Раскол - Рагнар Йонассон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда это мучение наконец завершилось, смысла ехать в отдел новостей уже не было: приближалось время брифинга в правительстве. Исрун с оператором укрылись от ветра и дождя в машине, которая стояла возле здания кабинета министров, перед которым выстроились в ряд сверкающие автомобили высокопоставленных чиновников.
Исрун решила воспользоваться возможностью, чтобы сделать телефонный звонок. После небольшого ожидания ее соединили со специалистом по вопросам усыновления в одной из госструктур. Специалист оказался любезным и, судя по голосу, молодым человеком.
– Добрый день, – начала Исрун, не представляясь. – Мне требуется информация об одном усыновлении, которое произошло много лет назад.
– Да, я понимаю. – Исрун расслышала в голосе на другом конце провода нотки подозрительности. – Это усыновление имеет отношение к вам лично?
– Ну… я так не сказала бы. Но дело это давнее – относится примерно к пятидесятому году. У одной супружеской пары – моих знакомых, которых уже нет на свете, – родился ребенок, и они отдали его на усыновление. Больше они его так и не видели. Мне нужна информация о его дальнейшей судьбе. Не могли бы вы мне как-то с этим помочь?
– Вы серьезно? – со смешком спросил молодой человек.
Неформальность его ответа несколько удивила Исрун. Смутившись, она все-таки решила представиться и сообщила, что работает над репортажем, связанным с тем усыновлением, но тут же осознала, что это лишь все усложнит.
Реакция молодого человека, однако, отошла на второй план, поскольку в тот момент оператор Рурик слегка подтолкнул Исрун локтем, указывая на членов кабинета, которые после брифинга начали один за другим выходить на улицу. Между тем из телефона продолжал доноситься голос специалиста по вопросам усыновления, который несколько оскорбленным тоном советовал ей подать официальный запрос, а также заметил, что ответ на него почти наверняка будет отрицательным. Наскоро с ним попрощавшись, Исрун второпях вышла из машины. За ней по пятам следовал Рурик. Он работал в отделе новостей не один десяток лет, и при этом ничто не могло вывести его из равновесия; казалось, он ничуть не сочувствует репортерам, которые, пребывая в состоянии перенапряжения, вели себя так, словно каждый день был для них последним. С Исрун он отлично сработался, и она давно перестала его подстегивать и подгонять: Рурик работал в своем темпе, всегда бывал в нужное время в нужном месте и выдавал замечательные видеоматериалы. Обычно он снимал на месте происшествия несколько дополнительных кадров, которые Исрун и в голову не пришло бы включить в репортаж, но которые оказывались как нельзя кстати, когда дело доходило до монтажа и требовалось заполнить две минуты экранного времени качественной картинкой.
Поскольку никаких животрепещущих политических вопросов на повестке не стояло и брифинг, судя по всему, прошел без эксцессов, репортеров перед зданием кабинета министров собралось не много. Премьер-министр Мартейнн уже вышел наружу и теперь отвечал на вопросы девушки-корреспондента одной из ежедневных газет. Исрун держалась на почтительном расстоянии, ожидая удобного случая, – ей хотелось переговорить с Мартейнном без того, чтобы их слышали другие журналисты.
Мартейнн излучал самоуверенность, без которой в политике вряд ли можно состояться. Его коротко стриженные волосы были слегка тронуты сединой, хотя он перешагнул сорокалетний рубеж не так давно. Он был красив лицом и подтянут. Роста, правда, был не очень высокого, что удивило Исрун, когда она впервые увидела его воочию, хотя кому как не ей было знать, что телевизионная картинка может быть обманчивой.
Кивнув Исрун, он решительным шагом направился к ней с улыбкой на губах. Она улыбнулась в ответ:
– Здравствуйте, не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Разумеется, Исрун.
Для нее не осталось незамеченным, что он делает особый акцент на том, чтобы называть ее по имени при каждой встрече; и хотя она осознавала, что это лишь профессиональный прием, противостоять шарму Мартейнна было непросто – ничего удивительного в том, что его партия получила на выборах абсолютное большинство голосов.
Исрун перевела взгляд на Рурика, чтобы дать ему знак начинать съемку, но тот, как всегда, оказался на шаг впереди. Тогда она снова повернулась к Мартейнну и задала свой вопрос:
– Я хотела бы узнать, как вы отреагировали на гибель Снорри Этлертссона.
Мартейнн стоял не двигаясь, и от Исрун не укрылось, что вопрос застал его врасплох, но он явно старался сохранить невозмутимость перед телекамерой. Исрун заметила и то, что он собирается с ответом непривычно долго; как правило, даже на самые неожиданные вопросы Мартейнн отвечал быстро и уверенно. Теперь же пауза затянулась, и это явилось достаточным доказательством того, что Исрун своим вопросом выбила его из равновесия.
– Сейчас семья Снорри переживает тяжелый момент, – заговорил наконец Мартейнн. – И я лично выразил глубокое соболезнование Этлерту и Кларе.
Он умолк, сохраняя на лице траурное выражение. Было очевидно, что он ожидает, пока Рурик выключит камеру. Исрун, однако, сдаваться не хотела и предприняла новую попытку вывести Мартейнна на откровенность:
– Полиция считает, что его, возможно, убили. С вами велись какие-либо разговоры о повышении мер безопасности в свете того, что это происшествие может иметь политическую подоплеку?
– Я не хотел бы обсуждать эту тему, – ответил Мартейнн и, судя по всему, тут же понял, что проговорился.
– Благодарю вас, – сказала Исрун и, повернувшись к Рурику, добавила: – Снято.
Потом она снова обратилась к Мартейнну.
– Я совсем не хотела ставить вас в неловкое положение этими вопросами, – на голубом глазу солгала она, дружелюбно улыбаясь.
– Ничего страшного. – Мартейнн тоже излучал дружелюбие, на лице у него играла его самая очаровательная улыбка, предназначенная для избирателей.
– Вы ведь дружили со Снорри? – спросила Исрун.
Мартейнн не терял бдительности: пусть камера и выключена, но он все еще беседует с репортером.
– Раньше мы хорошо знали друг друга, но потом наши пути разошлись. В
