Канцтовары Цубаки - Огава Ито

Утром первого понедельника ноября, не успела я открыть магазин, в двери почти вбежал энергичный парень в костюме с галстуком. Совсем молоденький, на вид — явно моложе меня.

Если это агент по продаже канцтоваров, тут же его спроважу, решила я. Но не угадала.

— О том, что я приходил, прошу никому не рассказывать! — сразу же заявил он, протягивая мне визитку. На визитке значилось название крупного, всем известного издательского дома. Изъяснялся он вежливо, выглядел свежо и опрятно. Довольно симпатичный. Однако, непонятно с чего, показался мне каким-то поверхностным, неглубоким.

Я молча ждала продолжения.

— А если точнее… Мы хотим заказать отзыв одному известному критику. И для этого нужно составить заявку.

Наверное, окончил какой-то элитный вуз, подумала я. И в то же время мне почудилось, будто с парнем что-то не так. Не понимая, откуда это странное чувство, я отогнала его прочь.

«Хочешь мыслить хладнокровнее — выпей горячего чаю!» — сказала я себе и пошла ставить чайник. Парень тут же уткнулся в айфон и все время, пока я возилась в подсобке, шевелил одними лишь пальцами.

Дешевый чай, как назло, закончился, пришлось заваривать элитный «гекуро́». Разлив его в чашки, которыми обычно не пользуюсь, я подала его на подносе:

— Угощайтесь!

Оторвавшись от айфона, парень наконец посмотрел на меня.

— Итак! О каком заказе речь? — прямо спросила я. Поскольку так и не поняла, чего от меня хотят.

— Вот я и подумал… — тут же отозвался он, ничуть не смутившись. — Может, кто-нибудь другой напишет эту заявку лучше меня? Мой старший товарищ посоветовал вас…

Говорил он расслабленно, почти бормоча.

— Если точнее, текст совсем несложный, — добавил он после паузы. — Нужно просто перечислить все наши пожелания и условия… Примерно вот так!

Он развернул экранчик айфона и показал мне образец стандартной формы-заявки на оказание услуг.

— Ну как, возьметесь?

— Но почему бы вам просто не заполнить форму? — спросила я уже в лоб.

— Не пойдет… Сперва я и сам так подумал! Только фамилию нужную вставил, а дальше оставил как есть… Но шеф сказал: нет, такого наш клиент не одобрит! Слишком бездушно, без настроения. Иди, говорит, пиши сам…

Что ж, вздохнула я. Придется все-таки изучить чужие дела.

— Ну так сядьте и напишите. С настроением. Что мешает? — усмехнулась я, пожимая плечами. Можно не сомневаться: Наставница на моем месте давно уже послала бы его куда подальше. Зачем я вообще пустила его за порог?

— Если точнее… Этого я, хм… не умею.

Третий раз, отметила я про себя. Больше молчать нельзя.

— Послушайте. С самого начала вы только и повторяете: «если точнее», «если точнее». Однако точнее ваша речь не становится! Что именно вы хотите сказать? Может, объясните уже?!

Да, я выпустила когти. Но дальше терпеть не могла. Понимаю, что хвастаться этим глупо, однако бунтарская юность школьной оторвы не проходит бесследно.

— Вы сами — редактор, я правильно поняла? Но редактор, пусть даже совсем неопытный, — это человек, который работает со словами. Так, может, для начала хотя бы разберетесь с собственной речью? Желаете, чтобы другие писали за вас, так уж напрягитесь и проявите это свое желание! А раз не способны даже любовного письмеца настрочить, увольняйтесь из редакторов и идите подавать саке в ночном клубе!

Я понимала, что практически хороню свою репутацию, но тормозить было поздно. Давненько я не оттягивалась от души…

— Да, я пишу письма на заказ. Любые, какие попросят. Но только для тех, кто в этом остро нуждается. Чтобы помочь людям стать хоть немного счастливее. Но вы — человек избалованный и просто валяете дурака, не так ли? И даже не собираетесь обратиться к собеседнику напрямую! Я понимаю, что ремесло каллиграфии — это прошлый век. Но это не значит, что о нас можно вытирать ноги. Видимо, до сих пор у вас получалось так уживаться с миром вокруг. Но со мной этот фокус не пройдет. Садитесь и пишите сами свою заявку, а меня увольте!

