Адаптация - Валерий Былинский

Девчонки играли с чехами в карты. Смеялись над чем-то. Вряд ли они слышали Моцарта из-под песка – если звонки в телефоне все еще продолжались. Я подумал, что для простоты общения часто лучше плохо понимать язык того, с кем беседуешь – чтобы не нырять в его душу и не разочаровываться. Увидев меня, Света с насмешливой улыбкой сощурилась, выпятила губы и вновь повернулась к собеседнику.

Я вышел на пирс. Женщина-чайка по-прежнему что-то писала в своей тетради.

Я сел в кресло, открыл свою. И стал описывать все, что появлялось в моем воображении, весь тот мир, что возникал, вспыхивал и обретал трепещущую, вибрирующую плоть. Вначале это был лишь темный неясный хаос, как и положено при очередном создании нового мира. Потом возникла какая-то твердь. Позже в серой темноте вспыхнул неяркий свет. Наконец, зашевелились, стали подниматься, вырастать и двигаться живые существа, люди, животные, деревья, дома, трава, ветки, машины, птицы, мысли. Взошли солнце, звезды, луна. И поплыли рыбы. Да, там была глава про молчаливую, но вдруг заговорившую Рыбу-шар, которую поймал приехавший из северной страны ныряльщик, подержал ее в своих руках и выпустил. Вот что из этого вышло.

Разговор с Рыбой-шар

– Привет, – сказала Рыба-шар, глядя мимо пловца усталыми темно-синими глазами.

– Привет, – сказал он, держа ее невесомое колючее тело в руках. – Ты что, говоришь?

– А что, не слышно? – без улыбки усмехнулась рыба и выпустила изо рта тонкую струйку воды. – Слушать будешь?

– Буду, – чуть помедлив, ответил он. И тут же уточнил: – А что?

– То, чего ты никогда не услышишь, если не захочешь… – Рыба пожевала своими большими потрескавшимися губами, словно мяла челюстями жевательную резинку. – А захочешь ты вряд ли, потому что подавляющее большинство людей на этой планете, которую нужно бы назвать Море, а не Земля, слышат что-либо важное только тогда, когда их берут за шиворот или всаживают в сердце кол. Когда начинаются войны, когда умирает кто-то из близких. Вы разбираетесь в телефонных тарифах, – добавила с безразличным сожалением Рыба-шар, – но не в смысле своего короткого существования.

– Постой! – перебил пловец. – Но ведь я…

– Ну да, – кисло улыбнулась Рыба-шар, – ты роман строчишь. Про то, что Бог за пивной стойкой сидит. – Рыба-шар сплюнула изо рта кашицу из перетертых кораллов и растянула свои толстые губы в иронической ухмылке, обнажая кости, больше похожие не на зубы, а на расплющенный клюв попугая. – Это профанация. Ясно?

– Это мое человеческое представление! – с жаром возразил ныряльщик. – Я имею право видеть вещи такими, какими они мне представляются в данный момент! Кто верит в Бога по-христиански – представляет его христианским, кто по-буддистски – Буддой, папуасы – папуасом. Я тоже верю в него по своему… и не… не потому что я так хочу, или из гордыни там, а потому что мне так верится, ясно? – Ныряльщик сорвался на фальцет и смутился, но чувствовал, что уже не может остановиться. – Если он, как считается, создал нас по образу своему и подобию, а мы оказались таким дерьмом, то почему он не похож на нас, а? Почему не может махнуть на все рукой, как это часто делаем мы, люди, бросить семью, детей, работу, разочароваться и спиться? Почему? У меня нет сейчас, в данный момент, другого представления, кроме как этого! Мне хреново было, тускло, я чувствовал, что все величественное, значительное, все высокое в этом мире куда-то похерилось – вот и представилась эта картинка, как он сидит там у себя, на небесех…

Рыба-шар с безразличным сожалением взглянула на ныряльщика, издав такой звук, словно высасывает крошки пищи, застрявшие между зубами.

– Да… тяжелый случай. Ну, я поплыла.

Она шевельнула плавниками и начала сдуваться.

– Эй, ты куда? – с пересохшим ртом воскликнул он.

– Как куда? – обернулась рыба. – Домой. А ты дуй в свой удивительно прекрасный новостной мир и продолжай кайфовать от того, что какая-нибудь английская королева пукнет на том конце земного шара, а тебе передадут по телевизору этот запах.

– Этот прекрасный новостной мир создал не я, – сказал ныряльщик, насупившись, – а твой Бог.

– Уже мой? – усмехнулась рыба. – Знаешь, если ты отказался от своего отца и решил, что родился не из семени, а, скажем, из бараньего уха, – от этого твой родитель не растворится в воздухе.

– У нас, у людей, – упрямо буркнул ныряльщик, – отцы бросают детей. Исчезают, умирают…

– Человеческое, слишком человеческое, – покривила губы Рыба-шар, – всегда немного животное. Не путай с божественным, человек!

– Зачем же тогда мне разум сюда впихнули, – ныряльщик ударил себя по макушке костяшками пальцев, – если я не могу думать о том, что там может быть в вашем божественном?!

