Ангел в темноте - Юлия Лешко

Ольга задумчиво кивает:

– Ну давай, забросим удочку. Конечно, он тебе не откажет.

Я в этом, кстати, не так уверена, как Ольга. Этот и «наживку» запросто выплюнет, и удочку поломает. Но попробовать стоит… Я подмигиваю Ольге и тихонько напеваю:

– «Рыбачка Соня как-то в мае, направив к берегу баркас, сказала Косте: „Все вас знают, а я так вижу в первый раз…“»

Глава 13

Крылья ангела

Платье лежит на большой двуспальной кровати, раскинув рукава, как белоснежные крылья. Струящаяся юбка тоже разложена так, как будет смотреться в движении.

Оксана безупречна даже в мелочах. Я тоже уделяю мелочам большое внимание: ничего не могу с собой поделать.

От волшебства, лежащего на покрывале, меня отвлекает посторонняя мысль о том, что Оксана, наверное, не спит сейчас на этой широкой кровати. Не знаю, почему я так думаю, но, кажется, не ошибаюсь.

– Ну, что ты молчишь, – спрашивает Оксана, – нравится?

– Безумно! Можно, примерю? – я начинаю раздеваться, а Оксана приподнимает воздушный наряд, чтобы мне было удобнее его надеть.

Она застегивает молнию сзади (тоненькая «змейка» исчезает в шве, будто ее и не было), а я осторожно поворачиваюсь к зеркалу…

Платье делает меня выше и стройнее: антрацитовая юбка, поднимаясь к талии, постепенно теряет свой угольный блеск, на уровне ребер ткань становится серой, а вот рукава и плечи ослепляют белизной. Этот белый цвет работает как подсветка у профессиональных фотографов: лицо высвечивается снизу, глаза становятся яснее, а лицо – одухотвореннее. Меня так однажды снимали для одного глянцевого журнала. У парня-фотографа не было в полевых условиях (съемка шла в парке) специального экрана, но у профессионалов всегда находится выход из положения. В общем, его ассистент снял с себя белую майку, растянул ее передо мной на руках и направил на лицо отраженный свет. Таких сияющих глаз, как на том фото, у меня, по-моему, никогда в жизни не было!

Я оборачиваюсь к Оксане, обнимаю ее:

– Ксанка, я тебя люблю. Даже мечтать не могла о таком. Я в нем супер, правда?

Оксана тоже довольна, я это вижу. Конечно, одно дело шить вещь и только представлять, как она будет выглядеть, и другое – «оживить» ее, надеть.

Я делаю несколько шагов вперед, назад на цыпочках – туфли я сняла в прихожей. Платье держит в объятьях – другого слова не подберу.

Оксана, наклонив голову, смотрит на меня и задумчиво спрашивает:

– А может, академики решат, что ты все-таки лучшая? Я недолго раздумываю над ответом:

– Нет, не решат. И знаешь, извини меня, что я тебя всякой ерундой грузила… ну, в смысле, плакалась тебе, жаловалась. Ерунда все… На этом вечере я буду самая красивая, ну и хватит с меня. Что толку обижаться? На обиженных что-то куда-то возят. Хочу заявиться с новым проектом, готовлю пилотную программу на худсовет. Послезавтра камеру дают, и студию я уже заказала.

Оксана смотрит на меня с улыбкой. Замечательная у нее улыбка, теплая-теплая:

– Молодец. Про что проект?

Кажется, оттаивает моя подруга помаленьку…

– Да про нас, грешных! Рабочее название: «Я – женщина». Начинать и заканчивать буду словами: «Я – женщина», – а в промежутке буду разговаривать с мужчинами и женщинами обо всем, что меня в тот момент будет интересовать.

Оксанке, вижу, становится интересно:

– Ты платье снимай, и пойдем кофе пить. Расскажи еще.

Рассказывать еще, по большому счету, нечего. Но если ей, в самом деле, интересно, попробую объяснить, а заодно и сверюсь с моей потенциальной «целевой» аудиторией. Ксанка, кстати, всегда меня смотрит по утрам.

Жизнь наша такова, что, живя почти рядом, мы нечасто встречаемся. А по телевизору можем «видеться» каждые два дня: в нашей утренней программе такой график.

