Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник) - Виктор Топоров

Плох тот властитель дум, что нынче ходит не враскорячку. Ведь это означает, что им побрезговали.

По мере обвального успеха реформ все отчетливее обозначалась дилемма: с властью или с народом? Или чуть по-иному – с властью или с демократией? Потому что, поддерживая власть, можно было уповать только на то, что она усидит, лишь прибегнув к антидемократическим средствам, и чем брутальнее, тем надежнее. Дело – чисто лингвистически – усложнялось тем, что люди, уповавшие на антидемократическую власть, именовали себя демократами. Поэтому они со временем приняли другое самоназвание: либералы (и сразу же распределились по трем разрядам – либерал-предатели, либерал-паскудники и либерал-идиоты, но об этом я не раз писал ранее). Но внутренняя форма слова опять подкачала: либералы, они ведь должны быть за свободу. За права. За права человека в том числе – подлинные, а не сугубо демагогические. А какое право исповедовали наши либералы? Лишь одно – угодить. Только бы не ухудшать качество жизни. Даже после дефолта. Особенно после дефолта… Оставалось поступиться прочими правами и свободами.

1993 год оказался критическим: интеллигенция полезла угождать.

Был я однажды на встрече переводчиков с редколлегией серии «Литературные памятники». Вечер вел и, естественно, возглавлял ныне покойный академик Лихачев, тогда отчасти как бы опальный. Все ораторы (переводчики, доктора наук, члены Союза писателей) угождали академику с такой непристойной прытью, что нормальный человек на его месте непременно одернул бы их. Академик Лихачев, тогда еще далеко не престарелый, лишь благосклонно покачивал головой. И как раз в то время он пробился на прием к первому секретарю обкома Романову:

– Почему меня в очередной раз не пустили на конгресс в Италию?

– Потому что, беседуя с американским профессором по дороге из Пушкинского дома в Комарово, вы услышали от него, что во время войны Ленинград надо было сдать немцам, и не дали отпор.

– Это ложь! Я дал отпор!

– Недостаточный…

– Более чем достаточный!

– Мы склонны больше доверять показаниям таксиста.

Ельцина Лихачев любил и Горбачева тоже любил. Однажды я сидел рядом с ним на встрече опального уже Горбачева с петербургской творческой интеллигенцией. Народу было мало. Собчак категорически не рекомендовал (эта формула – плагиат, именно ее я слышал в Москве по радио в день похорон М. И Суслова: ГАИ категорически не рекомендует частным водителям проезжать в центр города), но Лихачев все равно пришел. И пожал руку Михаилу Сергеевичу, и поцеловал Раисе Максимовне. Убежден, что это был самый смелый поступок в девяностолетней жизни: вроде мгновенной интрижки в поезде, когда в соседнем купе едет законная жена.

Интеллигенции нужен мужик. Это знали еще во времена Чехова. Но в XX веке (да и в XXI веке тоже) ей нужен не просто мужик, а мужик во власти. Горбачев интеллигенцию любил, а она его не очень. То есть сначала – да, а потом не очень и даже очень нет. Почувствовала мужскую слабость. Никто (кроме, понятно, Сталина, но это отдельная песня) не носился с творческой и научной интеллигенцией вполстолько, как Михаил Сергеевич, а она взяла да и переметнулась всем скопом к Ельцину. От него мужским духом пахло. Ожидалось, что возьмет он кнут в руку да пойдет учить ее уму-разуму во всех мыслимых и немыслимых позициях. Она уж и французское белье за границей прикупила. Или в секс-шопе. Но не сладилось. И теперь, когда долгому ельцинскому царствованию пришел нежданный-негаданный конец (а разлюбили его еще раньше), самое время подумать о том, почему не сложилось или же сложилось не так хорошо, как можно было надеяться.

Стар оказался всенародно избранный? Но старый конь, он ведь борозды не портит, хоть и пашет неглубоко. Не приглянулась лошадка? Да и кому такая приглянется? Все верно, так ведь безрыбье. «Других писателей у меня для вас нет», – помаленьку входил в сексуальный раж Иосиф Виссарионович. На сторону ходил БЕН? Нет, в любви, даже мимолетной, к патриотической интеллигенции он тоже не был замечен.

Ответ, думается, в мемуарах кремлевского телохранителя. В той их части, что посвящена соленой рыбе. Поначалу мне казалось, будто Борис Николаевич не любит соленой рыбы, пишет Коржаков, но потом я понял, что любит – просто ленится ее чистить. Вот оно слово – «ленится»! Любил соленую рыбу, но ленился ее чистить, любил реформы, но ленился их проводить, любил интеллигенцию, но ленился ее по прямому – и единственному – назначению употреблять. А ведь это только женщина любит ушами. Тогда как интеллигенции подавай усиленное внимание к куда более деликатным органам. А уж по «некоторым позициям» спора не возникнет.

