Марисса Мейер - Прекраснейшая. Лунные хроники - Марисса Мейер

груди. Внутри сердца что-то красовалось – а ей ведь так этого не хватало!

Внешний вид вызывал у Леваны странные, отвратительные чувства.

- Что ты хочешь? – спросила Левана, выбираясь из-под одеяла.

- Хочу убедиться, что ты не станешь сегодня смущать меня своей внешностью, -

подойдя ближе, Ченнэри потянулась к её глазу, пытаясь проверить, будет ли держаться

драгоценный камешек. Вздрогнув, Левана отбила её руку.

Ченнэри ухмыльнулась.

- Вдумчиво.

- Не пытайся утверждать, что ты собираешься рыдать за ними, это всё равно

поддельно! – вскрикнула Левана, глядя на сердце.

- Поддельно? Ну, нет! Я очень скучаю по ним! Особенно о том, что отец любил

творить во время полной Земли… И не смогу брать платья матери, собираясь походить

по магазинам, - она колебалась. – Хотя, полагаю, теперь можно будет просто взять её

швею, так что последнее не такая уж и большая потеря, - она с хихиканьем присела на

край кровати, схватила ягоду с подноса и бросила её на язык. – Ты должна быть готова

сказать на похоронах пару слов.

- Я? – это была отвратительная идея. Все будут наблюдать за нею, судить, насколько

она печальна. А она не умеет так хорошо притворяться.

- Ты тоже их дочь. И… - внезапно Ченнэри коснулась уголка её глаза с болью. – Не

думаю, что я достаточно сильна, чтобы сделать всё самостоятельно. Я буду убита горем!

Может быть, потеряю сознание, страже потребуется нести меня в тёмное и тихое место

для восстановления, - она фыркнула, а признаки печали пропали так быстро, как

появились. – Что за интригующая идея! Может быть, я могу устроить, чтобы это

случилось рядом с тем молоденьким, с вьющимися волосами! Он кажется таким…

Услужливым.

Левана нахмурилась.

- Ты собираешься оставлять на меня весь королевский траур, чтобы поразвлечься с

королевским стражником!

- Прекрати! – Ченнэри демонстративно закрыла уши. – Меня та-а-ак раздражает твоё

нытьё!

- Ты собираешься быть королевой, Ченнэри! Ты должна будешь выступать с речами,

сообщать важные решения, что будут влиять на Луну! Тебе не кажется, что пришло

время становиться серьёзной?

Смеясь, Ченнэри слизнула сахар с пальцев.

- Как наши родители становились серьёзными?

- Наши родители. Их убили, да, но… они делали столько всего!

- Быть королевой – право, маленькая сестричка. Право, что приносит бесконечный

поток мужчин, слуг, красивые платья! А дела – это скучные детали… Как по мне, я хочу

стать королевой, что никогда не перестанет смеяться! – отбросив волосы с плеч, она

оглядела спальню, оклеенные обоями стены, ручную вышивку на них. – Ну почему

никаких зеркал! Я хочу увидеть, как я буду хороша с глазами полными слёз.

Обойдя постель, Левана натянула халат, что был на кресле.

- Ты знаешь, почему никаких зеркал.

Зелёные глаза Ченнэри расширились, она тоже спрыгнула с кровати.

- Да, конечно! Ты же забыла, как выглядишь!

Быстро, словно гадюка, Ченнэри ударила Левану по лицу, заставляя её споткнуться

об один из столбиков кровати. Левана закричала, а шок заставил её потерять контроль

над своими лунными чарами.

- Ах, вот мой гадкий утёнок, - проворковала Ченнэри. Шагнув ближе, она схватила

Левану за подбородок, сжав его с силой, прежде чем Левана смогла поднять руку, чтобы

прижать её к пылающей щеке. – Запомни это, когда вновь надумаешь противоречить

мне. Как ты любезно мне напомнила, я собираюсь быть королевой и не позволю ставить

под сомнение свои команды, особенно моей жалкой сестричке! Ты будешь говорить за

меня на похоронах!

Отвернувшись, Левана смахнула слёзы, и вновь попыталась восстановить иллюзию.

Скрыть свои уродства. Сделать вид, что она тоже красивая.

Краем глаза она увидела горничную, замершую в дверном проёме. Ченнэри не

прикрыла дверь, и Левана была готова поклясться, что горничная всё видела.

Служанка опустила глаза и опустилась в реверансе.

Отпустив подбородок Леваны, Ченнэри отступила назад.

