69 - Рю Мураками

Когда я произносил эти слова, на лице у меня сияла улыбка, как у ведущего телепрограммы «Дневник ученика средней школы», но все остальные тупо молчали. Только Адама поднес руку ко рту, чтобы скрыть улыбку.

Нам пришлось разойтись, а меня вызвали в учительскую. Меня заставили опустится перед главным наставником на колени, а человек десять учителей встали вокруг. Не стану лгать, что они подвешивали меня за ноги к потолку, опускали с головой в воду, лупили по лицу бамбуковым мечом, кололи спину раскаленными щипцами для углей или прижигали бедра паяльной лампой, но они долго кричали и пинали меня ногами, обутыми в тапки.

– Если ты сам ничтожество, то не вовлекай других учеников в свои затеи. Если тебе что-то не нравится в Северной школе, переводись в другую. Дней десять назад мы встречались с выпускниками школы примерно твоего возраста, и все они единодушно заявили, что готовы убить любого, кто будет пачкать грязью имя их школы.

Раздался звонок, и я попросил разрешения вернуться в свой класс, сказав, не опуская глаз, как наставлял меня отец:

– Я вношу деньги за учебу в этой школе и имею право посещать занятия.

Чья-то рука ударила меня по щеке. Это был физрук Кавасаки. Я чуть не расплакался, но не от боли, а от стыда и ярости, что меня смеет лупить такое ничтожество. Расплачься я – это был бы конец. Нельзя, чтобы тот, кто сильнее тебя, видел твои слезы. Иначе он решит, что ты просишь о сострадании, а я испытывал совсем иное чувство.

И ТОГДА ЭТО ПРОИЗОШЛО.

Раздался звонок, и зазвучала школьная радиостанция.

– Внимание! Всем учащимся третьего класса немедленно собраться на школьном дворе. Сегодня проводится собрание по случаю подготовки к соревнованию и уборке спортплощадок. Повторяю! Всем учащимся третьего класса собраться на школьном дворе. Немедленно...

Аихара и Кавасаки уже метнулись, чтобы прервать это объявление, но в дверях им преградили путь человек десять во главе с Адама и Ивасэ.

У Кавасаки на лбу вздулись вены, когда он заорал:

– Что это значит? Что вы собираетесь делать?

– Отпустите Ядзаки, он не сделал ничего плохого, – сказал Адама.

За спиной у него стоял Ивасэ с ребятами из оркестра, Сирокуси со своей компанией, разные члены Клубов регби, журналистики, легкоатлетического и баскетбольного, и еще семь-восемь учеников из моего класса. Я точно не знал, но, видимо, кто-то из последней команды и сделал по радио объявление, изменив голос.

Учащиеся потянулись во двор, разумеется, не все третьеклассники подошли к учительской. Конечно, трудно было бы ожидать этого от тех, кто стирал наши граффити. Адама был само хладнокровие: встав у двери, он блестяще рассчитал, чтобы среди пришедших не было Нарусима и Отаки. Они были самыми тупыми из учащихся: ни в спорте, ни в чем ином не отличились и особой популярностью не пользовались. Адама прекрасно понимал, что, привлеки их, он утратит поддержку остальных школьников. Напротив, Сирокуси, равно как и Нагасэ из Клуба регбистов, Табара по кличке «Энтони Перкинс» из баскетбольного клуба или Фуку-тян, бас-гитара из нашего ансамбля, были широко известны, их знали все. Более того, популярные парни привыкли вести красивую жизнь, и маловероятно, чтобы их прельщала перспектива заниматься уборкой спортплощадок.

Школьный двор превратился в улей. Отовсюду доносились гневные крики преподавателей, требовавших от учащихся вернуться в свои классы. Среди собравшихся – примерно трети учеников третьего класса, всего около сотни – я заметил фигуру Леди Джейн и сразу вскочил на ноги. Поскольку мне долго пришлось стоять на коленях, ноги у меня подогнулись, но я решительно метнулся в сторону Адама с приятелями. Главный наставник что-то произнес, но я даже не обернулся.

Адама поприветствовал меня рукопожатием.

– Пора идти, – завопили все и торопливо направились на школьный двор.

– Подожди, Кэн, – сказал Адама, взял меня за руку и прошептал: – Что нам после всего этого делать?

Видимо, он еще не успел до конца все обдумать. Адама мог быстро среагировать, но сила воображения у него была слабой.

– Ты хочешь сказать, что еще не решил, что делать дальше?

– Да, я считал, что мы вместе что-нибудь придумаем.

– А если я произнесу речь?..

– Ты будешь ГЕРОЕМ.

– Не будь идиотом. Меня выгонят. Меня вызовут в кабинет к директору. Я что-нибудь придумаю. Скажи всем, что я в кабинете у директора.

