Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг. - Михаил Штих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НОВЫЙ ГОД (Мне говорят:«В бокал вина нацеди…»)
Мне говорят: «В бокал вина нацедиС открытым челом. – Печали забудь».А я каждый год – от двенадцати до двенадцати –Оглядываюсь назад, на пройденный путь.
Боем часов печали руби мои. –Поднимаю с надеждой (с такою ль, как встарь!)За вашу радость, мои любимые.За юный холодный Январь.
31 декабря 1918ПОСЛАНИЕ
Простите, что это слишком печально.Простите, что это слишком фамильярно,Но сейчас в городе глубокая осень.Стоны далеких вокзалов глохнутВ уличной грязи. – Всё этоНе располагает к веселью,Но зато сближает даже чуждые души.Правда ведь?И ты – да, ты, – ты незримо со мной,Незримо со мной сумерничаешь на диване,Держишь мою руку в своих.Я читаю тебе стихи,Разговариваю, получаю ответы…Сумерки гуще. В переулке, под моим окном,Наверное, фонари мигают и слепнут…Блестят сырые панели.Открываю глаза –Один.Жду, скоро ли воспоминания хлынутВ заплаканное сентябрем окно.И так из вечера в вечер –Всю осень…
И когда утренний фонарьСмотрится в темную комнатуБледным призраком невозвратного детства, –Я вспоминаю глаза твои,Усталые руки твои,Твои журчащие речи…
И когда призывно промигает с небаМоя тусклая, скромная, одинокая звезда, –Встанут осени, весны и зимыУходящей жизни моей –И тогдаСердце остановится, испугавшись наступленияВечных разлук последней разлуки,Вечных ночей самой непроглядной ночи,Окончания любви самой последней и верной.
1918ПРИЗНАНИЕ
Вы мою душу считаете слепой, –А она полна песен, гимнов и мотивов.А она – как тёмное паровозное депо,Где по углам притаились громады локомотивов.
Вы не боитесь открыть туда дверь?Не боитесь неожиданного простора?Не боитесь, что взвизгну, как железный зверь,Ринувшийся на зелёный огонь семафора?
Не пугайтесь. – Дальше будет не страшно, нет, –Потом глаза к полутьме привыкнут,Им не веря, увидите, что хребетЗверя перед вами раболепно выгнут.
И когда как звонкая, ломкая сталь,Как изломанные рельсы собьются строфы –Мимо всех сигналов ринемся вдаль,К багровому зареву катастрофы.
1918ПРОСТОРЫ ВЕЧЕРНИЕ
1. «Как в далях вечерних пустынь – полей…»
Как в далях вечерних пустынь – полейГлохнут оазисы – про лески –В калейдоскопе минувших днейТонут памяти проблески.
Очертанья лесов, городов и сел…Что еще? – Ничего. – Что-то было ведь!Перед смерти лицом вспомнится всё,А сейчас ничего не выловить.
Ветер. Ковыль по полю поник…Слез о минувшем что площе и бреннее? –Но ведь каждый день — это милый утопленникВ тяжелой реке времени.
2. Родина
День догорел. В вечерней черни яПрочел – конец, конец всему…Поля безлюдные, вечерниеЛьнут к изголовью Твоему.
Какой угрюмой и великою,Раскинувшись, ты смотришь в высь.Твои печали повиликоюВ осеннем поле завились.
Да, сумерки от века, искони,Свет не провидит взор ничей. –Здесь только небо вспыхнет искрамиСозвездий северных ночей.
Да шалый ветер – злым гонителем, –Тревогу в сердце запаля…Каким Богам, каким СпасителямМне завещать твои поля!
1918, Романов-БорисоглебскСНОВА ГОРОД
Ни звёзд, ни просиней, ни сна нет, –Всё зимней слякотью пьяно.Здесь вечер тихий не заглянетСнегами синими в окно.
И, грудь избив плетнями в поле,Не пропоёт в трубе пурга,Что хмелен зимний день и волен,Что за окном лежат снега.
Здесь близких сердцу никого нет,И дни былые далеки…Ах, вспомните, как вечер тонетВ холодных прорубях реки!
