Ангел в темноте - Юлия Лешко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сегодня я иду к Ольге, чтобы прикидывать «пилотку» – первый выпуск, который (сначала в виде сценария) мы заявим для обсуждения на худсовет.
Вот у Ольги Васильевны входная дверь легкая, как парус, не то, что у Сосновского в его имперском кабинете. Надо ему сказать при случае: люди, которые тянут на себя его «оборонительное заграждение», совершают ненужные усилия и чувствуют сопротивление, которого, может, и не последует от самого хозяина кабинета. А к Ольге идут с идеями и предложениями в приветливо распахивающиеся двери, почти как в распростертые объятия!
Она встречает меня улыбкой и жестом приглашает садиться. Сама разговаривает по телефону. Я сажусь и оглядываюсь по сторонам, пока она терпеливо разъясняет кому-то порядок оформления заявки: видно, не одну меня мучают творческие потуги.
Кабинет ее мне знаком до мелочей. На стене за ее спиной в разновеликих рамочках – фото звезд, с которыми она дружила, работала, просто встречалась однажды. Но сегодня мой взгляд цепляет, наверное, самая старая фотография, висящая в Ольгиной «галерее Славы».
На групповом фото я смутно различаю знакомые лица: вот это Сосновский, чуть левее – Ольга, рядом с ней – один наш ныне маститый телеоператор, в ту пору, вероятнее всего, никому не известный ассистент, еще знакомые и полузнакомые люди… Ольга продолжает говорить по телефону, то есть теперь она, кивая, выслушивает какую-то взволнованную тираду, а я подхожу поближе.
Какие они все красивые на этом старом черно-белом фото. Оно, судя по всему, увеличено с меньшего формата, и от увеличения по изображению пошла «зернь» – растр, но это сделало его только выразительней, придало ностальгический шарм, как изломы и сепия – пожелтелость на карточках в семейном альбоме.
Сейчас Сергей уже почти весь седой. У него красивая, что называется, благородная седина, которая совсем не старит, еще и подчеркивает яркую синеву глаз и загар, который с него круглый год не сходит… Но на фото над высоким лбом темнеет густая и, по-моему, не очень тщательно причесанная грива: у него, в самом деле, похожее на львиную гриву обрамление лба. Он в каком-то свободном джемпере, под которым рубашка с расстегнутым воротом, без галстука, улыбается своей опасной белозубой улыбкой… У меня начинает чаще биться сердце, а к горлу подкатывает комок. А где была я, когда он, такой молодой и красивый (ему ведь тут еще нет и тридцати) позировал на новом телецентре для истории? Калькулятор в мозгу щелкает быстро… так, я училась в школе, в городе Молодечно, классе в девятом, наверное.
Рядом с ним стоит юная красавица с распущенными по плечам светлыми волосами. Она, вероятно, недавно вышла из кадра: наметанным глазом я узнаю, что это профессиональный грим – густоваты накрашенные ресницы, тени на веках темные, уходящие к вискам, по моде того времени. Сосновский обнимает ее за плечи, она чуть наклонила к нему голову, как будто хочет быть ближе.
Девушка прекрасна.
– Узнаешь? – голос Ольги возвращает меня к действительности. – Алиса.
Я буквально вытаращиваюсь, силясь сопоставить этот волшебный образ с коротко стриженой, худенькой и подвижной, как мальчик, Алисой.
– Я думала, это его жена, – выговариваю, наконец.
– Нет, его жена – радистка, она и сейчас на радио «Свет столицы» работает, – говорит Ольга, и я даже не пытаюсь как-то скрыть свой безумный интерес к этому фото, к Сосновскому, к Алисе. Интересно, знает Ольга Васильевна о наших с Сергеем отношениях? Нет, даже не интересно: конечно, знает. У нас все всё про всех знают.
То, как он непринужденно обнимает за плечи Алису, в общем, ни о чем не говорит. Я знаю, что они учились на одном потоке и их связывают давние дружеские отношения. Насколько дружеские? У Ольги, которая училась как раз вместе с Алисой, об этом я спрашивать, разумеется, не буду, а у него спрашивала, и не раз, но он спокойно и твердо пресекает эту тему на корню.
Я уверена: они любили друг друга. Ну как им было не влюбиться? Сияющая красота Алисы пробивается даже на этом тусклом фото – сквозь черно-белую зернь, сквозь время. А он так хорош, что у меня, стоящей на безопасном (длиной в двадцать лет!) расстоянии, все равно подкашиваются коленки.
– Рита, ты уже решила, кого будешь приглашать в «пилотку»? – и по тому, что она называет меня по имени, я понимаю, что Ольга повторяет свой вопрос – первый раз я его не услышала. Замечталась…
– Хотела посоветоваться с вами. Честно говоря, мне хочется в этой передаче чаще общаться с мужчинами. Целевая аудитория, понятное дело, женщины, но собеседников-мужчин должно быть больше. И первый, конечно, обязательно будет мужчина.
