Небесные уроки - Ольга Рожнёва

Домашние позвали священника, Егоровна исповедалась, причастилась, и вот уже сутки лежала, не принимая ни пищи, ни воды. Лишь лёгкое дыхание свидетельствовало: душа ещё не улетела из старческого неподвижного тела.

Дверь в прихожей раскрылась: свежий порыв морозного воздуха, младенческий крик.

– Тише, тише, у нас тут бабушка умирает.

– Я ж младенцу не заткну рот, она только что родилась и не понимает, что плакать нельзя…

Из роддома вернулась внучка старой Егоровны, Настя, со смешным, красненьким ещё младенцем. С утра все ушли на работу, оставив умирающую старушку и молодую мамочку одних. У Насти ещё толком не пришло молоко, сама она, неопытная, не умела пока приладиться к дочери, и младенец истошно орал, сильно мешая Егоровне в её помирании.

Умирающая Егоровна приподняла голову, отсутствующий? блуждающий взгляд сфокусировался и обрёл ясность. Она с трудом села на кровати, спустила босые ступни на пол и стала шарить слабой худой ногой в поисках тапок.

Когда домашние вернулись с работы, дружно отпросившись пораньше по уважительной причине (умирающая, а может, уже испустившая последний вздох бабушка), то обнаружили следующую картину: Егоровна не только не собиралась испускать последнего вздоха, но, напротив, смотрелась бодрее обычного.

Она решительно передумала помирать и бойко ходила по комнате, баюкая довольного, умиротворённого наконец младенца, в то время как обессиленная внучка отдыхала на диване».

Александра закрыла дневник, глянула на мужа, улыбнулась и закончила:

– Моя прабабушка, Вера Егоровна, меня очень полюбила и просто не могла позволить себе умереть. Сказала словами песни: «А помирать нам рановато – есть у нас ещё дома дела!» Она прожила после этого ещё десять лет, помогая моей маме, а твоей тёще Анастасии Кирилловне, растить меня, свою любимую правнучку.

И отец Борис улыбнулся жене в ответ.

А мы-то вам зачем?

Отец Борис остановился, постоял, отдышался. Осмотрелся. Он поднимался первым из их маленькой группы по каменистой грунтовой тропинке, ведущей к вершине Афона. Высота горы небольшая – 2033 метра над уровнем моря, но на Афоне всё имеет несколько иной вид. Иногда люди в прекрасной физической форме не могут подняться на гору, внезапно ощутив беспричинный страх, а точнее, страхования, сильную слабость, огромную усталость, не позволяющую продолжить подъём, в то время как более слабые физически – с молитвой – успешно достигают цели. Нужно сказать, что на вершину Афона они как раз и не стремились: пару лет назад уже поднимались туда, и в эту поездку, будучи в неважной физической форме, решили такого подъёма не совершать. Вышли из скита Святой Анны и намеревались через Крест (Ставрос) – такой афонский перекрёсток, пересечение нескольких афонских троп, расположенный перед подъёмом на вершину, – пройти дальше, к друзьям-отшельникам. Но путь всё равно лежал в гору.

Отец Борис оглянулся в ожидании спутников. Отец Мефодий, иеродьякон, невысокий, худой, шёл, почти не отставая, в десяти шагах ниже, потряхивая в такт шагов седой головой, а вот Алексей, певчий с клироса, с дивным басом, высокий, крупный, несмотря на молодой возраст, отставал сильно.

Отец Борис вздохнул, присел рядом с тропинкой в ожидании друзей. Да, шли они плохо: его самого перед поездкой на Афон угораздило переболеть ангиной, и от болезни он ещё не оправился – чувствовал слабость, быстро потел и уставал. Отец Мефодий шёл тяжело в силу возраста, ну а подвижность Алексея сильно замедляли его большие габариты.

Отец Борис достал из кармана подрясника платочек (матушка Александра в каждый карман по платку положила), отёр пот с лица. Из кармана что-то выпало, поднял – «Сникерс». Это уже от сына, Кузьмы, подарок. Улыбнулся, положил «Сникерс» обратно. Шоколад он и сам предусмотрел заранее и на привалах подкармливал друзей. Про сладости запомнил ещё с прошлого приезда сюда, когда грек-иконописец Николай взял его с собой в храм Преображения на вершине Афона. Николай шёл легко, с точным расчётом останавливался для привалов, доставал шоколад: «Бензино!»

Отец Борис улыбнулся догнавшим его спутникам, достал плитку горького шоколада, разломил:

– Бензино, отцы!

Алексей дышал тяжело, отец Мефодий сразу сел и закрыл глаза, седая борода повисла жалкими пёрышками, да и сам он выглядел не лучшим образом.

Снизу раздались весёлые голоса, и через несколько минут наших уставших путников догнала большая группа паломников. Шли легко, почти не запыхались. Поздоровались радостно:

– Эвлогите – благословите!

