БЕЛАЯ СМЕРТЬ - Шекли Роберт

Арабы были на время лишены средства передвижения. Но, как только они сменят шины, они нас догонят. Они имели преимущество в скорости и маневренности, а также в огневой мощи. Мы, возможно, могли бы сдерживать их в горах, но что случится потом, было легко представить. Для того чтобы не позволить им подъехать близко и стрелять по покрышкам, мы должны были посадить на крыше наблюдателя.

Я видел, к чему ведет эта идея, и изо всех сил ей воспротивился. На крыше грузовика нет никакого укрытия, сказал я, и на такой дороге на ней совершенно невозможно удержаться. Тот, кто займет позицию стрелка, не продержится там и десяти минут.

Дэйн со мной не согласился. Он показал на карниз, шедший вдоль всей крыши, и на поднятую крышку люка в задней части. Можно уцепиться за карниз и спрятаться за люком, сказал он.

- Только не на повороте, - возразил я.

- Моя смена первая, - сказал Дэйн. - Через час смените меня.

Я не мог отказаться. У нас не было времени, чтобы расходовать его впустую, потому что арабы, вероятно, уже были почти готовы продолжать путь. Мы с Хансеном сели в кабину, а Дэйн залез на крышу. У него была винтовка и портупея с боеприпасами через плечо. Хансен посмотрел на разбитое ветровое стекло и покачал головой. Затем он тронул машину. Вскоре мы набрали приличную скорость.

Глава 17.

К концу дня мы доехали до Таббаса, жалкого оазиса посреди Дешт-и-Кавир. Мы пополнили свои запасы воды, купили еды - уж какая нашлась у полусотни здешних обитателей, и поехали дальше. Впереди лежала худшая пустыня, а где-то позади болтался джип, полный злых вооруженных арабов.

Мы ехали по ровной местности под полной луной всю ночь. Я сменил Дэйна на его посту. На рассвете он снова занял это место. Арабы не показывались, и я начал думать, что с их джипом что-то случилось.

Но они появились незадолго до полудня и полчаса ехали за нами, явно высматривая и вырабатывая тактику.

Когда они начали действовать, это было стремительно и неожиданно. Частично скрытый плотными клубами пыли, джип рванулся на нас кавалерийской атакой. Дэйн стрелял с крыши, я - высунувшись из окна. Они палили в нас из автоматов. Я слышал, как колотят пули по заду машины, а один раз пуля врезалась в дверцу с моей стороны. Затем Дэйн влепил пулю им в ветровое стекло и еще две - в решетку радиатора, промахнувшись по колесам. Джип немедленно отстал. Еще дважды арабы пытались обогнать нас, и оба раза мы их отгоняли. По огневой мощи они нас превосходили, но палили неорганизованно и бестолково. Кроме того, передняя часть их джипа была весьма уязвима. Сзади нашего грузовика нечего было выводить из строя - разве что прострелить шины или убить стрелка, а это были непростые мишени. Дэйн хорошо прятался, а колеса были полускрыты рамой машины и частично защищены кузовом. После третьей попытки арабы отстали и следовали за нами на безопасном расстоянии, явно пытаясь придумать некую новую каверзу.

Мы ехали весь день, остановившись только в полдень, чтобы перелить горючее из канистр в бак. Мы обнаружили, что две канистры пробиты пулями, но Хансен считал, что нам хватит горючего, чтобы добраться до Йезда. Остановились мы, развернув грузовик поперек дороги. Мы с Дэйном заняли позиции на скалах, пока Хансен переливал горючее. Арабы пытались приблизиться, но выстрелы наших дальнобойных винтовок их отогнали.

Я представлял себе, что они чувствуют. У них были превосходные автоматы, чудесные штуковины, которые как следует грохотали и выплевывали яркие трассирующие пули, и все же им помешали два человека с обычными винтовками. Дальность прицельной стрельбы была у нас по крайней мере ярдов на пятьдесят больше, чем у них, и в этом-то и заключалось дело. Но арабы всегда питали слабость к грозным с виду военным игрушкам.

Дозаправившись, мы продолжили путь. Мы с Дэйном по очереди дежурили на крыше, но ничего не случилось. У нас вроде бы не было причин не дотащить арабов до Йезда, до которого было не больше сотни миль, а там арестовать их при помощи местной полиции.

Но я, конечно, не принял в расчет коварства Дешт-и-Кавир. Пустыня до сих пор была невероятно безобидной, но исключительно ради того, чтобы заманить нас и уничтожить. В сумерках она показала свое истинное лицо, затянув нас на солончак.