Но лишь туман в лицо мне дышит,День городской угрюм и груб,И к дымным тучам рвутся крышиПод рокот водосточных труб.
1918ВЕНЕЦИЯ
В закатном море желтый парусИ призраки рыбачьих шхун…И словно душный женский гарусЗакутал зеркала лагун.
Там, за дворцами, медлит лето,Но мне дано лишь знать одно –Что каждый переулок – Лета,Что все печали и заветыС гондолы канули на дно.
И небо – только даль простаяЛюбимой сказки голубей…В вечернем воздухе растаялГортанный говор голубей.
1911-1919«День догорел, и желтый пепел…»
День догорел, и желтый пепелДымит, разбросан по снегам…Не думай, я не пьян, я не пил,Дай мне упасть к твоим ногам.
Ведь страсть уйдет, – так, с вьюги бредом,И не оглянется назад…За нами легким лыжным следомСедые сумерки скользят.
1919ДЕТСТВО
Бессмертники в гранёном графине…Знаете, это было тогда,Когда жили на свете князья и графини –Давние, давние года.
В воскресенье вербное, спозаранок,Ещё не остывший от детских снов,Я раскладывал цветных шерстяных обезьянокПо уютному одеялу из лоскутов.
И всё было празднично, просто, светло так –В весеннем небе серебряный серп,Дребезжанье новорождённых пролётокИ пушистые котики пасхальных верб.
Только взрослые почему-то не радовались веселью:«Пусть путь их будет светлее, чем наш».А за окном весна исходила капельюИ стучалась к нам, в третий этаж.
Вырос. ТеперьЕсли смеюсь – не верьте,Теперь я узнал, и узнал навсегда,Что даже бессмертники не уйдут от смерти,Что все ушедшие не вернутся никогда.
1919«Душа не знает сама…»
Душа не знает сама,Как петь, от пепла себя не очистив…Да разве мы знаем – поэты – о чем запоем?На бумаге тень от пальмовых листьев,Что расцветила чужая зимаНа холодном окошке моем.
И по застывшей комнате вновьСлоняюсь – из угла в угол.Как бьется в висках кровь!Как пусто и гулко от стука шагов!– Доноси мне, ветер, – будь другом –Приветы родных снегов!
1919, Судак«Здесь даль – чужая и немилая…»
Здесь даль – чужая и немилая, –Вот отчего так мало сил.И в эти сумерки унылыеМеня никто не навестил.
Ну что же? Я – с годами давними.Грядущих лет чуть слышен гул…Закрою снова окна ставнями,Чтобы закат не заглянул.
1919, СудакК АБИГАИЛИ ДАР
1. «Я над закатами, на воле…»
Я над закатами, на воле –В безмолвьи снеговых вершин…Я всё простил тебе – все болиИ то, что я теперь один.
Да, ты ушла. Меж нами – знаю –Так много лет, так много миль,Но мне по-прежнему мерцаютТвои глаза, Абигаиль.
Я с каждым днем к тебе всё ближе,Твой облик с каждым днем ясней…Май вечера на горы нижет, –Смерть отцветающей весне!
Лишь осень затуманит рекиИ горы дымкой голубой, –Последний сон смежит мне векиСоединением с тобой.
2. «Я знаю – не из премудрости книжной…»
Я знаю – не из премудрости книжной –Что в жизни – одни печаль и утраты…Это вьюги, вьюги над моей хижинойВоют, взрывая горные скаты.
Прорыдает ветер – и снова верю, –Всей любовью, тоской, всеми болями сердца –Это ты стоишь и плачешь за дверью:«Я пришла, я озябла. Впусти обогреться!
– Сюда! Любимая! На грудь мою, – ближе!– Все двери убогой хижины настежь. –Никого. – Проклятая вьюга, пусти же!– Это ты ее от глаз моих застишь.
Сплетаясь в один клубок с ночами,Ревут лавины – снежные реки…Господи Боже! Смилуйся над нами –Надо мной – живущим и ушедшей навеки.
1919, Москва – СудакКОЛЫБЕЛЬНАЯ