Ниндзя с Лубянки - Роман Ронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорош! Ничего не скажешь, хорош! – послышался сзади знакомый голос. Ода и Сакамото-младший оглянулись. Пока зал хлопал подтвердившему свои претензии на второй дан русскому борцу, к ним незаметно подсел Вакаса-молодой, пижонистого вида мужчина с кокетливыми черными усиками над верхней губой и повадками опытного жуира. Совсем недавно он окончил университет Кёику, к которому относился колледж, где учились юноши, и служил теперь во Втором, разведывательном, отделе генерального штаба. Несмотря на то что у него не было военного образования, Вакасу взяли в разведку за то, что он хорошо знал русский язык: до университета он успел поучиться в русской православной семинарии в Токио и даже носил серебряный крестик на шее. Кроме того, ходили слухи, что Вакаса был необычным человеком. Он приехал в Токио из префектуры Миэ – места далекого, провинциального, но загадочного и мистического. Когда-то там обитали кланы синоби – потомственные шпионы Средневековья, неуловимые и овеянные множеством легенд. Синоби, или иначе ниндзя, владели множеством тайных боевых приемов, не зная поражений. Говорят, сила их воли была такова, что взглядом они убивали птиц на лету и не брезговали никакими средствами для достижения победы. Простые люди верили, что синоби перемещаются на жабах, дающих ниндзя мистическую силу, умеют добывать огонь из воздуха, сами могут превращаться в птиц и зверей, но никогда не навредят обычному крестьянину или горожанину. Наоборот, могут еще и случайной добычей поделиться. Вроде бы сейчас время синоби уже прошло, но японские горы скрывают так много тайн, что простому человеку лучше о них даже не задумываться – целее будешь. Вот и про Вакасу поговаривали, что он потомок одного из этих кланов таинственных убийц, но сам он никогда не комментировал эти слухи, хотя и не опровергал их, лишь снисходительно усмехаясь, даже когда об этом говорили старшие.
– Видели этого русского? – одобрительно продолжал Вакаса, – я его знаю. Мы вместе учились при русской церкви Никорай-до, в семинарии. Он всегда был самым крепким парнем из всех, и наш наставник в дзюдо Окамото-сэнсэй рекомендовал его для поступления в Кодокан. Не одного, конечно, рекомендовал, но из русских выдержал только он. Чертовски силен, храбр и хитер. Настоящий враг.
– Почему враг? – Ода с интересом проводил взглядом лысого русского, уже усаживавшегося на свое место.
– Потому что русские всегда были и всегда будут нашими врагами, что бы там ни говорили и ни подписывали наши дипломаты. Извини, Ода-кун. Я не имел в виду почтенного графа Ода. Но один европейский мудрец сказал, что язык дипломату нужен для того, чтобы скрывать свои мысли. Среди глупых гайдзинов только мудрец смог додуматься до того, что у нас знает каждый взрослый человек, – усмехнулся Вакаса, – лицо, язык, жесты – все это нужно человеку, чтобы скрывать свои истинные намерения. Это и есть татэмаэ – то, что спереди. Настоящий мужчина даже друзьям и детям не открывает свое истинное сердце – хоннэ. А русский… Этот русский в семинарии был довольно наивен и не таил своего сердца – очень глупо для воина. Но действительно силен и храбр. Что есть, то есть. Когда мы попытались немного нажать в семинарии на русских варваров, что учились с нами, некоторые из них плакали и просили прощения. Только этот… Василий – так его правильно зовут – задал нашим тогда хорошую трепку…
– И Вакаса-сан? – с почтением спросил юный Сакамото.
– Мне? Нет, я не участвовал в этом… Во всяком случае, в драках я не участвовал. Когда Василия приняли в Кодокан, многие радовались, надеялись, что там из него выбьют его вонючий русский дух. Первое время так и было – он приходил вечером весь в синяках, несколько раз ему ломали ребра. Но он садился за уроки и никому ничего не рассказывал. А потом перестал приходить с синяками. Его друг бросил Кодокан, а Василий остался. Это Окамото-сэнсэй первый назвал его Русским медведем. Он рассказывал, что здесь очень многие хотели отомстить русскому за своих родственников, погибших в Квантуне. Его душили, ломали, бросали, били, но ему все нипочем. Через несколько месяцев оказалось, что очень немногие в состоянии победить русского. Ломать, беря захват так, что лопается ключица, незаметно бить, падая в броске так, чтобы локоть попал противнику под сердце и хрустнули ребра, научился сам Василий. Теперь даже многие японцы его боятся. Правда, его дзюдо не совсем дзюдо…
– В каком смысле?
– Он сильнее любого из нас, выше и тяжелее. При этом он так же, как мы, быстр, ловок и гибок. Но самое опасное, что в бою он становится очень умен и хитер. Не так, как в жизни. Умеет использовать не только слабость, но и силу. Но лучшее, чем он владеет, – японский язык.
– Вы думаете…
– Я знаю. Он очень скоро окажется нашим противником. Так или иначе, война с русскими неизбежна. В нашей семинарии училось много детей казаков, а они как дети самураев – нередко глупы, но настоящие воины и преданы родине. Это значит, что жирные русские генералы и их вечно пьяные офицеры кое-чему научились у нас под Мукденом и Порт-Артуром. Они не хотят больше проигрывать из-за того, что ничего не знают о нашей армии и не могут прочитать наши донесения, которые штабные умники даже не шифруют, веря, что белым никогда не одолеть наших иероглифов. Впрочем, теперь уже и Кодокан не самое подходящее место для подобных разговоров. Пойдемте-ка, прогуляемся.
– Но сэнсэй…
– Учитель Сакамото в курсе.
Вставая, молодые люди посмотрели на своего наставника. Тот поймал их взгляд и еле заметно кивнул, давая понять, что знает, с кем и зачем они уходят, не дождавшись церемонии вручения дипломов.
– Пойдем в сторону Вакамия, – сказал Вакаса, выйдя на улицу и щурясь от яркого осеннего солнца, – тебе, Сакамото, ведь туда? А мне в Ичигая, как раз по пути. Да и Ода-кун оттуда пройдет прямиком к себе на Акасака, не так ли? Да не волнуйтесь! Сакамото-сэнсэй специально пригласил меня в Кодокан – я давно хотел побеседовать с вами кое о чем интересном…
– О