Мы с трудом вывели грузовик оттуда и поехали дальше уже осторожней. Поднялся ветер, и нам в лицо полетела пыль. Хансену пришлось сбавить скорость. Но, даже пустив в ход все свое умение, он не смог избежать другого солончака. Грузовик затянуло по самые оси, и мы вылезли из кабины, чтобы решить, что делать.

Едва мы прекратили движение, как пустыня обрушила на нас всю свою ярость. Ветер уже не свистел, а завывал и ревел. В воздух взвились пыль, песок и обломки камней. Мы продолжали работать, зацепив трос за заднюю ось и заякорив ее на твердой поверхности. Ветер достиг силы урагана, выметая все между небом и землей. Посреди дня вдруг настала ночь, потому что не было видно даже собственных рук. Мы прекратили работу и заползли под грузовик, ища укрытия.

Однако прятались мы недолго. Дэйн наклонился к моему уху и прокричал:

- Сейчас самое удобное время для нападения!

Я крикнул в ответ:

- Если они отойдут на десять футов от своего джипа, они никогда больше его не увидят!

Но Дэйн мне не поверил, да и я не верил сам себе.

Арабы-кочевники - настоящие дети пустыни. Никто не может сказать, что они могут в пустыне, а чего нет. Я покрепче ухватил свою винтовку и всмотрелся в песчаную бурю. Никто не сумеет передвигаться в ней, твердил я себе. Это невозможно, это самоубийство, об этом и помыслить нельзя.

Но откуда-то я знал, что именно сейчас совершалось невозможное и эти пятеро отродий больной шлюхи приближаются к нам - смутные фигуры, скрывающиеся в темноте бури.

Глава 18.

Мы втроем тут же устроили военный совет - голова к голове, перекрикивая шум ветра. Главной нашей задачей было уберечь себя и особенно грузовик - главным образом грузовик. Если арабам удастся лишить нас средства передвижения посреди пустыни, мы будем все равно что покойники. Дешт-и-Кавир убьет нас так же верно, как пуля в живот, и почти так же мучительно.

Хансен, нервничающий из-за внезапной потери видимости, хотел укрыться за чем-нибудь массивным и стрелять по всему, что движется. Мой план был более тонким. Мы должны были разделиться, чтобы перекрывать пространство вокруг, как паутиной, со мной в центре.

Дэйн коротко разобрал обе идеи, которые, как я полагаю, характеризовали скорее наш образ мыслей, чем ум. План Хансена он назвал статичным и самоубийственным, а мой, по словам Дэйна, был неосуществим и его легко расстроить.

Он, конечно, был прав, и мы с Хансеном сердито спросили его, что же предлагает он сам.

С этой своей тягой к безумным импровизациям Дэйн уже приготовил ответ. Мы должны обвязаться веревками, сказал он, а другой конец веревки привязать к грузовику. Таким образом мы, словно козы на привязи, сможем патрулировать пространство вокруг грузовика, ползая по земле, как черви.

Мы с Хансеном стали возражать. Но Дэйн спросил - уж не предпочитаем ли мы сидеть в грузовике и ждать, пока нас кто-нибудь не пристрелит, и ответа на это у нас не нашлось. Я вообще сомневался, что найдется человек, способный переспорить Дэйна, если он что-то решил.

Через пару минут Хансен был привязан короткой веревкой - следить за мотором и передними колесами грузовика. Дэйн, на длинной веревке, стерег правую сторону, с которой располагался бак и большая часть канистр с горючим. Я, тоже на длинной веревке, охранял тыл.

Я выполз из-под грузовика, обвязанный за талию веревкой, с винтовкой на спине. В пяти футах я уже не мог различить ни грузовик, ни что-нибудь еще. Ветер выл, будто огромный зверь в агонии, и пустыня кипела, как штормовое море. Земля перестала повиноваться законам гравитации - в этой бешеной круговерти все горизонтальное сделалось вертикальным. Я уже привык к потокам песка, которые хлестали меня по лицу. Более всего меня смущало то, что я не мог понять, в какую же сторону я смотрю. Ветер пустыни, не повинующийся никаким законам, кроме своих собственных, дул со всех сторон, осыпая меня крошевом из песка, пыли, осколков камня и ошметками растений.

Я полз вперед, молясь о том, чтобы моя веревка была привязана прочно, и о том, чтобы арабы прислушались к голосу разума и остались в своем джипе. Я полз, обмотав свой тюрбан вокруг лица и почти закрыв глаза. Фут за футом я отполз на всю длину своей веревки, развернулся назад - и тут моя вытянутая вперед рука наткнулась на грубую ткань.

Я отдернул руку, как будто прикоснулся к скорпиону. Я лежал совершенно неподвижно, вглядываясь в поднятую ветром муть - и ничего не видел, прислушиваясь к подозрительным шорохам - и ничего не слышал. Не постыжусь сказать, что на секунду ослабел от страха.