– И что потом?

– И еще скажи Хисаура, ты знаешь этого парня из студенческого совета, что мне нужно с ним поговорить.

Я один отправился в директорский кабинет.

– Господин директор, это Ядзаки. Можно войти? Я пришел один.

Большинство учащихся притащились на сборище из чистого любопытства. Если им придется ждать слишком долго, они заскучают и поступят так, как им рекомендовали учителя. Я должен был вернуться с какими-то результатами, пока они не успели заскучать. Лично мне хотелось поджечь всю школу, но вряд ли найдется еще хоть один такой же безумец. Мне вовсе не хотелось снова оказаться под домашним арестом или быть исключенным из школы. Об этом я и сказал директору.

– Мы хотим, чтобы вы прекратили подготовку к соревнованиям и уборку спортивных площадок. В таком случае мы сразу же самораспустимся. Я лично обещаю, что все вернутся в аудитории. Если этого не произойдет, я не ручаюсь за то, как себя поведут учащиеся. Поймите, это никак не связано со мной. У нас нет никакого лидера, все произошло само собой.

Директор велел мне возвращаться в класс, сказав, что обсудит это с другими учителями. Выйдя из директорской, я повстречал Хисаура, председателя совета учащихся.

– Послушай, директор только что сказал мне, что он отменит подготовку к соревнованиям и уборку спортплощадок. Оповести всех об этом. Ты же хочешь, чтобы они разошлись?

Только болваны, рассчитывающие привлечь к себе внимание, мечтают стать председателями

школьных советов. Хисаура был из их числа. Он был уродливым тупицей, выросшим во фруктовом саду у морского побережья, и вполне естественно, что ему льстило стать председателем совета учащихся. Разумеется, он проглотил мою наживку, даже глазом не моргнув.

Этот чурбан бросился к громкоговорителю и сообщил собравшимся во дворе то, что я сказал. Школьники возликовали и разошлись по классным комнатам.

Мое свидание с ангелицей так и не состоялось. Уборка спортплощадок была отменена, но все остальные мероприятия по подготовке к соревнованиям шли по графику.

Тем не менее это была наша победа. С этого момента учителя перестали меня доставать. Даже если я опаздывал в школу, пропускал занятия или уходил раньше времени, никто не говорил ни слова. То же касалось и Адама. Учителя закрывали глаза на все, что мы делаем, если это не касалось других учащихся. Очевидно, они решили как можно скорей дать нам закончить школу.

Только Мацунага вел себя иначе.

– Ты, Ядзаки – неисправимый тип. Даже представить не могу, как ты сможешь вести самостоятельную жизнь в обществе, – сказал он мне однажды, после чего добавил: – Но у меня такое чувство, что ты из тех, которые, даже будучи убитыми, не умирают.

Я придумал для нашей группы название «ИЯЯ», по первым звукам наших фамилий: Ивасэ, Ядзаки и Ямада. А фестивалю мы дали название «Morning Erection Festival» – «Фестиваль Утренней Эрекции».

Моя ангелиыа Леди Джейн и чаровница Энн-Маргрет охотно согласились принять в нем участие.

С этого момента начались мои золотые деньки.

ВЕС МОНТГОМЕРИ

При участии Леди Джейн и Энн-Маргрет мы сняли фильм и репетировали пьесу. На церемонии открытия должна была появиться Нагаяма Миэ по кличке Клаудиа Кардинале, в ночной сорочке. Я распространил билеты среди любительниц радиоламп в Яманотэ, в химической школе и среди учениц в Асахи с объявлением, что это будет первый рок-фестиваль в Сасэбо. Учителя делали вид, что ничего не замечают. Было бы неправдой сказать, что, после того как известие о фестивале распространилось, я каждое утро находил у себя на парте гору из букетов цветов, мягких игрушек, коробок шоколадных конфет, девичьих исповедей с вложенными в конверт фотографиями и записками: «Я предлагаю вам тело и душу. Ничего, что я немного поранилась радиолампой...», бумажных банкнот, денежных чеков и сберкнижек. Разумеется, нет. Но все эти дни у меня с лица не сползала улыбка. От природы меланхоличный, Адама тщетно старался опустить меня, витающего в облаках, на твердую землю.

Я, Адама и Ивасэ пили кофе с молоком в кафе «Бульвар», поджидая ангелицу и ее подругу-чаровницу.

– Что это такое? Просто молоко с привкусом кофе! – воскликнул Адама, который не мог оценить кофе с молоком. На это я сказал ему, что РЕМБО всегда пил кофе с молоком, о чем и написал в своем «Сезоне в аду», где утверждает, что те, кто не способен оценить его вкус, не могут обсуждать вопросы искусства.

– Рембо? Чушь. Когда Рембо писал стихи, он хлестал абсент.