Грех и немножко нежно - Анна Данилова

Это было на Новый год, на праздничном вечере, который устраивала администрация Зульштата своим жителям. Один из самых крупных городов бывшей республики немцев, Поволжья, потерявший, однако, практически весь свой немецкий колорит, а заодно и трепетное отношение к своему католическому собору, Зульштат под руководством советской власти превратил его в городской клуб, где и проводились общегородские мероприятия. Новогодний бал в стенах бывшего католического собора с высоким сводчатым потолком проходил торжественно, с нарядно украшенными стенами и елкой, накрытыми столиками и концертом. Только самые ленивые жители отказывались принять участие в этом празднике и встречали Новый год у себя дома. Весь же цвет города, его «аристократическая, интеллигентная» верхушка (чиновники, учителя, руководители предприятий и бизнесмены) заранее раскупали билеты. К празднику дамы шили новые наряды, мужчины покупали костюмы, в столовой администрации готовили закуски, а в городской кондитерской пекли торты и пирожные. Вот на таком балу и встретились Кира Бирман и Юрий Михайлович Ланг, потомки старинных немецких семей, проживавших в Зульштате, случайно оказавшиеся за одним столиком. Столик был рассчитан на четверых, однако два места пустовали. Получалось, что Новый год они встретили вдвоем, чокнулись бокалами, улыбнулись друг другу под громкую музыку и какой-то искусственный голос ведущего вечера.

Кира и сама не поняла, как это вышло, что она не рассчитала с алкоголем, пила шампанское, как лимонад, скромно закусывая красной рыбкой, тортом и осторожно поглядывая на одинокого, скучающего вида соседа, лихо опрокидывавшего в себя водку из маленькой рюмочки, после чего проснулась в чужой темной квартире ранним утром, голая, с больной головой… Собирала по полу трусы, теплые рейтузы, а бархатное длинное платье винного цвета вообще нашла в прихожей, на полке с обувью…

Бежала по фиолетовым сумеркам до своего дома так быстро, что ноги не успели замерзнуть. Где оставила сапоги? Где, кому подарила девственность, так и не поняла… Это позже, случайно, проходя мимо краеведческого музея, увидела, как мужчина, в квартире которого она проснулась и имени которого не знала, входит в парадную дверь. Проследив за ним до его кабинета, она узнала, что он является директором музея и что зовут его, как следовало из надписи на табличке, Юрий Михайлович Ланг.

Увидев Киру в дверях своего кабинета, Юрий Михайлович сначала долго вглядывался в нее, пытаясь, видимо, вспомнить, где же он видел эту женщину в кроликовой шубе и нахлобученном на голову капюшоне, но на всякий случай кивнул головой и спросил, что ей нужно.

— Да вот, зашла в ваш музей… первый раз, — соврала Кира, посещавшая музей еще будучи школьницей младших классов.

Она ждала от него хотя бы какого-нибудь проявления ласки, теплого слова, но Ланг пожал плечами и отправил ее к смотрительнице Елизавете Вальтеровне, мол, она вам все покажет и расскажет. И углубился в чтение какой-то книги.

Он ее так и не вспомнил!

Музей она в тот раз обошла весь под стрекотанье смотрительницы, высокой сухой старушенции, талантливого экскурсовода. А через пару дней снова пришла в музей, постучалась к Лангу. Вошла, села напротив него и, глядя ему прямо в глаза, спросила: «Где сапоги?»

Он смотрел на нее поверх своих очков некоторое время, потом глаза его стали расширяться, а на носу выступили капли испарины.

— Так это вы? — шепотом произнес он, доставая носовой платок и промокая им свое круглое розовое лицо.

— Да, это я. С Новый годом, Юрий Михайлович, — с легким упреком произнесла Кира и склонила голову набок в ожидании ответа и нормальной уже реакции мужчины на визит любовницы.

— Сапоги у меня, я нашел их под кроватью и готов вернуть, когда вам будет угодно. Вы уж извините, что я вас не узнал… Сам не знаю, почему все так случилось… Выпил лишнего… Закусок было много, и я не думал, что меня так развезет… Да я вообще думал, что вы мне приснились!

— Вообще-то меня зовут Кира.

— Очень приятно, Кира.

— Если удобно, я могу прийти к вам сегодня вечером за сапогами, — храбро предложила она, в душе желая попытаться продолжить отношения.

— Нет-нет, не стоит себя утруждать… — Он часто и мелко замахал руками, словно загребая снег. — Вы приходите завтра в это же время, утром, сюда, и я верну вам ваши сапоги… постойте, но как же вы тогда дошли до дому?

