Сердце меча - Ольга Чигиринская

Ургентную помощь им оказали прямо во втором шлюзовом отсеке. Старший тэка, вдохнув обогащенной кислородной смеси, пришел в себя на несколько секунд, пробормотал слова благодарности и снова впал в забытье. Всех пятерых разместили в пустых каютах временного экипажа. Потом Джез сделал еще одну ходку на «Вальдек» — так назывался разбитый корабль — и вывинтил блок памяти сантора.

Корабль шел с Джебел-Кум — регистрационные документы остались в санторе, — и вез на борту свыше сотни гемов, в основном — рабочих (в копии грузовой декларации они значились как тонкорунные козы-викуньи). Когда произошла катастрофа, уцелевшие члены экипажа покинули корабль в спасательном модуле, оставив свой живой груз на произвол судьбы.

— То что вы видели в контейнерах, — на правах доминатрикс леди Констанс принимала участие в заседании офицеров экипажа. — Это тела рабов? Неужели кто-то вывозит гемов из Империи за Периферию, чтобы там продавать?

— Этот корабль шел в Империю, чем угодно поклянусь, — сказал капитан Хару. — Когда кто-то придет в себя, мы узнаем наверняка, но я так думаю, что это не рабы, а нелегалы.

— Нелегалы? — изумился лорд Августин.

— Они самые. Гемы теряют работу на многих новых землях. Ну, а жить как-то надо, они и перебираются в Империю всеми правдами и неправдами.

— Но ведь есть имперская программа адаптации, — возразила леди Констанс.

— И сколько они адаптируют? Полтора миллиона в год? Это капля в море. Миледи, гемов на этих планетах — как муравьев, вся экономика строилась на гемах. У вас на Мауи этого не водится, оттого что это новая колония и там еще не успели наплодить зелененьких. А на Джебел-Кум сплошные шахты и ничего кроме шахт. Народ теряет работу, потому что Вавилон больше не покупает иридия и осмия, а Империя покупает на Ракшасе. Зуб даю, что они летели на Ракшас.

— Бывает всякое, — вступил в разговор Джез. — Бывает такое, что гемов собирают вроде как лететь в Империю, а на самом деле — продают в Вавилон. Там теперь большой спрос на это дело, потому что много питомников Мицуи наши погромили.

— Ужасно, — качнула головой леди Констанс. — Но что же мы будем делать с этими спасенными?

— А что с ними делать, — проворчал капитан. — Сдать на ближайшем синдэн-посту. Ради этого, миледи, нам придется малость переменить курс. Это нас еще на недельку задержит.

— И что с ними будет дальше?

— Депортация, — пожал плечами Джез. — Они должны находиться под инквизиционным надзором. Особенно этот… — субнавигатор показал руками вверх и в стороны, обозначая размах плеч боевого морлока.

Леди Констанс недолгое время молчала.

— Где точка перемены курса? — наконец спросила она.

— В секторе Кентавра, после второго прыжка, — ответил Майлз.

— Значит, трое суток на принятие решения у меня есть?

— Двое суток и семнадцать часов, сударыня, — сказал Джез. — А может, и меньше, потому что я постараюсь выбраться из Пыльного Мешка как можно быстрее.

Первым пришел в себя Рэй.

Он услышал над собой тихий разговор, но предмет его был таков, что он решил не открывать глаз. Говорили мужчина и женщина — точнее, юноша и девушка.

— Ты что и вправду никогда не трахался?

— Конечно, трахался. В школе — часто. Я старался не трахаться, только не получалось ничего: знаешь, есть такие, которые, пока их не трахнешь как следует по уху, не отстанут.

Девушка засмеялась — заразительно, от души, даже с легкими тихими подвываниями. Рэй тоже — но без звука: не хотелось выдавать себя и ставить детишек в неловкое положение.

— Рики, ты вгонишь меня в гроб, — сказала девушка наконец. — Во цвете лет, без покаяния. Трахаться и драться — это, мягко говоря, не одно и то же. Трахаться — значит заниматься любовью.

— Извини, я не знал. Нет, тогда нет.

— Забавно. Болтают, что у космоходов жена на каждой станции.

— Мало ли, что болтают. Да, есть такие… Только это неправильно. Капитан всю жизнь был верен мистресс Хару, и теперь тоже.

— Так он уже старый. А Вальдер? А Джез?

— Вальдер… он редко ходит к девицам. Лицо и все такое. А у Джеза есть девушка, но только одна, на Санта-Кларе.

— Вот видишь. А почему у тебя нет девушки?

— Я же говорил: я хочу поступить в Синдэн.

— Так это еще когда будет-то. Лет через семь? Или десять? А до тех пор что? Слушай, Дик, я не поверю, если ты скажешь, что тебе ни разу не хотелось.

— Невозможное человекам возможно Богу.

— Суна, ты невыносимый зануда, — вздохнула девушка. А потом добавила: — А я в школе тоже дралась.

— Правда?

— Точно. Знаешь, эти вавилонские сучки решили объявить мне бойкот… Ну, сам понимаешь, почему. Они ничего другого не могли мне сделать, я все-таки мамина дочка, хоть и приемная — так они сговорились делать вид, будто вообще меня не замечают. Будто я пустое место. И, что самое подлое, втянули в это несколько наших… Ну, этот номер у них недолго проходил. Я подошла к Нанне — это была у них заводила, вся такая из себя голубых кровей — и спросила: меня что, и в самом деле не видно и не слышно? — девушка захихикала.

— А она?

— Ноль внимания, кило презрения. И тут я что есть духу залепила ей между глаз. Знаешь, носик у нее хоть и аристократический, а вспух что надо. И я ее спрашиваю — «А теперь»? И ты знаешь что? Она так и не соизволила со мной заговорить.

— Тебе было что-нибудь за это?

— Мама заставила меня просить прощения. Тут-то она, конечно, уже не смогла морду воротить — это же при маме было. Но после снова взялась за старое, а потом родители забрали ее из этой школы. Блин. Она даже не заплакала, стерва такая.

— Бет, не ругайся так, пожалуйста. Мне плохо, когда я такое от тебя слышу.

— Да ну? А я думала, ты еще более «такое» слышал от своего капитана.

— Я не об этом. Ты просто говоришь на себя, чего не думаешь. Ты ругаешь человека за то, что ты ударила его, а он не заплакал. Ты не такая, зачем так говорить?

— Вот как раз я такая! Ты просто не знаешь, что это — когда тебя вот так вот медленно уничтожают просто за то, что ты не такой как они. Если бы я смогла, я бы… не знаю, что сделала! Глаза бы ей выцарапала. Я человек, понятно!? Никто не смеет смотреть на меня как на пустое место!

— …А мне всегда хотелось, чтобы меня не замечали, — неуверенно ответил юноша.

— Это потому что ты не гем.

— Не знаю, может быть… Просто все быстро узнали, что я сохэй, и начали говорить всякие гадости — ну, ты знаешь, про сохэев говорят, что они…

— Гомики? Или это для тебя тоже новое слово?

— Н-нет, я его знаю… А потом еще были такие, которым просто драки хотелось. И такие, которым нравилось доставать… ну, таких как ты. Заставлять их прислуживать, бить и все такое. Им, наверное, хотелось бы тоже, чтобы их просто перестали замечать.

— Это трусость.

Рэй открыл глаза, пораженный тем, что девушка — тоже из сотворенных. Она и была такой — правда, не гемом, наметанный глаз морлока сразу определил это — а фемом. С красными, как пески Джебел-Кум, волосами, стройненькая и дивно сложенная — юноша, сидящий напротив нее, казался по сравнению с ней каким-то недоделанным, недозрелым. Он совсем недавно, что называется, «вытянулся», но мышцы не успевали за скелетом, и оттого парнишка казался тощим. Кисти рук и ступни были словно куплены на вырост, а предплечья, на удивление мускулистые для мальчика его лет, казались чуть ли не толще бицепсов. У ног мальчика лежал Динго, положив голову ему на колени, и утробное мурлыканье здоровенного коса примешивалось к далекому рыку двигателя: мальчик большим пальцем правой руки гладил серую зверюгу возле угла пасти, а остальными почесывал ее под подбородком.

Рэй изумился: столь смелую ласку Динго позволял только ему, своему хозяину. Все прочие могли разве что слегка погладить его по загривку.

— Хорошая собачка, — девушка протянула к голове пса руку и как бы невзначай коснулась руки юноши. Динго повернул голову и зарычал. — Но-но, тихо! Или ты кошечка?

Рэй кашлянул. Притворяться дальше не имело смысла, да и хотелось пить. В первую очередь — пить. Юноша прошептал что-то вроде «оро».

— Воды, — сказал Рэй.

— Соевого молока, — возразила девушка и наполнила стакан из термоса. Рэй осушил стакан одним духом.

— Еще?

— Если можно, фрей.

— Меня зовут Элисабет о’Либерти Ван-Вальден, — важно сказала девчонка. — А его Ричард. Или просто Рики. Или Дик.

Рэй осушил и второй стакан подсоленной белой жидкости. Динго, услышав голос хозяина, попытался забраться к нему на колени, но Рэй, мгновенно приласкав, отстранил его.

В левой руке что-то торчало. Игла капельницы. Рэй вытащил ее. Голова слегка кружилась, но во внутривенном питании он больше не нуждался.

— Порше Раэмон, — представился он. — Где я? Вы сохэй, мастер Ричард? Это патруль Синдэн?

— Нет, мастер Порше, — юноша слегка смутился. — Это левиафаннер «Паломник».

Рэй приподнялся на локте и огляделся. На четырех койках каюты лежало четверо рабочих гемов. Значит, еще кто-то спасся. Жив Господь… Самого Рэя устроили на полу, и, садясь, он поморщился — хвост немного затек.