Кто здесь - Алекс Норк

— Здравствуйте, мой дорогой, здравствуйте! Я получал донесения, однако бумага — всего лишь бумага. Рассказывайте, Стенли, от начала и до конца. Садитесь и рассказывайте. Но сначала, как вы нашли Николь? Она, по-моему, стала серьезней. Да, и сообщила мне причину. Ну, я ужасно рад!

Блюм вертелся и радовался. Хотя особых причин для этого не было. К тому же, в донесения из Москвы не вошла встреча Торнвила с Леной и, уж конечно, то самое, вогнавшее его в жар, предложение русского генерала.

Николь и ему показалась немножко другой, повзрослевшей… и еще более красивой. Они весь вчерашний вечер проболтали о будущем, детской комнате для ребенка, которую она решила заранее оборудовать… А как ей понравился русский светло-коричневый медвежонок, которого она сразу расцеловала…

— Во-первых, привет от вашего русского коллеги. Хоть вам с ним не удалось в свое время встретиться лично, он говорил о вас с теплым чувством.

— Да, Стенли, это был матерый волк! — Блюм привычно провел ладонью по широкому лбу. — Ушел от меня. Как меняется время, мой дорогой! Сколько раз оно уже менялось на моем веку.

— И, может быть, хватит дальше-то?

— Понимаю, о чем вы. Давайте, слушаю.

Блюм не прервал его ни разу. Спокойно и очень внимательно слушал. Только во время рассказа о встрече с Леной чуть встрепенулся в том месте, где речь шла об их дантисте:

— Мастерская с аппаратурой, вы говорите? Что это может быть? Надо еще раз проверить — куда он ходил, в какие именно заведения с такими приметами.

А когда Торнвил в конце концов дошел до, мягко говоря, странного предложения их русского коллеги, Блюм, против его ожидания, надолго задумался.

— Вы что, патрон?

— Что?

— Такое впечатление, будто вас заинтересовало это предложение.

— М-мм, Стенли, опять я вынужден заявить, что времена меняются. Да… А случись такое, когда у них был Лаврентий Берия, а у нас Аллен Даллес, так бы все и было сделано. Не сомневайтесь, они бы быстро договорились.

— Вы жалеете, что сейчас не те времена?

— Нет, я не жалею, нет. Только знаете, мой дорогой, мир тогда был более управляемым. Несмотря на противостояние двух систем и прочие неудобства. А сейчас… ну, да ладно. Давайте выделим главное из того, что мы знаем. Точнее, то главное, чего не знаем: как находят и вводят в свой круг людей, чьи души жили когда-то в ту далекую эпоху. Как они их отыскивают?

— Лена сказала, что это способен делать любой сильный экстрасенс.

— Что же, эти экстрасенсы ходят по улицам, подсаживаются к людям на скамейки, проверяют вот так каждого?

— Нет, разумеется, но в России сейчас огромное количество этих странных центров, паранормальных лечебных заведений. Совершенно бесконтрольных. Причем большинство русских нуворишей пользуются их услугами, я это знаю.

— Допустим, что там они так и действуют. А у нас? — он, размышляя, покрутил пальцами в воздухе. — Что касается всяких паранормальных штучек, средний американец ими теперь не очень интересуется. Фильмы на эту тему уже не дают доходов. Всем надоело! Так как они делают это здесь?… По последним данным у Независимого кандидата уже около восьми миллионов добровольных помощников, которые бескорыстно на него трудятся. Недавно в Европе образовались четыре клуба в его поддержку. В Белом доме просто паника! Они деморализованы от того, что не могут понять, откуда такая любовь, чем она завоевывается.

— Теперь мы можем доложить об этом.

— Если нам поверят. Вы сами мне передали, что наши русские коллеги не собираются делать такой доклад своему высшему руководству.

— Что вы предлагаете?

Опять взгляд Блюма ушел в никуда…

— Патрон?

— А? Да… нет, докладывать ничего пока не будем. Как они здесь в Америке находят в людях те самые души — это сейчас главное! У них должны быть стандартные приемы, Стенли, рассчитанные на массовый отбор, на просеивание огромного числа людей. Что это за заведение с аппаратурой, с которым был связан наш дантист? Ищите, полковник, ищите, задействуйте всех людей!

Третий день, как его управление стояло на рогах. Три группы работали на выезде, в Вашингтоне, где до ареста жил и работал дантист. Блюм нервничал и не старался это скрывать. Торнвил никогда не видел раньше своего начальника в таком состоянии. По нескольку раз на день он запрашивал, как идет поиск. Сам заходил к нему в кабинет. Так что Николь несколько раз поинтересовалась — что вообще происходит?

