На войне как на войне - Виктор Курочкин

– Ничего я не хочу, я просто автомат проверял, – сказал Громыхало и вдруг закричал, – Ура! Наши танки идут!

Малешкин с Громыхалой выскочили из-под машины, запрыгали, как дикари, размахивая автоматами.

Подошла тридцатьчетверка, из люка высунулся танкист и удивленно посмотрел на бесновавшихся самоходчиков.

– Вы что, пьяные? – спросил он.

– От радости пьяные! – закричал Домешек.

– Это ваша самоходка? – спросил танкист.

– Наша.

– А мы по ней стреляли. Думали, что это «тигр» на себе крышу таскает.

Тридцатьчетверка затарахтела и, обдав Саню вонючим дымом, поехала дальше.

– А что же нам-то теперь делать? – спросил Саня и вздохнул.

– Щербак, попробуй мотор, авось заведется, – сказал Домешек.

К неописуемой радости младшего лейтенанта Малешкина, кроме радиостанции и снарядов, больше ничего не пострадало. Снаряд угодил в башню, пробил броню и застрял под пушкой в боеукладке.

Сбросили с машины остатки крыши, покалеченные снаряды, дыру в башне заткнули тряпкой, и самоходка тронулась.

Проехав метров пятьдесят, Саня увидел площадь села, а на ней два подбитых «тигра». Около них стояли наши самоходки с танками, бегали солдаты.

«Мои «тигры»! Я их подбил!» На Малешкина волной нахлынула радость, выдавила слезу, он смахнул ее рукой и закричал:

– Давай, Гришка, прямо туда!

У первого «тигра» он увидел полковника Дея с комбатом. Саня спрыгнул с машины и, не зная, что поддерживать, то ли колотившую по ногам сумку, то ли собственное сердце, которое тоже колотилось, побежал. Метров за десять он перешел на шаг и, подойдя к командиру полка, щелкнул каблуками:

– Товарищ полковник, экипаж гвардии младшего лейтенанта Малешкина в бою за село Антополь-Боярка подбил два фашистских танка. В мою машину было одно попадание. – Саня запнулся, посмотрел на Дея.

Тот стоял перед ним чуть ссутулившись и внимательно слушал.

– Пострадала радиостанция и часть снарядов. Экипаж жив и здоров. Машина готова к бою, – четко доложил Саня.

Дей улыбнулся и поправил на голове Малешкина шапку.

– А чем ты докажешь, Малешкин, что вы подбили? Может, это сделали мои орлы? – спросил Дей.

– Нет, товарищ полковник. Мой экипаж подбил, – категорически заявил Саня и посмотрел на «тигра». Сбоку в башне зиял пролом. Саня протянул руку: – Посмотрите, товарищ полковник, чей здесь снаряд сработал? Наш, самоходовский. От ваших снарядов разве такая дыра? Во какая! – И Саня показал руками, какую дыру в его самоходке просверлили танкисты. – Не верите, товарищ полковник? Сходите посмотрите, – простодушно предложил Малешкин.

Дей поморщился. Смотреть на работу своих орлов ему, видимо, не очень-то хотелось.

– А почему вы, Малешкин, в село впереди машины бежали? – ехидно спросил полковник.

Саня не знал, что отвечать. Сказать правду – значит, с головой выдать Щербака.

Дей в ожидании ответа с любопытством разглядывал Малешкина.

Саня поднял на полковника глаза и виновато улыбнулся:

– Очень замерз, товарищ полковник, вот и побежал, чтоб согреться.

Поверил ли словам Малешкина Дей, трудно сказать. Только вряд ли. Он повернулся к Беззубцеву и скрипучим, железным голосом приказал:

– Комбат, доложите в свой штаб, чтобы Малешкина представили к Герою, а экипаж – к орденам. – И, уловив в глазах комбата удивление, еще жестче проскрипел: – Да, именно к Герою. Если б не Малешкин, бог знает, чем бы все это кончилось;

Полковник Дей резко повернулся и пошел своей прыгающей, птичьей походкой.

Приказ командира полка не сразу дошел до Малешкина, а когда наконец дошел, то ошеломил его. Окружающий его мир перед глазами сначала опрокинулся навзничь, а потом завертелся пестрым, радужным клубком. Саня зажмурился, помотал головой, открыл глаза. Солдаты вытаскивали из «тигра» эсэсовца в черной форме. «Зачем они его тащат, и откуда он взялся?» – машинально спросил себя Малешкин. Труп выволокли из люка, сбросили на землю. Он упал в снег около ног Малешкина. Вместо лица Саня увидел сырой кусок мяса, а на рукаве – маленький алюминиевый череп. Саня присел на корточки, отодрал от рукава эмблему и долго, удивленно, ничего не понимая, рассматривал, а потом положил в карман.

Его кто-то потащил ко второму подбитому «тигру», кто-то повесил ему на шею великолепный цейсовский бинокль, кто-то сунул в руку парабеллум. А Саня бессмысленно улыбался и ничего не понимал. Прибежали Чегничка с Зиминым. Они набросились на Саню, обнимали, мяли, называли молодчиной и прочими приятными словами. И Малешкину казалось, что это необычайно удивительный и легкий сон. Он никак не мог представить себе все это реальностью. Так же как не мог понять, как он стал героем. Ведь он и не думал о героизме, когда бежал впереди самоходки, когда стрелял по фашистским танкам. Просто так надо было делать.

Пришел в себя Саня, когда Чегничка сообщил, что погиб Пашка Теленков.

– Кто? Кто? – испуганно переспросил Малешкин.

– Пашка сгорел с экипажем, – сказал Чегничка и отвернулся.

Легкий озноб пробежал по телу Малешкина, на секунду сжалось сердце, потом стало жарко. Только сейчас Саня понял, что сгорел не он, а Пашка, что героем стал не кто-нибудь другой, а он, младший лейтенант Малешкин.

– Очень жаль Пашку, – сказал Саня. Но сказал без печали за судьбу товарища. Он был слишком счастлив в эту минуту, чтоб о ком-либо печалиться. Он был переполнен счастьем, а для печали-жалости не осталось в его душе ни одного, даже крохотного, закоулка.

Часа два спустя взяли Кодню. Танковый полк в ожидании отставшей артиллерии с пехотой занял оборону. Противник не пытался контратаковать. И только наугад постреливал из минометов.

Экипаж Малешкина сидел в машине и ужинал. Мина разорвалась под пушкой самоходки. Осколок, влетел в приоткрытый люк механика-водителя, обжег Щербаку ухо и как бритвой раскроил Малешкину горло. Саня часто-часто замигал и уронил на грудь голову.

– Лейтенант! – не своим голосом закричал ефрейтор Бянкин и поднял командиру голову. Саня задергался, захрипел и открыл глаза. А закрыть их уже не хватило жизни…

Саню схоронили там же, где стояла его самоходка. Когда экипаж опустил своего командира на сырой глиняный пол могилы, подошел комбат, снял шапку и долго смотрел на маленького, пухлогубого, притихшего навеки младшего лейтенанта Саню Малешкина.

– Что же вы ему глаза-то не закрыли? – сказал Беззубцев и, видимо поняв несправедливость упрека и бессмысленность вопроса, осердился и надрывно, хриплым голосом закричал: – За смерть товарища! По фашистской сволочи! Батарея, огонь!

Залп всполошил немцев. Они открыли по Кодне суматошную стрельбу.

1965