Путина интеллигенция полюбила вприглядку. Не красавец, не харизматик (потом, однако, выяснилось, что и красавец, и харизматик), зато офицер. Офицеры, они, сами знаете, одичали у себя в гарнизонах. А уж в Германской Демократической Республике…

– Вам надо жениться до окончания университета, – внушали студентам-германистам (мне в том числе) на военной кафедре. – Потому что по окончании мы пошлем вас офицерами в ГДР. А если там вы спутаетесь с немкой – сразу под трибунал. Если с женой товарища – офицерский суд чести, и дослуживай в рядовых!

В Комарове (на соседней с «гадюшником», в котором жил академик Лихачев, даче) зашла к нам на веранду дочь другого знаменитого академика.

– Я всю ночь провела с курдом, – радостно сообщила она. – Такой ненасытный!

И упала в обморок.

А через несколько лет вместе со всей семьей отправилась в эмиграцию – должно быть, воевать за независимость Курдистана. Нечто в том же роде грезится и отечественной интеллигенции в целом. Офицер, он, конечно, не курд, но как знать, как знать…

Откуда, кстати, взялся в Комарове курд? А в Кремле – Путин? Ума не приложу.

Тезис о том, что Путина привела к власти чеченская война, представляется мне весьма поверхностным. Уж интеллигенция-то полюбить ее никак не могла. Путина привело к власти то же самое, что позволило Ельцину в 1996 году выиграть президентские выборы, – твердая уверенность в том, что сам Ельцин никогда и ни за что не уйдет. «Проголосуете за коммунистов – разразится гражданская война», – стращал первый Президент России, и было ясно, что именно он – кто ж еще, если коммунисты приходят к власти законным путем? – ее и развяжет. А гражданской войны и впрямь никто не хотел.

В 1999 году в стране (а в какой-то мере и во всем мире) крепла уверенность в том, что «дедушка» напоследок непременно хлопнет дверью, да так, что мало никому не покажется.

Да ведь и впрямь – при наличествующем объеме президентских полномочий (как реализуемых, так и «дремлющих») и «при наличии отсутствия» гражданского общества – смена власти конституционным путем представлялась и была немыслима.

«Если Ельцина не свергнут и он не умрет, то наверняка та-ак шарахнет!..» – подобные мысли одолевали каждого.

И вдруг выяснилось, что Ельцин не против (или не сильно против) уйти, если мы с вами согласимся на Путина. Как же нам было не возрадоваться подобному повороту событий? Как же было не возлюбить Путина – своего спасителя и избавителя от любого другого (и наверняка еще более ужасного) «дедушкиного» сюрприза? Не чеченская война с избавлением от комплекса национального унижения (комплекс не «болел», взрывы, как выяснилось, осуществили карачаевцы, – а кто у нас, кстати, депутат от Карачаево-Черкесии? – да и войну не выиграть), а уход Ельцина «по-хорошему» – подлинная причина всенародного (и лишь во вторую очередь всеинтеллигентского) путинолюбия. А чем можно отблагодарить избавителя? Чем-чем, сами знаете…

А ведь избавитель должен оказаться круче того, от кого избавил, значит, любовь будет замешана на страхе, а любовь, замешанная на страхе, – это ж Курдистан, виагра и камасутра в одном флаконе!

Бьет – значит любит. Было бы за что – убил бы. Этот может.

Или не может?

Помните актера из анекдота, который способен любить лишь по системе Станиславского в образе то Ромео, то Отелло? Путин – президент виртуальный. И мужик – Мужик! – скорее всего, тоже виртуальный. И хорошо, если виртуальный. Слово «интеллигенция» в данной статье выглядит ругательным. Но только потому, что я обозначаю им нечто совсем другое – нашу творческую, научную и СМИренную элиты. Так они себя называют – элитами. Хотя Ленин, конечно, выражался точнее. А элитами их нынче можно признать разве что в распространенном в наши дни криминально-экономическом смысле. Представители этих элит успели наворовать (читай – расхитить, читай – приватизировать, обзавестись привилегиями и льготами, включая «эксклюзивный» доступ к телу) не меньше в пропорциональном отношении, чем те, кого сегодня называют олигархами или плутократами и кто сегодня спешит записаться в «путократы». Впрочем, и они сами – взять хоть Авена, хоть Лебедева – публика в основном интеллигентная. Чего, конечно, не скажешь об иных представителях «интеллигентных» профессий, в том числе и из элиты.