Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни - Уильям Лобделл

Фриберг не привыкла выступать перед журналистами. Неуверенным голосом, усиленным микрофонами, зачитала она по бумажке свое заявление. Католические диоцезы Лос-Анджелеса и округа Оранж готовы выплатить ее клиенту Райану Ди Мария пять миллионов двести тысяч долларов с целью улаживания дела, возбужденного им против диоцезов и Харриса пять лет назад. Харрис по-прежнему отрицает, что растлил Райана, однако согласен выполнить свою часть соглашения и сложить с себя сан. Репортеры загудели: огромная сумма, известность Харриса — все это обещало отличные репортажи.

В дополнение к денежной компенсации, продолжала Фриберг, диоцез округа Оранж согласился принести извинения четырем другим предполагаемым жертвам Харриса. Но важнее всего, что диоцезы Лос-Анджелеса и округа Оранж (последний был сформирован в 1975 году и включил в себя южную часть Лос-Анджелесского архидиоцеза) согласились внести в правила работы с жалобами на сексуальные преступления священников одиннадцать изменений. Сейчас кажется, что эти изменения напрашивались сами собой: однако не забудем, до секс-скандала, разразившегося в Бостоне и потрясшего всю страну, оставалось еще пять месяцев. В августе 2001 года соглашение с Ди Марией было для Католической церкви беспрецедентным.

Вот некоторые из этих изменений. Все священники, в прошлом у которых имеются подтвержденные случаи сексуальных преступлений, должны оставить служение. (Удивительно, но в 2001 году это было совсем не очевидное требование! И в Лос-Анджелесе, и в округе Оранжслужило немало известных священников, в прошлом у которых были случаи растления несовершеннолетних. Двое клириков в Лос-Анджелесе оставались на своих местах при том, что были осуждены за сексуальное насилие над детьми!) Церковь обещает предоставлять жертвам сексуальных преступлений клириков независимых адвокатов, которые помогут им вести дело. (В диоцезе Оранж епископ поначалу предлагал в качестве «независимого адвоката» собственного церковного юриста!) Диоцезы готовы организовать бесплатную горячую линию и веб-сайт, с помощью которых жертвы насилия смогут сообщать о себе, при необходимости, анонимно. Запрещаются церковные мероприятия, в ходе которых священник остается с несовершеннолетними наедине. Дурное поведение священника больше не скрывается в секретных документах, о существовании которых не подозревают ни прокуроры, ни адвокаты потерпевших. Диоцезы готовы разработать и провести образовательную программу, посвященную предотвращению сексуального насилия.

Разумеется, никто не предполагал, что Католическая церковь окажется прибежищем педофилов. Однако клирики воспитываются в иерархической культуре: их призывают превыше всего ценить верность и послушание и всячески избегать скандалов и вмешательства светских властей. Кроме того, им внушается вера в силу искупления. Вот почему, узнав, что какой-нибудь священник изнасиловал мальчика, все считают: главная их задача — не дать вынести сор из избы. С жертвой и ее семьей обходятся так, чтобы избежать скандала — обманывают их, заставляют молчать угрозами или моральным шантажом. Если это не действует, им тайно выплачивается денежная компенсация. Никогда церковное начальство по доброй воле не сообщит о преступлении светским властям. Иногда провинившегося священника переводят в новый приход, к ничего не подозревающим прихожанам, положившись на его уверения, что он покаялся и больше не согрешит. Иногда тайно отправляют его в католический лечебный центр, где с ним работают психологи и психиатры — до тех пор, пока, по их мнению, он не перестанет представлять опасность для детей. Тогда он так же тихо возвращается к священническому служению. С точки зрения епископов, это отлично решало деликатную проблему: священник исцелялся — властью Бога или же средствами психологии и психиатрии, — а церковь оставалась незапятнанной. Ни восстановление справедливости, ни помощь изнасилованному или развращенному ребенку в это уравнение не входили; у католического священства не принято было думать о таких вещах, сталкиваясь со скандалами. И такое отношение практиковалось не только в нескольких диоцезах по стране — это была почти повсеместная стандартная практика.

***

Райан Ди Мария рассказал мне, почему настоял на реформе. «Цель моего иска, — сказал он, — именно в том, чтобы таких случаев [случаев сексуального насилия священников над детьми] больше не было — или хотя бы стало как можно меньше».