— Выпила воды, разбавила винные пары… — улыбнулась она, — и добежала… как пьяная была…

Но даже ее улыбка не повлияла на температуру их отношений.

— Вы извините, но я сейчас очень занят…

Кира целый день действительно ходила как пьяная, представляя себе их новое свидание. Она знала из книг и рассказов своей подруги Иды, что мужчины в большинстве своем существа в себе неуверенные, нерешительные, и что их «нужно брать». Кире хотелось нормальных отношений, мужа, детей, и она решила действовать.

Для начала испекла пирог с замороженной вишней, завернула в новое кухонное полотенце с вышивкой и положила в сумочку.

Вымылась, уложила феном волосы, надела новую белую блузку, черную юбку из дорогой английской шерсти (мама надевала ее всего-то пару раз, незадолго до смерти), черные итальянские колготки, ботинки на меху, набросила шубку и побежала к Лангу.

Он встретил ее в домашних широких штанах с отвисшими коленями, шлепанцах на босу ногу и просторной полосатой рубашке. Увидев Киру, Ланг нахмурился.

— Проходите, — наконец сказал он, впуская ее к себе.

Если бы Кира могла читать мысли, то прочла бы его сильнейшее нежелание видеть ее и вспоминать все то, что произошло тогда между ними в новогоднюю ночь. Животный инстинкт, один на двоих, сыграл с ними злую шутку, позволив сблизиться телесно, но отнюдь не духовно. И виной тому стал, конечно, алкоголь, с которым ни Ланг, ни Кира не умели обращаться и не знали своей меры. Ланг не собирался нести ответственность за произошедшее, к тому же он и не понял, что лишил девушку девственности. Да он вообще почти ничего не помнил. И вот теперь она здесь, пришла, и они оба не знают, что сказать и как вести себя.

Кира же, пройдя в квартиру, осмотрелась и отметила, что квартира запущена, что ее невозможно привести в порядок без ремонта и что, если Ланг только пожелает связать с ней свою жизнь, она готова здесь потрудиться. Кира мысленно уже и побелила потолок, и поклеила обои, сменила линолеум на ламинат, купила новые занавески и диван в гостиную.

— Вот, пирог, — сказала она, очнувшись от своих грез, разворачивая вышитое полотенце. — С вишней.

В тот первый вечер они пили чай, Ланг рассказывал Кире о своей работе, сетовал на то, что государство совершенно не занимается музеями, что практически не финансирует. Во время разговора он почти не смотрел на свою гостью и пирог тоже почему-то не ел. Он съест его сразу же после ее ухода, но она об этом никогда не узнает.

Права была Ида, конечно, Кира навязывается Лангу. Но кто знает, может быть, именно так и нужно действовать с подобными людьми, чтобы он привык к ней и перестал бояться. Может, когда-нибудь он осмелеет и пригласит ее в кино или в театр в областном центре. Кира считала, что ему нужно просто дать время.

— …И дом в деревне продала, и машину отцовскую, и акции Газпрома, и дачу… И все деньги ему отдала, представляешь? — заливалась Ида, продолжая какую-то свою мысль, которую Кира давно уже упустила. — Все деньги ему отдала, а он возьми да и брось ее!

— Как… бросил? — Кира надеялась, что главное из разговора она все же поймет.

— Да вот так! Взял денежки и сбежал с ее подругой! Вот так. Они поехали в Москву, и больше уже Нина его не видела. А ведь я ее предупреждала, что нельзя вот так распахиваться перед мужчиной, даже если ты его и любишь… Ладно в душу, в постель свою впустила, но кошелек-то чего открыла? Кому она теперь без денег, с проблемами нужна?

— Ида, а у тебя как дела? Ты замуж не собираешься?

— Кира, ты заболела, что ли? Это когда я хотела замуж? Ну уж нет, дудки! Но если я почувствую, что мужчина действительно любит и готов подарить мне, скажем, дом или машину, словом, пожертвовать для меня что-то материальное, крупное, то это будет означать его серьезные чувства ко мне. И вот тогда, поверь мне, Кирочка, я буду самой милой и преданной женой на свете. Я буду варить своему любимому суп и жарить котлеты, рожу ему детей и стану во всем его поддерживать… А пока я этого не почувствую, буду тянуть с мужиков деньги, вот так-то.

— Но разве то, чем ты занимаешься, не является… проституцией?

— Глупая! Это называется любовь… Только другая, понимаешь? Я позволяю мужчине любить себя и проверяю его чувства…

Кира закрыла глаза и снова увидела кровь на бетонном полу, лицо мертвой девушки, маленькое колечко с рубином на безымянном пальце, кружевную блузку с расплывшимся пятном в области груди, серую шелковую юбку…