Ветер удачи - Павел Молитвин

«Вай-ваг! Папочка встревожился не на шутку, стало быть, что-то с этим кланом произошло неладное!» — мысленно поздравила себя форани с прикосновением к еще одной тайне и вдохновенно наврала отцу, что Дадават была наказана учителем за одно только упоминание о клане Огня.

— Н-да-а-а… Говорил я Димдиго, чтобы не пренебрегал клановым родством! А теперь, извольте видеть, прорастают даже те семена, что брошены были на базальтовую скалу… — невнятно пробурчал Газахлар и, оставив нетронутой чашу с излюбленным кишмишем, не глядя на дочь, прошествовал в свой кабинет.

Наученная опытом общения с отцом, в библиотеке Ильяс поинтересовалась историей нескольких старинных кланов, в списке которых клан Огня стоял на предпоследнем месте. И естественно, как раз он не упоминался ни в одном трактате, ни в одном манускрипте, выданном ей для прочтения в полутемном и совершенно пустом зале. Дальнейшие изыскания девушка сочла за лучшее на время прекратить, возложив все надежды на приближающийся праздник Цветущих Деревьев, приуроченный в Мавуно ко времени цветению хасы — священного дерева огня, высоко чтимого по всему Южному континенту.

Древесина хасы горит долго, чистым и ясным пламенем, почти не давая копоти. Из нее испокон веков делали факелы, щипали лучину для светцов, а в качестве дров она использовалась лишь в храмовых поварнях для приготовления шагачгани — очищающей пищи. Из семян хасы делают бусы, оберегающие от сглаза, морока и прочих происков колдунов. Чаши, выточенные из нее, считаются целительными, а угольки хасы кидают в корабельные бочки для очищения воды. Потому-то маронг — дерево с невероятно прочной древесиной темно-красного цвета, за которую щедро платят купцы из Аррантиады и Саккарема, — высоко ценится воинами, скульпторами и состоятельными людьми, а хаса, хотя и считается деревом жрецов, священна для всех обитателей Мономатаны. Неудивительно, что обитатели Мавуно почитают хасу как легендарное Древо Исполнения Желаний, именуемое иными народами Древом Жизни или Древом Мироздания.

Не будучи в достаточной степени набожной, Ильяс не верила, что растущее на верхней террасе императорского сада Древо в состоянии и впрямь исполнить чье-либо желание, но в этот раз она и не собиралась его ни о чем просить В худшем случае она дождется, когда под Древом появится императорский летописец, и задаст ему несколько вопросов о клане Огня. С каждым годом старый Кальдука все реже выбирается из дому, все неохотнее принимает посетителей и отвечает на своекорыстные вопросы Небожителей, однако ей-то он не откажет, ибо не забывает при встречах помянуть, как качал ее некогда на ноге. В лучшем же случае она встретит у Древа самого желтоглазого, поскольку человек из клана Огня не может не прийти поклониться священному дереву огня, входящему не только в герб Мавуно, но и в его родовой герб..

— Последние дни ты сама на себя не похожа. А нынче так жалобно стонала во сне, будто тебя на куски режут, — испытующе глядя на Ильяс, сказала Дадават ранним утром, в канун праздника Цветущих Деревьев.

От особняка, принадлежащего родителям Дадават, было рукой подать до императорского дворца, и потому вот уже третий год Ильяс и Нганья съезжались к ней накануне праздника, чтобы поутру одними из первых попасть к Древу Исполнения Желаний. Кому охота толкаться в толпе перед входом в императорские сады в самое жаркое время дня или же прибыть туда, когда празднество будет в разгаре и Небожители начнут разбредаться по затененным террасам, дабы поболтать в относительном уединении, наслаждаясь изысканными яствами и напитками?

— Ночь была душной, как бы не разразилась гроза, — ляпнула Ильяс первое, что пришло в голову, припомнив давешние жалобы Мутамак на ломотье в костях.

Этой ночью ей опять снился человек из клана Огня, но говорить об этом подругам и тем более пересказывать свой сон она не собиралась. Нынешние грезы ее были столь ярки и откровенны, что, поведай она хотя бы малую их часть, закрепившаяся за ней слава скромницы и недотроги рухнула бы в одночасье. В снах ее, казалось, оживали фризы, украшавшие стены святилища Эрентаты — Богини наслаждений, и при одном только воспоминании о них девушка чувствовала, как твердеют ее груди и жаром наливается низ живота. Какое счастье, что Нганье и Дадават ничего не известно о посещающих ее сновидениях! Сумей они каким-нибудь чародейским способом подсмотреть их, то-то повеселились бы за ее счет! А может быть, позавидовали? Как знать..

— Тучи собираются. Как бы и впрямь не было грозы. И не к добру это, и веселье нам испортит, — озабоченно промолвила Нганья, глядя в высокое окно, из которого были отчетливо видны вздымавшиеся над зелеными террасами императорских садов купола дворца, кажущиеся ослепительно белыми на фоне темно-синего неба, сливавшегося где-то у горизонта с удивительно грозным в этот утренний час морем.

— Может, нам лучше и вовсе носу из дома не высовывать? Я могу пригласить молодых оксаров в гости, и мы славно проведем время, не рискуя промокнуть до нитки и испортить карнавальные костюмы, — предложила Дадават. — Для того чтобы исполнить мои скромные желания, мне вовсе не обязательно обращаться к Цветущему Древу.

— О Эрентата! Знаем мы твои желания! Выпить сладкого пальмового вина и потискаться с Чумдагом или Дунгу! — поражаясь собственному лицемерию, обличающим тоном промолвила Ильяс.

— Ух ты наша скромница! Послушать тебя, так ты воистину ходячая добродетель! — Высокая, плотнотелая Дадават звонко хлопнула себя ладонями по не по возрасту могучим бедрам. — А знаешь, Нганья, что она во сне бормотала? — обратилась Дадават к подруге, которая, несмотря на обилие украшений, призванных подчеркнуть ее женственность, все еще напоминала наряженного в девичьи одежды мальчишку.

— Не знаю, не знаю! Ну-ка скажи!

— Она взывала страстным шепотом: «Гладь меня, о любовь моя! Ласкай меня смелее! Я хочу ощутить тебя всего! Не бойся причинить мне боль! Люби меня еще! Сильней! Еще сильней!»

Ильяс ахнула и прижала ладони к полыхающим жаром щекам. Вай-ваг! Так она все же выдала себя! Какой ужас!

— Ай да тихоня! Не зря говорят: в глубокой воде водится крупная рыба! Ай да недотрога!

С громким хохотом подруги бросились тормошить Ильяс, и та вдруг поняла, что ничего-то Дадават не слышала, а просто решила подшутить над ней. И, почувствовав неожиданное облегчение, захохотала вместе с ними, вскочила с циновок, закружилась по залу, так что взметнувшиеся полы сари обнажили сильные, стройные ноги.

— Вай-ваг, девочки! Почему мы не джевадаси? — воскликнула Дадават, с восхищением глядя на Ильяс, начавшую выписывать вокруг Нганьи фигуры танца, известного в святилищах Эрентаты под названием «Ворожба змеи». Потом одним движением освободилась от желто-лимонного одеяния и, обмакнув пальцы в чашку со взбитыми сливками, нанесла на свое иссиня-черное тело дюжину точных мазков, которые должны были заменить ритуальную раскраску храмовых танцовщиц.