протянул руку вперед. Осторожно, очень осторожно мои пальцы коснулись той же грубой материи, что и раньше. Я отпрянул назад, как будто обжегся.

Каким-то образом араб обошел меня. Путь к отступлению был отрезан, и теперь оставалось только пустить в ход нож.

Я приготовился, присев с ножом в одной руке, и вытянул другую руку перед собой, сосредоточив внимание на пальцах. Я коснулся материи. Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди, я бросился вперед, издав невольный возглас, и ударил ножом.

Я упал на тело, которое извивалось с силой и хваткой питона. Я промахнулся, и нож зарылся в песок. Я выдернул его, и тут мой противник ухватил меня одной рукой за кисть, державшую нож, а другой - за волосы. Он несколько раз стукнул меня головой об землю, и я попытался вспомнить слова молитвы.

Затем я услышал над ухом голос Дэйна:

- Ахмед, бога ради, прекратите попытки меня убить!

Скорее рефлекторно, чем повинуясь рассудку, я перестал бороться. Дэйн отпустил мои волосы, но руку еще держал. Он спросил:

- Ахмед, вы знаете, кто я?

- Да знаю, знаю, - зло ответил я. - Пожалуйста, мистер Дэйн, отпустите меня.

Он отпустил меня. Чувствуя себя полным дураком, я спросил:

- Что вы делаете на моей территории? Как я мог предположить, что...

- Я на своем месте, - возразил Дэйн. - Но вы, кажется, заблудились.

- Невозможно! Ну ладно, а как я должен был узнать вас?

- Я вам дважды сказал.

- Что?

- Когда вы в первый раз меня задели, я сказал вам, что это я. Еще я сказал вам, чтобы вы возвращались на свою сторону. Вы отошли в сторону, потом опять наткнулись на меня. Я опять повторил вам все это, вы еще раз меня задели, а потом прыгнули.

- О Аллах! - воскликнул я. - Да вы, должно быть, шептали, потому что я ни слова не услышал.

- Я кричал. Вы, наверное, слишком усердно вслушивались.

- Предположим, - сказал я, чувствуя себя еще большим дураком, чем обычно, и не в силах найти подходящий ответ. - Ветер, должно быть... А как вы поняли, что это я?

- Я слышал, как вы ругались про себя, - ответил Дэйн.

- Вот как? Странные вещи случаются во время пустынных бурь. Полагаю, мы вернемся по местам, а не станем сидеть здесь и спорить, как пара старух.

- Хорошая мысль, - согласился Дэйн и пополз прочь.

***

...По веревке я вернулся к грузовику и снова развернулся, на этот раз изо всех сил следя за ориентацией. Никогда в жизни я не испытывал такого огорчения. Я давно знал, что н Дешт-и-Кавир у людей бывают странные галлюцинации и что чувства временами начинают обманывать. Я знал о панике, которая иногда нападает на людей во время бури, лишая остатков здравого смысла. Но я никогда не думал, что подобное случится со мной. Особенно досадно было, что свидетелем этого стал Дэйн, который выглядел в этой истории совершенно непогрешимым. И однако я находил некоторое утешение в том, что Дэйну, возможно, просто не хватает воображения для галлюцинаций.

Час проходил за часом, а ветер все не утихал. Я внимательно патрулировал свой участок, нервы были напряжены до предела в ожидании врага, который все не появлялся. Время от времени я глотал воду с песком из фляжки и подкреплялся рисом с песком. Дело шло к рассвету - любимое время нападений арабов. Я боролся со сном и старался не терять бдительности, но глаза от усталости закрылись, и чудесное ощущение покоя охватило меня.

Распознав приближение опасности, я собрался с духом и заставил себя ползти. Но сон обволакивал меня, даже когда я двигался, и я грезил о высоких фонтанах, в которых играет радуга, о воде, текущей по мрамору, о мокрой повязке на лбу...

Внезапно я очнулся. Я спал и видел сны, пока полз, и сны казались крайне реальными. Мокрая повязка была у меня в руке, но уже сухая и какая-то странная. Потом я понял, что держу в руке кусок веревки.

Меня охватила тревога. Я подождал, и тут она заскользила вперед, а потом остановилась.

Чтобы не ошибиться еще раз, я старательнейше убедился, что это не моя веревка. Это была не моя веревка. Она принадлежала кому-то другому. Вопрос: кому?

Я сидел и думал, а веревка ползла и ползла помаленьку, почти параллельно моей, к грузовику. Я решил, что это страховка Дэйна. Я, видимо, снова оказался на его участке или он забрел на мой.

Я уже готов был окликнуть его, когда меня остановила тревожная мысль. Я снова коснулся веревки, осторожно ее ощупав. Наши веревки были из прочной крученой манильской пеньки. А эта - из простого хлопка. Я совершенно потерял чутье - эта веревка принадлежала арабу.

Я вытащил нож. Но долгое ожидание, происшествие с Дэйном и неистовая буря совершенно лишили меня уверенности и сил. Руки у меня дрожали, и я знал, что не смогу заставить себя проследить эту веревку и заколоть ее владельца. Я чуть не заплакал от разочарования. Наконец я потянулся и обрезал веревку араба, ухватил ее за конец и как следует дернул. Затем отскочил в сторону.

Реакция последовала немедленно - автоматная очередь вспорола землю рядом с тем местом, где я обрезал веревку. Я перекатывался дальше, а араб стрелял. Он палил во все стороны, но я уже был далеко.

С другой стороны раздалось три винтовочных выстрела, и затем раздался крик боли. Дэйн явно стрелял на звук. Больше выстрелов не последовало. Я представил себе, как араб ползет по земле, пытаясь найти обрезанный конец своей страховки. Я подождал немного, затем вернулся по своей веревке к грузовику.

***

На востоке горизонт озарился слабым желтоватым светом. С первыми лучами рассвета буря пошла на убыль. Менее чем через час ветер утих, и мы смогли посмотреть друг на друга.

Для поздравлений было мало времени. Мы снова взялись за работу, вытаскивая грузовик из песчаного плена. Он выглядел точь-в-точь как высокий крутой бархан, и, если бы мы не были к нему привязаны, мы бы его никогда не нашли. Через четыре часа мы отгребли достаточно песка, чтобы Хансен смог завести мотор и помочь нам. Еще через час при помощи лопат, веревок и рычагов мы снова пустились в путь.

Но мы были не одни. Оглянувшись, мы увидели знакомое облако пыли на дороге. Эти проклятые арабы продолжали нас преследовать. Дэйн долго разглядывал их в бинокль. Наконец он сказал нам, что из пяти врагов у нас осталось только четверо.

Этого было более чем достаточно, чтобы компенсировать мою ошибку.

Глава 19.

Человеку свойственно расслабляться после напряжения. Действие порождает реакцию, следствие энтузиазма - усталость, напряжение вызывает слабость, а героизм есть следствие плохой памяти... Из таких сентиментальных афоризмов и натянутых противопоставлений я пытался сплести философскую рамку для нового неприятного факта.

Это случилось в середине дня, когда мы спустились с гор и выехали на открытую каменистую равнину. Водитель джипа, увидев свой шанс, свернул с дороги. Держась вне пределов досягаемости наших винтовок, он вел джип параллельным курсом, потом обогнал нас и выехал на дорогу впереди. Несколько минут мы еще видели его, потом остались только пыль и выхлоп, а потом не стало видно вообще ничего.