Райан, двадцати восьми лет, только что закончил юридический вуз. Мне хотелось верить этому невысокому пареньку со следами юношеских угрей на лице; он выглядел искренним, и все, с кем я разговаривал, подтверждали, что он решительно настаивал на одиннадцати изменениях в политике церкви, несмотря на упрямое сопротивление диоцеза. Судья подтвердил, что ради этого Райан согласился на меньшую сумму компенсации. Однако меня смущал размер выплаты — пять с лишним миллионов! Из иска следовало, что Харрис совершал с Райаном непристойные действия дважды, около десяти лет назад. Конечно, это очень неприятно, но, на мой взгляд, никак не стоило пяти миллионов!

Зачем тратить столько сил на войну с церковью из-за случая десятилетней давности? Не лучше ли было бы для самого Райана оставить прошлое в прошлом и жить своей жизнью?

Вернувшись в офис, я позвонил Мэри Грант, основательнице южно-калифорнийского отделения Сети Пострадавших от Насилия Священников (СПНС). В 1991 году, после того как отец Джон Линихан, энергичный священник-ирландец, признался, что занимался сексом с несовершеннолетней Мэри в течение четырех лет, она получила от диоцеза Оранж компенсацию в 25 тысяч долларов. С тех пор Мэри неустанно выступала за то, чтобы Католическая церковь пересмотрела свое отношение к насилию священников над детьми. В частности, она требовала, чтобы ее обидчик был отстранен от служения; однако на это церковное начальство не соглашалось. Несмотря на признание Линихана в преступлении, карьера его процветала: летом 2001 года он был любимым пастором крупного и влиятельного прихода в Дана-Пойнт, на берегу Тихого океана. Мэри и ее единомышленникам не удавалось ничего добиться. Гражданские власти, возможно, не желая связываться с церковью, отклонили ее иск в связи с истечением срока давности. СМИ, как местные, так и федеральные, за несколькими исключениями, отказывались освещать эту проблему. Но теперь, сказала она мне, Райан наконец-то заставил церковь измениться. Победа!

Я записал ее слова, а затем спросил:

— Но, Мэри, что скажете о деньгах? Пять миллионов двести тысяч — неужели это справедливая плата за то, что произошло с Райаном?

Мэри сразу поняла, что я имею в виду.

— Вы когда-нибудь бывали на встречах пострадавших? — мягко спросила она.

Я ответил, что нет.

— На этой неделе в Лонг-Бич проходит наша встреча. Может быть, придете, посидите с нами? Мне кажется, тогда вы лучше поймете, о чем речь.

Я согласился.

Известие о соглашении между Райаном и диоцезом (мой репортаж вышел на первой странице «Таймс») потрясло католическую общину. На клириков реформа произвела действие взорвавшейся бомбы. Скоро католические лидеры начнут шерстить свою документацию в поисках подтвержденных случаев сексуальных злоупотреблений! Но что значит «подтвержденные»? Что, если много лет назад какой-нибудь псих лживо обвинил тебя в сексуальных домогательствах? Кто будет решать, какие обвинения «подтверждены», а какие нет? Кому запретят служить? Как защитить порядочных священников от анонимных обвинений по телефону «горячей линии»?

Я получал множество звонков от разгневанных читателей, негодующих на то, что я погубил доброе имя отца Майка. Несмотря на выплату компенсации, на извинения, на реформы, на заявление епископа Тода Д. Брауна, гласившее, что у него «имеются серьезнейшие сомнения в невиновности [Харриса] в этих деяниях, учитывая количество поданных на него жалоб, их схожесть и, по всей видимости, искренность людей, сделавших эти заявления», они по-прежнему верили в его невиновность.

Сторонники Харриса цеплялись за заявление, выпущенное его адвокатом, где утверждалось, что Харрис не сделал ничего дурного, а соглашение с Ди Марией заключено «по причинам делового характера».

«Монсиньор Харрис гордится своей успешной работой со школьниками; сотни его бывших учеников остаются его друзьями и сторонниками», — говорилось в заявлении.

Фанаты Харриса напоминали мне присяжных, судивших О-Джей Симпсона: несмотря на гору свидетельств, они отказывались признавать виновность своего священника. Поначалу я пытался с ними спорить. Но переубедить их было невозможно. Дальше я уже не спорил, а просто давал им излить душу. В их ярости ощущалось отчаяние. Как будто, если признать, что Харрис развращал мальчиков, рухнет весь тщательно выстроенный мир их веры.