Выпалив все это, я наконец осеклась. Передо мной сидел какой-никакой, а все же клиент. С которым такие речи просто недопустимы. Но… как я могла промолчать?

Японское слово «письмо» (手紙) состоит из двух иероглифов — «рука» и «бумага». Но по-китайски ровно те же знаки означают просто «туалетная бумага». Вот так же теперь ощутила себя и я. Будто этот чертов клиент захотел, чтобы я своими руками подтирала его грязный зад…

— Прошу прощения! — воскликнул парень, срываясь со стула. И, коротко поклонившись, выскочил вон.

Да уж, вздохнула я. При таком отношении к клиентам, боюсь, мне самой ужиться с этим миром не светит.

В последние выходные ноября опять зарядили дожди. Похоже, надвигался второй тайфун. Чтобы испортить осень, хватило и первого, но природа не унималась, и очередной фронт холодного воздуха наползал на Японские острова.

А за пару дней до этого в магазинчик заглянула госпожа Уофуку.

— Поппо-тян! У меня тут билет… Не хочешь сходить? Купила по случаю, да за внуками смотреть будет некому. Никак из дома не вырваться!

И она достала из кармана фартука билет на представление театра ракуго́[55].

— Это в субботу вечером. Сходи, если сможешь. Считай, это тебе подарок от Тетушки Рыбы на счастье![56]

Жена хозяина рыбной лавки в шутку называла себя Тетушкой Рыбой. В этом и правда было что-то забавное.

Афишу этого шоу я в городе видела и даже запомнила. Известный ракуго́ка — по слухам, лучший из молодых — выступал в одном из залов храма Коме-дзи. В ракуго я особо не разбираюсь, но, конечно, по телевизору смотрю иногда. А вот вживую не видела еще ни разу.

— Деньги я вам отдам! — пообещала я, причем несколько раз, но под натиском Тетушки Рыбы сдалась и все-таки приняла билет в подарок. Теперь не пойти было уже просто нельзя.

Дождь постепенно стихал, но на всякий случай я надела сапоги и плащ. От «Цубаки» до храма Коме-дзи дорога пешком занимает чуть меньше часа. Вышла я даже раньше, чем нужно, брела по улочкам не спеша и прибыла к храму за пять минут до начала шоу.

Сцену для представления устроили в главном корпусе храма, прямо перед статуей Будды Амитабхи. На высоком помосте установили классическую ширму из золотых листьев, перед которой и сидел актер, рассказывая свои истории. Просторный зал Омидо́ был забит до отказа — как взрослыми, так и детьми. И все, от мала до велика, с очень серьезным видом внимали каждому слову рассказчика.

Шоу закончилось, я вышла на улицу. Дождь почти перестал. А когда я проходила через самые огромные в Камакуре храмовые ворота Санмо́н, меня вдруг кто-то окликнул. Точнее, я даже не поняла, что обращались ко мне, и пошла себе дальше. И тогда меня окликнули снова, уже громче, а затем еще и хлопнули по плечу.

Я с удивлением обернулась. Передо мною стоял Барон. Вынув из одного уха таблетку наушников, он проворчал:

— Зову тебя, зову! Сколько можно меня игнорировать?!

Изъяснялся он, как и прежде, сплошными упреками.

— Простите! Я вас не заметила…

«Что за чушь!» — прочиталось на его лице. Из наушника в его руке доносился какой-то джаз. Ласковое воркование саксофона растворялось в ночной тиши.

— Ходила на ракуго?

— А куда ж еще? В такой день и в такую погоду? — сказала я и тут же угодила ногой в глубокую лужу. Он в испуге отпрянул, и я опять извинилась.

— Ох, простите!

Барон тем не менее даже не думал от меня отставать. Говорить ему, что ракуго мне понравилось, я не стала. Не хватало еще заводить с ним беседу. Но тут он спросил меня в лоб:

— Хатоко! У тебя есть немного времени?

Откуда он знает меня по имени? И за каким чертом ему тратить мое время?

Я не нашла, что ответить, и он продолжил.

— А то письмо ты написала отлично! — процедил он, глядя куда-то в сторону.