Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В подписи к этой карикатуре «Немецкая культура — хлеб К. К.» аббревиатура расшифровывается просто: Kaiserlich Kriegs, то есть «императорский военный»
Французские говяжьи консервы в разы превосходили американскую консервированную солонину, из тушенки на передовой могли изготовить что угодно. Избыток мяса в пайках пуалю[177] даже беспокоил военные власти — как бы дело не дошло до желудочных расстройств. При этом зимой 1916 года солдаты запросто могли по несколько суток не видеть горячей пищи. Французы всегда ждали вкусных гостинцев из дома. Одному солдату жена отправила посылку с двумя кроликами и кулинарным жиром, а к ним — бутылку вина[178].
Сенегальским стрелкам на Западном фронте приходилось приспосабливаться к трехразовому питанию, отвыкая есть от пуза один раз в сутки. Африканцы были готовы довольствоваться рисом, зато важным элементом их рациона являлись орехи кола[179]. На исходе войны, в 1918 году, в суточный паек французского солдата входило 600–750 граммов хлеба, 300–350 граммов мяса, сушеные бобы (300350 граммов, но на неделю). Картофеля в те же семь дней он мог съесть до двух с лишним килограммов. Прочие овощи подавались свежими либо шли сушеными взамен риса и макарон.
Британцы и канадцы, как и их французские соратники, уповали на посылки от родных: продукты из-за моря могли оказаться щедрым приварком к скудному пайку. Степень их свежести обычно отступала на второй план. То же самое касалось и прессы, поступавшей на фронт с заведомым опозданием. Газеты были очень востребованы в войсках, они заказывались из дома дюжинами и расходились по рукам. Помимо утоления особой, «информационной» разновидности голода, печатное слово из дома поднимало солдатам дух. Но если чтением вслух одной-единственной передовицы можно было «насытить» десятки однополчан без различия в чинах, то в случае с рационом действовал вполне себе кастовый принцип. Справляя первое Рождество на фронте, британские офицеры потчевались омарами, жареной индейкой с сосисками, пудингом, мармеладом и сыром соломкой… Ну а воспоминания одного из томми[180] о празднике были иными: «Все и вся покрыто грязью. Грязь на руках и лице, на шее, она в пище и чае»[181]. Справедливости ради необходимо отметить, что вышеописанный пир был редкостью для передовой, а потери в рядах британского офицерского корпуса превышали таковые среди рядового состава.
Зато союзниками России на Западном фронте Великой войны оказался успешно решен вопрос водоснабжения армии. Одни только Британские экспедиционные силы к лету 1915 года исчислялись полутора миллионами человек и полумиллионом лошадей, одинаково сильно нуждавшимися в питье. Директор Геологической службы Великобритании сэр Обри Страхан весной 1915-го приступил к составлению доклада об источниках воды в Бельгии и Северной Франции и подробной геологической карты театра военных действий. Его ученик Уильям Кинг в августе 1914 года добровольцем пошел на военную службу в чине младшего лейтенанта ульэских стрелков, но уже полгода спустя основательно занялся гидрогеологией. Для того чтобы обеспечение войск водой не зависело от случая, ее решили добывать прямо из недр на основе имевшихся карт. Буровые установки вскрывали водоносные слои в грунте, откуда вода поднималась на поверхность насосами. После окончания Первой мировой Кинг опубликовал каталог 414 действовавших во Франции скважин[182].
А еще именно французу наряду с технологией обеззараживания воды ультрафиолетом мир обязан внедрением хлорирования — или, пользуясь забытым ныне термином, «верденизации». Его изобретателем считается Филипп-Жан Бюно-Варийя — весьма известная персона, инженер, строитель Панамского канала, затем — посол независимой Панамской республики, по сути, отдавший в 1903 году США в долгосрочную аренду территорию вокруг канала. В 1916 году же он, как французский офицер, служил в Вердене и отвечал за обеспечение защитников крепости качественной водой. Методика ее очистки по Бюно-Варийя была двухэтапной: сперва 1–4 милиграмма хлора на литр воды в течение 3–6 часов обеззараживали ее, а затем хлор в жидкости нейтрализовывался гипосульфитом. Однако при наличии отсутствия последнего командование не колебалось с разрешением обойтись одним лишь хлором — особенно после прибытия в ближний тыл контингента рабочих из Индокитая, страдавших амебной дизентерией. Бюно-Варийя с помощью медиков при штабе 2-й французской армии в Бар-ле-Дюке выяснил, что для нужного эффекта довольно и десятой доли дозы хлора — 1 милиграмма. Полезный яд помещали в литровую емкость с водой и старательно взбалтывали. «Это небольшое количество хлора не только уменьшило, как я надеялся, содержание кишечной палочки в воде, что казалось маловероятным, но и полностью истребило ее», — вспоминал Бюно-Варийя[183]. Он и окрестил новый способ «верденизацией» — в память о кровопролитном сражении ли, потерянной в нем ноге ли…
В итальянской армии рацион рядовых должен был включать в себя 750 граммов хлеба и 375 граммов мяса, на деле же его не всегда выходило и 300 граммов. Кроме того, разумеется, 200 граммов макаронных изделий ежедневно, а также немного шоколада, кофе, сахара, сыра и пряностей. Солдатский рацион выглядел достаточно разнообразным, но по его энергетической ценности планка в 3500 килокалорий в сутки так толком и не была достигнута — в лучшем случае выходило 3000, на тысячу килокалорий меньше рекомендуемого минимума для современных альпинистов.
К концу 1916 года пайки оказались урезаны до 600 граммов хлеба и четверти килограмма мяса, дважды в неделю заменявшегося соленой треской. Снабжение оставляло желать много лучшего, порой войска не получали горячей пищи, а кофе и шоколадом угощались еще реже. Другое дело, что даже такой стол казался вчерашним крестьянам роскошным, ведь многие из них в мирное время мясо-то ели лишь несколько раз в году. Тем не менее добыча продовольствия на передовой своими силами, с риском для жизни, была в порядке вещей. «Те трусы, что приказывают нам… У них есть все, у них довольно [воды], чтобы мыться, пока мы умираем от жажды… И столь же голодны, как тигры. У них есть фрукты, овощи и прочее, они объедают бедных солдат здесь, в окопах», — писал солдат-миланец домой в январе 1916 года. Да, офицеры королевской армии в целом питались более сытно и даже умудрялись соблюдать сиесту, однако были вынуждены тратить на пропитание собственные средства — выплачиваемых денег остро не хватало. Одному добровольцу, по его расчетам, военная служба обходилась в 4000 лир менее чем за год. С учетом условий театра военных