- Надень траурное платье, сестрёнка, - сказала она, в очередной раз заставляя губы

растянуться в своей красивой улыбке. – У нас впереди очень трудный день.

2.

Большой зал был полон серого. Седые волосы, серый макияж, серые перчатки,

наряды, чулки. Угольные куртки и рукава, обувь и головные уборы. Несмотря на

цветовое однообразие, гости не принесли ни единой скорби на похороны. Ибо в этих

серых оттенках были платья с плавающими лентами, матовые цветы, скульптурные

украшения, даже крошечные сады на огромных причёсках.

Левана могла себе представить, как старались Атремисианские швеи после

убийства.

Её собственное платье было абсолютно адекватным. До середины колена, серое на

сером – дамасский бархат, кружева, высокий воротник, что должно было бы выглядеть

мило с чёрными волосами её чар. Это не казалось таким эффектным, как танцевальная

пачка Ченнэри, но она сохранила хотя бы какое-то достоинство.

На возвышении в передней части комнаты голограмма демонстрировала покойных

короля и королеву, когда они были молоды. Её мать в свадебном платье, старше, чем

Левана сейчас. Отец на троне, с широкими плечами, квадратной челюстью. Конечно,

рисовать королевские портреты было запрещено, но художник отразил их чары почти

идеально – стальной взгляд её отца, грациозность пальцев матери, сомкнувшихся на

веере…

Левана стояла рядом с Ченнэри на возвышении, принимая поцелуи на руках,

соболезнования семьям Артемисии, воспоминания о прошлом. Желудок Леваны

сжимался от того, что Ченнэри планировала уклониться от своих обязанностей и

заставить её толкать речь. Хотя она и тренировалась много лет, Левана до сих пор

боялась, когда видела аудиторию, боялась, что потеряет контроль над чарами, а потом

они увидят её-настоящую.

Ходили отвратительные слухи. Шептались, что молодая принцесса вовсе не красива,

а чудовищно изуродована после какой-то трагической случайности в детстве. Что никто

никогда не будет смотреть на неё. Что им повезло, что она так умела в лунных чарах и

они не должны терпеть её безобразие.

Она склонила голову, поблагодарив женщину за её ложь о том, как почётны были её

родители, когда её внимание остановилось на человеке и ещё нескольких,

выстроившихся в одну линию.

Её сердце споткнулось. Движение стали автоматическими – кивнуть, протянуть

руку, сказать спасибо, - и мир превратился в серые пятна.

Сэр Эврет Хейл был королевским гвардейцем из личной свиты её отца, когда Леване

исполнилось восемь, и она любила его с той поры, даже вопреки тому, что он был

старше на десять лет. Его кожа была цвета чёрного дерева, глаза полны интеллекта и

хитрости, когда он был на службе, и веселья, когда расслаблялся. Она когда-то поймала

вкрапление серого и изумрудного в его глазах, а после была заворожена ими и

надеялась оказаться достаточно близко однажды, чтобы вновь это видеть. Его волосы

были в бесконечном беспорядке кудрей, достаточно длинных, чтобы быть

непокорными, достаточно коротких, чтобы их усмирять. Левана не думала, что никогда

не видела его не в военной форме, что так хорошо подчёркивала его фигуру – до

сегодняшнего дня. Он был одет в простые серые брюки и тунику, что казалась слишком

лёгкой ля королевских похорон.

Он носил их, словно принц.

Семь лет она считала его самым красивым мужчиной при лунном дворе. В городе

полыни. На всей Луне. Она знала это ещё до того, пока стала достаточно взрослой, чтобы

понять, почему её сердце так колотилось, когда он был рядом.

И он приближался. Лишь четыре человека, что их разделяли. Три. Два.

Руки начинают дрожать. Левана встала прямее, поправила лунные чары так, что

глаза стали ярче, драгоценный камень в коже блестел, словно настоящая слеза. Она

стала немного выше, ближе к росту Эврета, но всё ещё маленькая, чтобы быть уязвимой,

нуждающейся в защите.

Прошло столько месяцев, пока у неё появилась причина стоять так близко к нему, и

вот, он подошёл к ней, с сочувствием во взгляде. Вкрапления серого и изумрудного не

были плодом её воображения. Он на этот раз играл роль не стражника, а лунного

гражданина в трауре. Он взял её за руку, поднёс её к губам, но поцелуй пришёлся на

воздух над костяшками пальцев. Пульс океаном грохотал в голове.

- Ваше Величество, - услышать его голос было таким же редким сокровищем, как и

увидеть крапинки в глазах. – Сожалею вашей потери. Печаль одолела всех нас, но я знаю,