Маленький Цахес, по прозванию Циннобер - Эрнст Теодор Амадей Гофман

— Ах, — отвечал Фабиан, — не заставляй меня разглагольствовать об этих глупостях. Ты ведь знаешь, что и поныне есть еще фантазеры, которые, наперекор здравому смыслу, верят во всякие так называемые чудеса и бабьи сказки.

— Признаюсь тебе, — продолжал Валтазар, что я вынужден причислить к этим фантазерам, которым чужд здравый смысл, себя самого. Посеребренное дерево отличается от прозрачного хрусталя, шарманка звучит не так, как гармоника, серебряный фазан отличается от грума, а зонтик от золотого жука. Одно из двух: либо удивительный незнакомец, которого я встретил, не был доктором Проспером Альпанусом, о котором ты говоришь, либо этот доктор и в самом деле владеет необыкновенными тайнами.

— Чтобы, — сказал Фабиан, — чтобы полностью излечить тебя от твоего странного фантазерства, лучше всего отвести тебя прямо к доктору Просперу Альпанусу. Тогда ты сам убедишься, что господин доктор — обыкновеннейший врач и отнюдь не разъезжает на единорогах с серебряными фазанами и золотыми жуками.

— Ты высказал, — отвечал Валтазар, и у него загорелись глаза, — ты высказал, друг мой, самое сокровенное желание моей души... Давай же сразу и отправимся в путь.

Вскоре они стояли перед запертыми решетчатыми воротами парка, в самом центре которого находился дом доктора Альпануса.

— Как же нам войти? — сказал Фабиан.

— Я думаю, надо постучать, — ответил Валтазар и взялся за металлическую колотушку, которая висела у самого замка.

Как только он поднял колотушку, раздался подземный рокот, похожий на отдаленный гром, и словно бы замер где-то в глубине. Ворота сада медленно распахнулись, друзья вошли внутрь и зашагали по длинной, широкой аллее, в конце которой увидели дом.

— Находишь ли ты здесь, — сказал Фабиан, — что-либо необыкновенное, волшебное?

— Мне думается, — отвечал Валтазар, — что ворота отворились все-таки не совсем обычным способом, да и все здесь, сам не знаю почему, кажется мне таким чудесным, таким магическим... Разве где-нибудь в окрестностях есть такие великолепные деревья, как здесь, в этом парке?.. Ведь иные дерева, иные кусты с их блестящими стволами и изумрудными листьями словно бы явились из чужой, незнакомой страны...

Фабиан заметил двух лягушек необыкновенной величины, которые, скача по обе стороны от путников, сопровождали их от самых ворот.

— Хорош парк, если в нем водятся такие твари! — воскликнул Фабиан и наклонился, чтобы поднять камешек, которым он хотел швырнуть в веселых лягушек. Те прыгнули в кусты и уставились на него блестящими человеческими глазами. — Погодите, погодите! — воскликнул Фабиан, прицелился в одну из них и швырнул камень.

Но в тот же миг заквакала сидевшая у дороги уродливая старушонка:

— Нахал! Нечего бросать камни в честных людей, которые должны зарабатывать на кусок хлеба тяжелой работой в этом саду!

— Пойдем, пойдем же! — в ужасе пробормотал Валтазар: он-то заметил, что в старуху обернулась лягушка. Заглянув за кусты, он убедился в том, что другая лягушка, превратившаяся теперь в маленького старичка, занималась выпалыванием лебеды...

Перед домом была большая, красивая лужайка, где и паслись оба единорога, в то время как воздух оглашали великолепнейшие аккорды.

— Теперь-то ты видишь, теперь-то ты слышишь? — спросил Валтазар.

— Я не вижу ничего, — отвечал Фабиан, — кроме двух сивок, которые щиплют травку, а что касается звуков, то здесь, наверно, развешаны эоловы арфы.

Прекрасная в своей простоте и соразмерности архитектура этого одноэтажного дома восхитила Валтазара. Он дернул за шнурок звонка, дверь тотчас же отворилась, и большая, похожая на страуса, блестящая золотисто-желтая птица предстала друзьям в роли швейцара.

— Вот так ливрея, — сказал Фабиан Валтазару, — ну и ливрея!.. Если дать на чай этому малому, то еще вопрос, есть ли у него руки, чтобы сунуть монету в жилетный карман!

С этими словами он повернулся к страусу, ущипнул его за блестящий пушок, топорщившийся у него под клювом, как пышное жабо, и сказал:

— Доложи-ка о нас господину доктору, мой обаятельный друг!

Но страус произнес только «квирр» и клюнул Фабиана в палец.

— Черт возьми, — закричал Фабиан, — этот малый, видимо, и впрямь гнусная птица.

В тот же миг отворилась внутренняя дверь, и к друзьям вышел сам доктор... Щуплый, бледный человечек!.. На голове у него была маленькая бархатная шапочка, из-под которой струились длинными локонами прекрасные волосы, одет он был в длинную, цвета охры индийскую хламиду, а обут в маленькие красные сапожки на шнурках, отороченные не то пестрым мехом, не то блестящим птичьим пухом. Его лицо было воплощением спокойствия и добродушия, странным только казалось, что если присмотреться поближе, попристальней, то из лица его словно бы выглядывало, как из стеклянного вместилища, еще одно, меньшее личико.

— Я увидел, — тихо сказал с милой улыбкой Проспер Альпанус, несколько растягивая слова, — я увидел вас, господа, из окна, да я и раньше знал, по крайней мере относительно вас, дорогой господин Валтазар, что вы придете ко мне... Пожалуйте за мной!..

Проспер Альпанус привел их в высокую круглую комнату, сплошь увешанную небесно-голубыми гардинами. Свет проникал сюда сверху через пробитое в куполе окно и бросал свои лучи на отполированный до блеска мраморный стол с опорой в виде сфинкса, стоявший посреди комнаты. Решительно ничего необыкновенного здесь больше не было.

— Чем могу вам служить? — спросил Проспер Альпанус.

Собравшись с духом, Валтазар рассказал обо всем, что произошло с маленьким Циннобером со времени его появления в Керепесе, и под конец выразил свою твердую уверенность в том, что он, Проспер Альпанус, и есть тот добрый маг, который положит конец подлому, отвратительному колдовству Цинно-бера.

Проспер Альпанус постоял молча в глубокой задумчивости. Наконец, когда прошло, наверно, несколько минут, он тихо заговорил с серьезным видом:

— После всего, что вы, Валтазар, мне рассказали, не подлежит сомнению, что с делом маленького Циннобера связаны какие-то особые и таинственные обстоятельства... Но прежде всего нужно узнать врага, с которым борешься, определить причину, действие которой хочешь отменить... Надо полагать, что маленький Циннобер не кто иной, как человечек-корневи-чок. Сейчас поглядим в справочник.

С этими словами Проспер Альпанус дернул за один из шелковых шнурков, свисавших кругом с потолка. Одна из гардин с шумом раздвинулась, открыв глазам большие фолианты в сплошь золоченых переплетах, и вниз скатилась изящная, воздушно-легкая лесенка из кедрового дерева. Проспер Аль панус взобрался по этой лесенке и, достав какой-то