Люди без имени - Леонид Золотарев

— Не лучше дело обстоит и у Демченко! — перебил Леонида Шаров.

— Почему? — спросил Леонид, и сам же ответил: — Потому, что группа на виду не только у военнопленных, но и у охраны. И само действие Демченко неправильное: он подбирает людей только физически здоровых. Для меня лучше пусть они будут слабее телом, но здоровые духом…

Так вот, друзья, задача тех, кто не сумеет убежать вскоре, оставаться вне подозрения охраны и своих фискалов, не вступать в споры и не выражать открыто протест, а изучать положение, военнопленных и сплачивать около себя более надежных; затем вырвать почву из-под ног Максимова и Демченко, первого уничтожить, а потом объединить всех военнопленных в единую монолитную группу и не дать ей скатиться по неправильному пути. — Леонид замолк, но друзья еще долго не спали, обдумывая свое положение.

— Вот они настоящие русские люди, которых и искал! — подумал Пуранковский. Он вышел из зоны и пошел прямо по лесу, унося в своей душе радость, что, наконец, нашел людей, которые поймут душевные муки невольного изгнанника, желающего вернуться на родину! Они не оттолкнут его от себя, когда узнают трагическую гибель отца и примут его в свою семью. После окончания войны он сможет вернуться на родину, или раньше — бегство вместе с ними. Ветви больно стегали его лицо, но он не обращал внимания, шел вперед с высоко поднятой головой: первый шаг сделан — он знал людей с которыми он должен связать свою судьбу во имя прекрасного будущего. На перекате по-прежнему шумела река. Владимир любил вечерами сидеть на пригорке и наблюдать за движением воды. Из-за поворота, где росла огромная сосна с раскинутыми по сторонам кривыми ветвями, маленькая горная речка стремительно вырывалась на простор и разливалась в большое озеро, образуя омут. Напротив Владимира она снова суживалась, и течение ее преграждала каменная гряда с почти отвесным падением. Вода в омуте кружилась и под напором с тихим и монотонным журчаньем шла через гребень вала, а затем резко падала вниз, образуя мощный водопад. Дальше к лагерю снова в своем плавном движении продолжала свой путь. Жизнь Владимира была похожа на омут. Если вода из омута не сумеет прорваться через преграду — заплесневеет, покроется тиной и от нее будет пахнуть болотом, в котором постоянно будут квакать лягушки. Так будет и с ним. Если он не преодолеет ставшее на его пути препятствие и не порвет с настоящей жизнью, которая занесет его в омут, погибнет, как высохшее болото, не имеющее притока свежей воды. Обхватив голову руками, он сидел долго-долго, пока за его спиной не взошло солнце, лучи которого весело заиграли на воде и напомнили Владимиру, что пора идти в барак. Когда он пришел в барак, военнопленные уже были выведены на работу, но Мецала еще не ложился спать. Он сидел за столом и писал письмо. Письмам Мецала придавал большое значение. Прежде чем написать фразу, он повторял ее несколько раз вслух, а потом аккуратно записывал на бумаге и снова предавался своим мыслям, и окружающее для него не существовало: в его воображении были только дети и жена. Никакие срочные дела, ни вызовы начальства не могли оторвать его от бумаги, поэтому на поздний приход Пуранковского он не обратил внимания.

Владимир подошел к ящику с картотекой и стал перебирать формуляры. Когда нужный был найден, Владимир начал быстро его просматривать.

«— Леонид Маевский. 1922 год рождения» — читал переводчик. Графы месторождения, происхождения, места проживания родителей были пусты. Год призыва в армию и номер части отказался назвать. В боях против финнов не участвовал. Подобран в море. При сдаче в плен пытался подорвать гранатой сторожевой катер и себя». Владимир немного задержал свое внимание на последней строке, затем быстро распечатал приклеенный к формуляру конверт, бегло пробежал по замечаниям следователя, где было написано: «Матрос опасен для окружающей среды. Склонен к побегу. Подлежит содержанию в отдаленных лагерях на тяжелых работах, под особым наблюдением». Формуляр переводчик положил на прежнее место, а замечание следователя в карман и сказал: — Начнем с этого!

Когда Мецала закончил писать, Владимир подошел к нему, показал формуляр и спросил: — Как вы расцениваете поведение пленного? Он, находясь в море на шлюпке, с гранатой в руке бросился на бронированный катер!

— Безумие! — воскликнул Мецала. — Но должное за храбрость воздаю, хотя он и наш враг!

8. В Янискосках

На окраине поселка Янискоски, с восточной стороны дороги, идущей в Петсамо, был расположен лагерь военнопленных. Западная сторона его примыкала к небольшой горе, заросшей мелким кустарником, среди которого резко выделялись отдельные сосны; восточная сторона к дороге, по которой непрерывно двигались машины, была склоном к болоту. Немного дальше, на север, возвышалась гигантская плотина, преградившая путь горной реке. Напротив плотины магазин и столовая финнов. За ней поселок инженерно-технического персонала, и вокруг него беспорядочно выстроены бараки рабочих.

Первое время лагерь служил предметом разговоров жителей поселка. Они по вечерам приходили к лагерю и издалека наблюдали за поведением военнопленных. Вскоре жители свыклись с положением, что помимо их воли жили русские, и забыли о нем, так как он не нарушал тихой жизни обывателей поселка и не представлял реальной угрозы. Только случайные пассажиры, идущих машин на север, да немцы, грозили кулаками, увидев за колючей проволокой пленных.

Лагерь в Янискосках, хотя и именовался по счету восьмым, открылся одним из первых в Финляндии. Режим содержания пленных в нем слабее, чем в Петсамо-Никеле. Жизнь идет веселее, но произвола и неразберихи больше. Военнопленные на производстве работают совместно я финнами и шведами, достают кое-что из питания, табак, иногда ухитряются сходить на свалку за отбросами и по вечерам варят. За табак можно подстричься и побриться у тех, кто сохранил или сумел приобрести лезвие безопасной бритвы.

В отличие от Никеля, бараки в лагере небольшие, комнатной системы, на 25 человек, с двойными нарами, но с обилием клопов и вшей.

В 22 секции 8 барака спал Михаил Громов, слесарь с ленинградского завода, работавший в бригаде плотников. До настоящего времени он не держал в руках топора, да не пришлось ему и в последующие дни. Бригадой руководил финн — мастер, хорошо знавший русский язык. Он приказал называть себя «господином» мастером. Мастер постоянно курил не выпуская изо рта трубку. Громов прозвал его «нищий господин трубка». И действительно он был похож на нищего: порванные брюки, весь в заплатах жакет, на голове поношенная шляпа, стоптанные и дырявые сапоги — все говорило о его бедности.