Ольга раздумывает недолго, кивает:
– Да, согласна. Феминистки нас за это осудили бы, ну и черт с ними. Ты – женщина, мир мужчин тебе не всегда понятен, но интересен, вот и установим этот телемост с мужским миром.
Это не значит, что мне не интересны женщины. Как это мне могут быть безразличны «сестры мои»? Чем бы мы ни занимались в этой жизни, есть «обязанности», равные для всех: любить, рожать, страдать, прощать… И выбора нет. Вернее, мы можем выбрать только тех, кого будем любить, от кого будем рожать, из-за кого страдать, кого прощать… И каждая, даже самая руководящая дама, самая выдающаяся прима-балерина, наедине с собой свой список заслуг, побед или поражений начнет мыслью о том, что она – женщина.
Мне кажется, или это правда: мужчины заявляют о своей принадлежности к сильному полу гораздо реже, чаще всего – в каких-то экстремальных случаях. Примерно так: «Я же мужчина, в конце концов!»
– Думай, думай. Давай прикинем заставку и приветствие. Они должны быть выдержаны в одном ключе – это твоя «визитка».
Звонок Оксаны звучит не очень кстати, но не ответить я не могу. Извиняюсь перед Ольгой и выхожу из кабинета. Оксанин голос мне категорически не нравится: очень уж спокоен, жизни в нем совсем нет, только усталость:
– Заедь сегодня, платье готово.
– Хорошо, я прямо после работы заеду, ближе к семи. Ты не против?
– После работы я совершенно свободна.
Да, конечно… Слава Богу, наступили каникулы. Моя Катька и мама с энтузиазмом, которому я завидую по-страшному, собираются на отдых в Болгарию, а Оксана уже отправила сына в пионерский лагерь. Ее Сергей, судя по всему, дома уже не живет.
После той нашей встречи мы не виделись с Ксаной. Я знала, что она творит мне наряд, но примерки нам давно не нужны: у нее целый архив выкроек на мою фигуру, и вкусу ее я доверяю полностью. А других поводов встретиться… я малодушно не искала. Ведь я не «исправилась»: по-прежнему встречаюсь с чужим мужем, по-прежнему – чужая жена.
Как мне хотелось бы вывалить на Оксану все мои переживания, пригласить ее в мой… мир иллюзий. Может быть, она и не посоветовала бы мне ничего дельного, но и такой одинокой бы себя не чувствовала. Да, я «чужую беду руками» не разведу, но пусть она хоть выговорится со мной, хоть выплачется…
Не разведу я чужую беду. Правда, и… разводить никого не собираюсь, и сама разводиться не хочу. Хотя одного моего желания, естественно, недостаточно, а повернуться может по-всякому. Можно подумать, Оксанка ожидала, что ее налаженная семейная жизнь вдруг рухнет в одночасье.
Но она-то этого исхода точно не заслужила, чего, положа руку на сердце, не скажешь обо мне.
Когда Наталья просвещала меня по поводу «лебединой песни» Сосновского, у нее проскочило такое выражение: «Не ты первая открыла эту дверь». Верно, не я.
И до меня в эту «дверь» стучались, входили, выходили, плакали перед ней и громко хлопали ею разнообразные другие. Ах, нам всем так хочется быть для кого-то единственными!
Вот только жизнь не балует, и совершенства в ней все еще недостает. И потому жена у Сергея Александровича – не единственная, и у меня, наверняка, двузначный порядковый номер, и Оксана теперь будет фигурировать в биографии своего мужа как первая жена, а та, другая, собирающаяся ныне под венец, автоматически становится второй…
Поговорю-ка я об этом как-нибудь в эфире. Начистоту. И начну свою передачу словами: «Я – женщина…»
Я уже ухожу от Ольги, когда мне в голову приходит авантюрная идея:
– Ольга Васильевна, в первый эфир я приглашу Сосновского.
Ольга смотрит на меня с легким удивлением:
– Почему его?
Примем как «дано», что наши отношения с шефом для нее не секрет:
– Он интересный собеседник. Мне есть с ним что обсудить.
Ольга пожимает плечами:
– Ты все же аргументируй.
Легкая внутренняя дрожь пробегает в груди, как предчувствие…
– Он возглавляет коллектив, в котором очень много женщин. Женщина и телевидение – это неисчерпаемая тема, только зацепи… Ракурсов – не сосчитать: адресность, выбор контента, женские профессии на телике, в кадре и за кадром… я его раскручу!
Ольга задумчиво кивает:
– Ну давай, забросим удочку. Конечно, он тебе не откажет.
Я в этом, кстати, не так уверена, как Ольга. Этот и «наживку» запросто выплюнет, и удочку поломает. Но попробовать стоит… Я подмигиваю Ольге и тихонько напеваю: