Пламя страсти - Эхсан Шаукат

Девочка вскрикнула от удивления:

-- Фарида-ханум, какая она белая! Совсем как снег!

Эвелин стояла и смотрела на свое отражение. Вода была мутной, смешанной с

глинистым илом, но приятно холодила. Фарида принесла большой кувшин,

зачерпнула в него воды и вылила на плечи Эвелин. Потом она взяла пучок

какой-то сушеной травы, размочила ее в воде и принялась натирать, как

мочалкой, спину. Пруд оказался мелким, Эвелин, чтобы погрузиться в него,

пришлось присесть. Движения женских рук были мягкими, словно кошачьи.

После омовения они ввели Эвелин в дом. Фарида сказала, чтобы она

ложилась на кровать, представляющую собой тонкую деревянную раму, на

которую были натянуты толстые веревки. Она легла на спину. Ей

подняли руки, завели их за голову и привязали к изголовью кровати. Девочка

взяла со стола чашку, запустила туда руку и зачерпнула что-то вроде мягкой

смолы. Поразминала ее пальцами и, придерживая руку Эвелин, начала

выдергивать из подмышки рыжие волосы. Эвелин вскрикнула от боли и

попыталась вырваться, но Фарида крепко держала ее ноги. Эвелин извивалась,

но ничего не могла сделать. Пальцы девочки, подобно пинцету, работали

быстро, и вскоре обе подмышки были выщипаны. Тем временем Фарида успела

привязать ноги Эвелин к кровати и навалилась своим телом на ее бедра. В

страхе, Эвелин увидела, что теперь девочка готовится выполнить такую же

операцию с ее лобком. С той же скоростью младшая жена принялась удалять

вьющиеся волосики, торопясь очистить миловидный холм. Как будто десятки

иголок впились в живот, Эвелин корчилась и выла. Девочка остановилась.

-- Фарида-ханум, эта женщина не хочет расставаться со своей шерстью! Хочет

быть похожа на медведицу или волчицу... Разве мужчина может лечь в кровать с

женщиной, у которой столько шерсти? Это все равно, что спать с лохматой

собакой.

И она с новым усердием принялась вырывать, казавшиеся ей такими неуместными,

волосы. И опять острые иглы вонзились в нежный бугор... Когда с этим местом

было покончено, девочка с силой раздвинула Эвелин колени и набросилась на

оставшийся мохнатый островок между ног. Когда она добралась до нежных

складок, пытка стала нестерпимой. Но пошевелиться жертва не могла, руки были

крепко привязаны к раме кровати, а расставленные колени мертвой хваткой

удерживала старшая жена.

Процедура, наконец, закончилась, и Эвелин освободили. Она смогла подняться,

все тело ныло, места, по которым прошлись искусные пальцы, саднили. Девочка

сходила за обломком зеркала и поднесла к ней. Эвелин увидела, что выпуклость

в нижней части ее живота, лишенная волос, похожа на розовую фарфоровую вазу с

трещиной посередине. Несмотря на боль, она не смогла не улыбнуться, глядя на

чистую, гладкую и мягкую, совсем как у юной девочки, поверхность этого

холмика, где теперь более не было замаскировано рыжим мехом раздвоение с

соблазнительной расщелиной.

Женщины усадили Эвелин на табурет, тщательно расчесали ее волосы, смазали их

душистым маслом и умело уложили в тяжелый шиньон на затылке. Затем они вновь

подвели ее кровати, но теперь уже без всякого насилия, взяв в руки кусочки

смолы, темной и вязкой, массировали укромные уголки ее тела. Эвелин

расслабилась, боль понемногу уходила, под действием легких и гибких пальцев

возникло так хорошо знакомое желание... Она грезила о близкой ночи, когда

Абулшер придет к ней... Эта ночь должна положить начало ее новой жизни, ради

которой она, преодолев столько препятствий, явилась сюда.

Женщины надели на Эвелин белые шаровары, длинное бежевое платье и цветастую

безрукавку. Голову и плечи замотали широкой шалью с кистями. Для ног

приготовили плетеные босоножки без каблуков. Они сказали, что сейчас уйдут,

но скоро вернутся, и что Эвелин в их отсутствие не должна никуда выходить.

Она осталась одна в пахнущей маслом и смолой комнате. Сидела на табуретке и

терпеливо ждала. Может быть Абулшер появится раньше их? Ведь он обещал...

Женщины отсутствовали недолго, они принесли еду. Ей дали миску с тушеной

бараниной в остром соусе и половину белой, недавно испеченной лепешки. Эвелин

проголодалась, но жевала без особой охоты. Потом девочка принесла ей пиалу с

горячим зеленым чаем.

-- Господин сказал, что вы будете спать с нами. И еще он сказал, что с

завтрашнего дня вы будете работать так же, как и мы... мэм-сахиб.

Последнее слово девочка прибавила, явно издеваясь над ней. Эвелин захотелось

побить нахальную девчонку. Та, словно угадав это намерение, выбежала из

комнаты. На пороге она оглянулась и бросила на Эвелин насмешливый взгляд.

Эвелин лежала на сплетенных из полос ткани циновках, постеленных прямо на

пол. Оказалось, что кровать, к которой ее привязывали, служит вовсе не

для сна -- обычно на нее складывали ковры и подушки.

Женщины легли по левую и по правую руку от нее, как бдительные стражи. Они

спали одетыми. Когда Эвелин захотелось раздеться, они не позволили ей.

Заснуть она не могла. Почему до сих пор Абулшер не пришел к ней? Толстая

и шершавая ткань, из которой были сшиты шаровары, соприкасаясь с оголенным

лобком и срамными губами, возбуждала и усиливала желание...

Наконец раздались шаги. В комнату вошел Абулшер. Эвелин приподнялась на

локтях, сбросив одеяло.

-- Абулшер! Слава Богу, ты пришел!

Но он даже не посмотрел в ее сторону. Подошел к спящей девочке и легонько

толкнул ее. Она приподняла голову, прогоняя сон.

-- Джамиля, пойдем.

Он круто повернулся и вышел. Эвелин не успела ничего сказать. Быстро вскочив,

она собиралась догнать Абулшера, но старшая жена схватила ее за руку:

-- Тебе нельзя. Если тебя позовут, тогда пойдешь.

В ее тоне слышалась угроза. Эвелин подчинилась, легла на циновки и

стала наблюдать за Джамилей.

Та зевнула, поднялась и пошла к шкафчику у окна. Взяла там банку с

притираниями, подняла длинную рубаху, расставила ноги и принялась натирать

мазью спрятанное меж бедрами место. Из бутылки она отлила в ладонь немного

масла и начала массировать груди, пока их кончики не затвердели и не

заблестели, как кончики арабских пик. Потом она грустно вздохнула, с

сожалением посмотрела на циновку, на которой только что спала, и поплелась из

комнаты.

Эвелин лежала тихо, но сердце билось учащенно. Дурманящий запах пряных масел

щекотал ноздри и возбуждал. Ей захотелось встать, но она знала, что зеленые