— Прости, дорогой, что я спрашиваю, — сказала она сегодня утром. — Конечно, мне не положено знать, и я не о профессиональных тайнах. Но ты разговаривал ночью во сне. Я не поняла о чем, но в очень беспокойном тоне.

— Чепуха. — Стенли на ходу поймал и поцеловал ее руку. — Скоро закончим. И поедем куда-нибудь отдохнуть. Кстати, будь любезна, подай на следующей неделе заявление об уходе с работы.

— Кто будет твоим новым секретарем?

— Не знаю, кого-нибудь пришлют. Ты не хочешь, чтобы это была женщина?

Она осмотрела себя в зеркале и довольно сообщила:

— Нет, в нашей организации я всех их знаю в лицо. Так что можешь выбрать любую.

Сегодня на совещании с руководителями групп нечто, наконец, обозначилось.

— Эврика, шеф! Похоже, что эврика! — еще перед дверями его кабинета объявил один из сотрудников, когда в начале рабочего дня они с Николь только пришли на службу. — Нужны ваши срочные указания.

Он еще ничего не узнал и только сел во главе совещательного стола, когда появилась Николь и сказала, что Блюм хочет его видеть.

— Пусть подождет, — раздраженно и чуть грубовато ответил Торнвил. — В ближайшие полчаса я занят даже для Президента.

— Раскопали, шеф! — подождав, пока она выйдет, почти хором объявили двое.

— Ну-ну!

— Фотоателье! Дантист посещал его несколько раз. Мы проверили владельца. Его родной брат — крупный активист в штабе Независимого кандидата. И это еще не все.

— Так?

— Трое наших людей фотографировались там у него. Отирались как могли. Один из них у него в кабинетике обсуждал заказ на якобы свадебные фотографии, с вызовом на дом, на церемонию. Знаете что он успел заметить, когда хозяин ателье открыл ящик письменного стола, чтобы выписать квитанцию за аванс? Кинжал, длинный, в кожаных ножнах, такой же, что был при аресте у дантиста.

Сон, вещий сон, как он сразу соединил все в единую цепь: прошлое, настоящее, будущее. А сегодня ему на стол положили его детский кинжал в золотых ножнах с бирюзовыми узорами. Старый эвкалипт, доживающий теперь свои дни в делийском парке, столетиями хранил его… И маленький пастушок, с которым он обменялся одеждой на следующее после того страшного дня утро. Как кстати он встретился! Он оказал тогда ему неоценимую услугу своей нищенской одеждой и сейчас продолжает ее оказывать. Так же, как и тогда. Хак улыбнулся. «Одежда», она многое значит и в этой жизни. Спасает, до поры до времени. К счастью, душа маленького пастушка нашлась в самый важный момент этой новой жизни и снова согласилась «поменяться одеждой». К счастью? Да простит Всевышний эту глупую мысль! Счастье живет лишь в сказках для детей, а в этом мире действует только Его воля!

— У него трое служащих, вы говорите? Это наша надежда, Стенли. Вот с ними мы и будем по-настоящему работать. — Блюм радостно потер руки. — Конечно, задержать нужно сразу всех. Но хозяин нам ничего не скажет, повторится история с дантистом. Я в этом больше чем уверен. Однако маловероятно, что все трое его служащих такие же, как он. И что-то они нам расскажут, концы ведь совсем не спрячешь. А из мелких камушков создается большая мозаика! — Он посмотрел на часы. — Одиннадцать, весь день впереди. Готовьте для захвата нашу группу.

— Только нашу? Может быть, имеет смысл подключить к операции местную полицию? Или просто перепоручить им это дело? Оно ведь несложное. Ну, скажем, приходят сфотографироваться на память четверо друзей… в форме морской пехоты, чтоб их спортивный вид не вызвал подозрений. Дверь в кабинетик владельца ателье днем никогда не закрывается. Для агентов местной уголовной полиции это совсем простая работа.

— Ни в коем случае! — резко возразил Блюм. — Тогда придется что-то объяснять их руководству и… — он очень недовольно поморщился, — нет, не нужно.

— Я только имел в виду, что нам на перелет и подготовку понадобится в общей сложности часа четыре, а местные силы сделали бы это уже через час.

Блюм отрицательно и с тем же недовольным выражением мотнул головой.

Вскоре группа во главе с Торнвилом выехала несколькими машинами на аэродром, а еще через два часа на своем самолете они подлетали к Вашингтону. Торнвил взглянул на часы: минут через пятнадцать посадка…

— Пройдите, пожалуйста, в кабину к командиру, — обратился к нему кто-то из летного персонала.