Я еще раз любуюсь собой в зеркале, потом снимаю платье: оно и невесомое, и немнущееся, замечательно. В нем я буду чувствовать себя спокойно и уверенно, уж очень оно мне к лицу. И когда камера, по традиции, будет останавливаться на взволнованных лицах всех номинантов, по очереди, пока не прозвучит имя победителя, мое будет светиться, как будто изнутри… Да, великая вещь – элегантность. У нас, женщин, не так уж много оружия в арсенале: помада, каблучки, духи. Но все это наносит «точечные удары» по превосходящим силам противника. А вот это шуршащее произведение портновского искусства – просто артиллерийская установка «Град» по своей сногсшибательной силе! Кофе у Оксаны такой же вкусный, как и все, что она делает своими руками. Я делаю глоток, закуриваю:

– В общем, приглашаю в студию героя, представляю его. На экране – нарезка фрагментов его жизни: фото, репортажики с рабочего места: хроника, если спортсмен, кино, если артист, и так далее… Потом начинаем разговор. Принцип такой: я – женщина, любопытная по природе, увлекающаяся. Мне интересно, а значит, будет интересно еще многим женщинам у телевизоров. Передача будет идти в записи, поэтому мне будет чем «оживить» картинку. И я постараюсь, чтобы это было… в самом деле живо, как в жизни. Иногда – печально, иногда – смешно, иногда – серьезно. Никогда – одинаково! Сколько людей – столько историй, столько сюжетов. Как думаешь, получится?

Оксана кивает с улыбкой:

– Получится. По себе знаю: тебе можно рассказать все, потому что ты умеешь слушать. Я даже не знаю… может, у тебя выражение лица какое-то особенное? Я рассказываю, а ты как будто проживаешь со мной: и улыбаешься вовремя, и глаза отводишь, когда мне это нужно. Правда, правда. Может, ты просто хороший человек?

И вдруг, без всякого перехода, начинает плакать.

Я вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Пусть поплачет, нет у нас другого способа преодолеть боль и облегчить сердце. После слез и дышится легче, и глаза как будто становятся зорче.

А что касается «хорошего» человека… Ну, наверное, я не самый плохой человек, вот только мужу, тоже хорошему человеку, почему-то изменяю. Заочно отравляю жизнь незнакомой мне женщине, с мужем которой изменяю… своему хорошему человеку. Злюсь и обижаюсь на Алису, которая тоже, в принципе, не монстр. Ревную любимого человека ко всем на свете, ни минуты не задумываясь, имею ли на это право…

Изменить эти обстоятельства я пока не готова. Все «остаются на местах», все остается так, как есть. Но, может быть, мне попробовать хоть немного изменить себя, а все остальное расставит по местам время? «Я – женщина» – это моя первая попытка.

Оксана уже не плачет, достает из кухонного шкафчика бумажную салфетку, вытирает слезы.

– Знаешь, я вот все думаю, анализирую, пытаюсь понять: в чем я ошиблась? В том, что мужа любила? Доверяла ему больше, чем себе? Дура, значит? Помню, читала где-то: «Доброта – не глупость, а подлость – не ум». Если я перестала нравиться своему мужу, будь я хоть семи пядей во лбу…

Слушаю подругу молча. Не знаю, какое у меня выражение лица сейчас, возможно, виноватое, потому что мне хочется оправдаться перед ней, да и перед собой заодно.

Пока я раздумываю, как это сделать, Ксанка окончательно взяла себя в руки, настолько, что может задать вполне бытовой вопрос:

– Ты куда в отпуск собираешься?

И я смеюсь в ответ – очень искренне, потому что на этот вопрос мне ответить легко:

– Миша хочет отдохнуть в горах, зовет на Джомолунгму. Шутит, конечно…

Ксанка пожимает плечами:

– Почему шутит? Есть такие туры, а ты сама куда хочешь?

… А я хочу на край света. И не в отпуск, а навсегда. И не с Мишей, а с Сосновским. И что я могу с этим поделать?

Глава 14

Сказки Пушкина

Минута молчания затянулась. Я стою перед Сосновским, оперевшись для верности руками в его стол, и жду. Хочется направить на него пульт дистанционного управления от телика и понажимать на кнопки, чтобы звук быстрее появился. Пульта нет. И звука нет.

Наконец он поднимает на меня свои соколиные очи и говорит:

– Рита, сядь. В ногах правды нет. Сядь, ты меня отвлекаешь.

Хочется что-то дерзкое ответить, но не в моих интересах сейчас дерзить. Сажусь на стул, но руки кладу не на коленки, а на стол перед собой, и в точности повторяю его позу: вытягиваю их вперед и сцепляю в замок.

Мы думаем. Вернее, «Чапай думает», а я так, погулять вышла.

Конечно, я раздражена. И ведь заранее понимала: чудес не бывает, он не согласится просто так: «Да, Рита, конечно, приду, прибегу быстрее тебя и буду тебе как на духу отвечать на все твои дурацкие вопросы…» Догадывалась, что будет сопротивляться. Надеялась, что сумею это сопротивление преодолеть, не прибегая, по возможности, к обычным женским штучкам. Нет, штучки здесь не пройдут, сейчас решается мое профессиональное будущее. Да мне и не нужны его скидки и поблажки. А вот помощь нужна, его участие в моей передаче – это и есть его дружеская, я бы даже сказала, товарищеская помощь.

Ну, что-то похожее я в течение получаса уже пыталась ему втолковать. Говорила много и, кажется, убедительно. Он внимательно слушал, и вот замер, завис.