Артист (СИ) - Никонов Андрей

— Что скажешь, Машенька? — спросил военный, когда они удалились достаточно далеко, чтобы Травин и Лена их не слышали.

— Странная пара, — с лица Машеньки тут же слетело наивное выражение, — точнее, вовсе они не пара. Заметил, как смотрят друг на друга? Словно старые знакомые, которым приходится быть вместе. Какое-то обстоятельство вынуждает. Эта Лена себе на уме, болтает обо всяких пустяках, и тут же каверзные вопросы задаёт, я чуть было не рассмеялась. А ещё она говорит по-французски, произношение не парижское, но вполне приличное. Наверное, из бывших, скорее всего кто-то из родителей работает или в Совнаркоме, или близко к этому, фамилия знакомая, но сейчас не припомню, где слышала. Может быть она даже по нашей части, только не штатный сотрудник, а сексот, таких среди газетчиков много.

— Экий ты молодец, — Горянский с гордостью посмотрел на жену, — с первого взгляда раскусила. Как думаешь, а она тебя?

— Считает наивной дурочкой, я ей сразу наскучила. Ну это и к лучшему.

— А Сергей, что скажешь о нём?

— Ты же с ним разговаривал. Давай, Анатолий Павлович, прояви дедукцию, будто Шерлок Холмс.

Анатолий Павлович улыбнулся, сделал жест рукой, будто держа трубку, сложил губы трубочкой, выпуская воздух.

— Вот тут я не знаю, что и сказать. Обычный парень, каких я за войну повидал, после ранения, но руки не опустил, про свою жизнь не распространяется, но и скрывать что-то не пытается. Ты что скажешь, доктор Уотсон?

— Помнишь, возле грота у вас разговор был, и ты на него надавил слегка? — Машенька улыбнулась в ответ, обнаружив ямочки на щеках. — Явно не в первый раз с ним такое происходит, другой бы замкнулся, в оборону ушёл, или нападать начал, а этот совершенно спокойно отвечал, будто скрывать нечего, но стоит чуть нажать, дальше — стена. С таким, если враг, то хоть сразу ложись и помирай, а если друг, то из любой беды вытащит, вот только кто ему друг, а кто враг, он сам определяет, и по своим интересам. Может, мне с вами на охоту пойти, там я из него всё вытрясу?

— Нет уж, — Горянский замотал головой, — охота дело мужское, вам туда, сударыня, ход заказан. И вообще, ты ведь понимаешь, что мы это не в серьёз, люди они незнакомые, сейчас их увидели, а потом никогда не встретим, на шпионов не тянут, просто случайные знакомые. Хотя, может быть, с Травиным мы подружимся, а друзьям совершенно излишне друг за другом следить.

Он аккуратно стянул рубашку, положил на деревянную скамью, взял полотенце.

— Вот именно, — кивнула головой его жена, — не забывай, дорогой, что ты на отдыхе, а то учинил парню допрос, да ещё на охоту позвал, чтобы там прощупать. Что, разве не так?

Горянский развёл руками с виноватым видом, мол, попался, куда деваться.

— Ты первая начала.

— Как начала, так и закончу. Выброси эти мысли из головы, — скомандовала Машенька, — марш в ванну, и чтобы в течение пятнадцати минут я видела только твою макушку.

В десяти километрах от Гидропатической лечебницы, и примерно в километре от железнодорожной станции Бештау, там, где колея плавно поворачивала на восток, чтобы потом так же плавно развернуться на север, по берегу реки шёл старик. Перед ним по полуденной жаре тащились козы, не меньше двух дюжин. Будь их воля, они бы легли где-нибудь в теньке на бок и высунув язык, но за козьим отрядом строго следили две собаки, низкие и лохматые, они оббегали стадо по часовой стрелке, ни на секунду не останавливаясь. Собаки были молоды и полны энтузиазма, старику оставалось только изредка прикрикивать на них, поднимая вверх сучковатую палку. Здесь река почти вплотную подходила к железной дороге, от рельс до берега оставалось метров десять, и приходилось следить, чтобы козы не перебежали на другую сторону. Собаки с этим отлично справлялись. Внезапно одна из них, рыжая с белыми пятнами, остановилась, принюхалась и завыла, а через несколько секунд и вторая к ней присоединилась. Козы сбились в кучу, выставив рога — поведение поводырей заставляло чувствовать опасность.