– О Кириос – Бог благословит!

Русские. Во главе – священник, представился – отец Олег. Все молодые, сильные, тренированные. Догнали, сейчас перегонят. Отец Олег метким взглядом окинул их маленькую группу, обратился к отцу Борису как к старшему:

– На вершине увидимся! Мы литургию служить будем, присоединяйтесь!

– Да мы на вершину не станем подниматься…

– Как так не станете?! Рядом с вершиной побывать да не подняться?!

И пошли дальше – весёлые, бодрые.

Оставшиеся сидеть друзья переглянулись только, оценили внешний вид друг друга и, не проронив ни слова, встали, медленно двинулись вперёд. Не прошли и получаса – за спиной шум: вторая группа паломников догоняет. Такие же молодые, крепкие, бодрые.

– Эвлогите, отцы!

– О Кириос!

Русские, во главе группы тоже священник.

– День сурка, или возвращение на круги своя… – пробормотал Алексей.

– На вершине встретимся, догоняйте! Мы литургию хотим послужить, давайте с нами!

После того как бравой походкой группа удалилась и исчезла за поворотом, отец Борис задумчиво сказал:

– Два раза предлагают – это уже не случайность. Возможно, Сама Пресвятая Богородица желает, чтобы мы поднялись…

Вопросительно посмотрел на спутников. Отец Мефодий решительно ответил:

– Да, тут уж прямое указание – нужно подняться, помолиться соборно.

С большим трудом, с молитвой поднялись к Панагии, храму Пресвятой Богородицы недалеко от вершины горы. Две знакомые группы были уже там, располагались, раскладывали припасы для ужина.

Сели втроём голодные в углу, припасы можно и не проверять – пусто. Ничего, с голоду не помрут. Отец Борис достал «Сникерс»:

– Привет от Кузьмы.

Поделили на троих, съели. Вздохнули. Рядом вырос силуэт отца Олега:

– Отцы, окажите честь – потрапезничайте с нами. У нас всего много.

И у них действительно оказалось всего много. Объединились со второй группой, собрали все припасы, разогрели на газовых горелках, помолились, сели все вместе. Получилась такая трапеза Любви.

Заговорили о том, как вместе послужат всенощную, а потом литургию прямо в Панагии (в храме Преображения на самой вершине шёл какой-то ремонт).

Оказалось, что одна группа взяла с собой всё необходимое для службы: просфоры, священные сосуды – всё, кроме антиминса. Без антиминса, конечно, служить нельзя. А вторая группа взяла антиминс, но у них не было священных сосудов.

Отец Борис улыбнулся:

– Вот для этого две ваши группы и встретились. Непонятно только, мы-то вам зачем?

И это тут же выяснилось. Оказалось, что, несмотря на многочисленность паломников в группах, певчих не было ни в той, ни в другой. Нашли одного чтеца, который мог читать часы, но петь не умел.

И тогда стало понятно, для чего Господь собрал их всех вместе. Отслужили всенощную, потом литургию. Отец Мефодий и Алексей пели как никогда в жизни.

И когда литургия закончилась и все вышли на воздух – ощутили такой подъём, такое чувство нахлынувшей благодати, что непонятно было, на земле они или на небе. Да и облака, проплывавшие рядом с вершиной, свидетельствовали: небо рядом!

Вижу цель – иду к ней!

В трапезной было шумно и тесно: после воскресной литургии почти все прихожане храма Всех Святых, как обычно, собрались на праздничный обед. В сторожке отварили картошку, открыли рыбные консервы, да ещё выложили на стол домашние гостинцы: кто печенье, кто пряники, а тёща отца Бориса, Анастасия Кирилловна, даже пирогов с капустой напекла.

За окнами свистел ноябрьский ледяной ветер, шёл снег пополам с дождём – сыро, холодно, уныло. А в трапезной – светло и уютно, трещали дрова в печи, вкусно пахло пирогами. Все встали, помолились, отец Борис благословил трапезу, и шум стих, слышался только перестук ложек да лепет нескольких малышей, сидящих у матерей на коленях.

Когда отец Борис начинал служить, храм стоял пустым и ко кресту подходили только старая Клавдия да сторож Фёдор. Больше прихожан не было, и отец Борис один шёл мимо свечной лавки к холодной трапезной, а старинные иконы в полутьме смотрели так печально… Теперь же никто из большого прихода не спешил покидать тёплую трапезную после службы – нравилось быть всем вместе.

Отец Борис обвёл взглядом свою паству, порадовался про себя: дружные, добрые, отзывчивые и на уборку в храме, и на поездку по святым местам, и на помощь в беде. У каждого свои дары и таланты. Есть поющие, есть отличные повара, есть кому и занятия в воскресной школе вести. Взгляд споткнулся на сидящей напротив Татьяне: с ней явно было что-то не так. Вид совершенно расстроенный, слёзы на глазах.