– Думать – можешь. Заключения делать – дано не каждому.

– А другие? Другим дано? Книги, трактаты пишут, церкви строят, иконы рисуют, детишкам цепляют на спину картонные крылья, чтобы те изображали ангелочков… Что, ангелы на самом деле так выглядят?

– Если такие представления делают их добрее, даже если они глупеют при этом – что ж, вполне неплохо.

– Ложь – неплохо?

– Есть иллюзии, а есть ложь.

– Мой бухающий Бог – ложь?

– Иллюзия, но дерьмовая. Ты же сам ноешь, что люди разрушили великое, смешали его с ничтожным. Отсюда и твоя ненависть к среднему классу.

– А ты, – взъярился ныряльщик, – ты разве не соображаешь, что все эти божки на облачках, все эти детишки с крылышками – это и есть среднее, тепленькое представление о Боге?!

– Есть еще одна истина, о которой ты забываешь. Среднее всегда сползает либо в плюс, либо в минус. А ты заранее презираешь любое среднее. Бог с пушистой бородкой – все-таки ползет к плюсу. А твой Бог за стойкой – к минусу. Лучше бы ты вообще ни во что не верил, придурок.

Рыба-шар отвернулась и взмахнула плавниками.

– Подожди! – воскликнул ныряльщик, удерживая ее руками. – Подожди… – добавил он тише. – Понимаешь…

– Ну? – Рыба-шар с презрительной миной смотрела на него снизу вверх.

– Дело в том, что… понимаешь… если бы мне кто-то раз и навсегда привел доказательство, что Он есть… или… или хотя бы был, то есть создал все это… то я бы, наверное… Нет, не то… Мне было бы легче жить.

– То, что я сейчас с тобой говорю, – не доказательство?

– Нет.

– Что, часто встречал говорящих рыб?

– Нет, но… Наверное, хоть камень заговори сейчас, я сначала удивлюсь, а потом… Потом… у меня такое ощущение, что кто-то сразу выступит по телевизору и объяснит, что так и так, некоторые камни, оказываются, говорят. Нет, мне по-другому надо – почувствовать, ощутить, что ли…

– Веселенькое дело. – Рыба-шар вновь выплеснула изо рта струю воды и скривилась. – Значит, хочешь услышать… то есть почувствовать?

– Да.

– Слушай.

Доказательство № 1

Как-то к французскому ученому Блезу Паскалю, известному, несмотря на занятия наукой, своей религиозностью, пришли в гости его атеистических взглядов друзья. Они поужинали с хозяином, выпили вина и стали по обыкновению спорить о том, как мог быть создан мир. Приятели Паскаля сходились в том, что жизнь возникла из случайного взрыва в Космосе, когда огромное количество газовой пыли вдруг перемешалось так, что возникла сначала Земля, а потом уже и микроорганизмы, моря, леса, животные, человек. Хозяин дома отмалчивался, не хотел спорить. Он предложил гостям кофе, чай, сигары и партию в бридж; для этого вся компания перешла в соседнюю комнату. Там на подставке стоял граненый хрустальный шар – сувенир в виде глобуса, изготовленный в России на уральском заводе и подаренный Паскалю во время его визита в Петербург.

«Откуда у тебя такое чудо, Блез?» – спросил Паскаля один из гостей, восхищенно разглядывая сверкающий в свете свечной люстры хрустальный шар. «Так, сам возник», – ответил ученый, усаживаясь в кресло с сигарой во рту. «Как возник?» – не понял гость. «Ну, шел я вчера лесом, по оврагу, вижу – на земле какое-то завихрение, сгусток какой-то вертится. Подошел ближе – этот шар и появился. Мне показалось красиво, я принес его и поставил здесь». «Нет, вы шутите? Такое чудо не могло так просто валяться в лесу. Где-то купили его, наверное, да? Признавайтесь! Или изготовили на заказ? И где же производят такие чудеса, дайте адресок…» – «Да никто его не делал. Говорю – сам возник. Давайте, господа, приступим наконец к картам», – сказал несколько раздраженно Паскаль. «Похоже, Блез сегодня не в настроении, – сказал один из гостей, – не хочет говорить правду, ну и не надо». – «Я вам сказал не неправду, – поднял на него глаза Паскаль, – а полную чушь. Точно такую же, какую вы говорили о происхождении Земли в соседней комнате еще полчаса назад».

Ну и теперь – ближе к делу.

Создавая Землю в районе берегов Красного моря, Творец хотел показать, что любая жизнь, несмотря на многочисленные оттенки и полутона, состоит из вполне очевидных контрастов. Жизненное – безжизненное. Прекрасное – безобразное. Полное – пустое. Быть – казаться. Добро – зло. Тысячелетиями Создатель втолковывал людям, что все в жизни делится на две противоположности, – и от того, какую из них ты примешь, зависит твоя жизнь. Когда Бог создавал плоскую коричневую египетскую пустыню, где не росло ни единого дерева, резко обрывающуюся в прозрачное, насыщенное жизнью Красное море, Он давал персонажам своего творения реальный пример смысла их бытия.