Старик подошёл поближе, чтобы втянуть палкой по спинам глупых животных, и тоже остановился, не дойдя до собак пары шагов. В нескольких метрах от железной дороги, раскинув руки и поджав одну ногу под себя, лежал человек. Голова его была повёрнута набок, к старику, и он, казалось, с осуждением смотрел на местного жителя потухшими от смерти глазами.

Глава 9

Глава 09.

Воскресное солнце поднималось над горизонтом в шесть утра, подсвечивая задёрнутые шторы. Травин проснулся в половине седьмого, и ещё минут пять лежал, глядя в серый потолок. Ему редко снились сны, может быть, раз-два в месяц, ничего приятного в них не было, и каждый раз он их забывал через несколько минут после пробуждения. На этот раз произошло то же самое, ощущение того, как его тело рвало покорёженным металлом, почти исчезло, Сергей вскочил с кровати и прошлёпал в туалетную комнату. Он не делал попыток ухватиться за обрывки сновидений и задержать их в памяти, молодому человеку вполне хватало реальных впечатлений.

На соседней кровати посапывала Лиза, ребята, по словам дежурной с первого этажа, вернулись из похода поздно вечером. Когда Сергей зашёл в номер, девочка уже крепко спала. Свежий воздух, масса новых впечатлений — ей отдых явно шёл на пользу, чего нельзя было сказать о самом Травине — за пять полных дней, проведённых на курорте, он разве что два раза осмотрел окрестности, да ещё сходил на джазовый концерт.

Клуб Карла Маркса в Пятигорске располагался на склоне Горячей горы, рядом с бывшим Офицерским домом, в котором теперь находилась физиотерапевтическая лечебница. Курортники, расслабленные после процедур, делали несколько шагов и попадали в просторные залы клуба, с рестораном, бильярдной и сценической площадкой. Театральный джаз до главных подмостков не допустили, группа из семи музыкантов играла в танцевальном зале у входа в ресторан. Вход для любителей музыки и танцев стоил сорок копеек, для посетителей ресторанного зала — бесплатно, один музыкант сидел за ударной установкой, рядом стоял низенький мужчина средних лет с контрабасом, поодаль — длинный и тощий с тромбоном, два саксофониста и трубач. Все они были в светлых пиджаках, единственный участник группы в тёмном костюме перебирал пальцами по клавишам рояля. Начала группа выступление с композиции «Riverboat Shuffle», или, как объявил её клавишник, исполняющий роль конферансье, «Танцующий пароход».

— Лазарь Утёсов, который у рояля, из Ленинградского театра Сатиры, — Кольцова, затащившая его на представление, сидела на подоконнике с бокалом вина и раскачивала туфелькой в такт музыке, — очень талантливый. Тётя его ненавидит, значит, действительно хороший музыкант. Он и в кино снимался, а теперь решил свою джаз-банду сколотить, вот сейчас репетируют. А трубач — Яша Скоморовский, он у них главный.

— Так мы за репетицию рубль почти заплатили? — уточнил Травин, для него имя «Утёсов» ассоциировалось с несколько другими песнями.

— Не будь букой, ребята только начинают, надо же им где-то тренироваться. И вообще, я о них статью пишу для журнала, шесть фотографий и две колонки текста. Гонорар, между прочим, двадцать четыре рубля.

Выступление поначалу показалось Травину скучноватым, но потом он втянулся — Утёсов лихо барабанил по клавишам, потом вскакивал, пел песни на русском и ломаном английском, между музыкальными номерами шутил, с одесским говорком рассказывал анекдоты и весёлые истории, к середине представления ресторанная публика частью переместилась в фойе, а для остальных стеклянные двери раскрыли пошире. Особенно веселил всех тромбонист, который после лирических мелодий падал на одно колено, протягивая зрителям свой инструмент. Песенные номера перемежались танцевальными, оркестр играл шимми и чарльстон, отдыхающие лихо отплясывали, особенно старались дамы. Среди танцующих была Малиновская, та веселилась вовсю с каким-то модно одетым кавалером. Травин перевёл взгляд на зал ресторана, там за столом, сидели Муромский, оператор Савельев и помощник Свирского по имени Гриша. Один стул был свободным.