Письма. Дневники. Архив - Михаил Сабаников

Октябрьская революция, как чудовищный разлом земной коры, трещиной прошла по судьбам людей и самой страны, поглотила миллионы невинных жертв. Было разрушено то, что создавалось кропотливым трудом и талантом не одного поколения. Сабашниковы лишились разом всего: были национализированы имения и счета в банках, сгорели во время октябрьских боев в Москве издательство и большая часть книг на складе, квартира и личные вещи.

Среди общей растерянности и неуверенности в завтрашнем дне М. В. Сабашников был одним из немногих, кто сохранил присутствие духа и силы, чтобы начать все с нуля. Он смог даже помогать десяткам других обездоленных. «Не скажу, чтобы я имел какие-нибудь основания, – писал он в ноябре – декабре 1918 г. Б. А. Тураеву, – быть более уверенным в завтрашнем дне, чем другие издатели, но лучше быть либо беспечным, либо фаталистом, либо тем и другим вместе, но не киснуть и не поддаваться унынию…». М. В. Сабашников не только выбрался из поглотившей его пропасти, но и поднял издательство на прежнюю высоту, не потеряв при этом лица и сохранив верность своим нравственным принципам. Изыскав средства на продолжение издательской деятельности, Михаил Васильевич в труднейшие 1918–1919 годы заключил 118 новых договоров, помогая денежными авансами десяткам писателей, переводчиков, ученых. «По поговорке, – писал он в одном письме 1921 г., – счастливцы родятся в рубашке, но родиться в непроницаемой рубашке, по мне, несчастье. От непогоды укроешься плащом, а как откроешься всему многообразию человеческих ощущений, если от природы лишен чувствительности?»

Михаил Васильевич Сабашников. 1920-е гг.

С наступлением НЭПа Сабашников использовал все возможности, чтобы возродить издательство. Он выпускает серии книг по биологии и медицине, сводки работ опытных сельскохозяйственных учреждений, пытается продолжать прежние и начинает новые серийные издания. Наибольший успех имела начатая в 1925 г. серия «Записи Прошлого». Именно так, о Прошлом с большой буквы намеревались рассказать М. В. Сабашников и редакторы серии С. В. Бахрушин и М. Л. Цявловский. Задачу издания они видели в том, чтобы «дать изображение развития русской культуры и картину жизни и быта разных слоев русского народа в показаниях свидетелей и деятелей нашего прошлого». В этой серии вышли воспоминания Б. Н. Чичерина, Т. А. Кузминской, С. А. Толстой, А. Ф. Тютчевой, А. П. Сусловой и др. В «Записях Прошлого» воплотился особый стиль сабашниковских изданий – сочетание занимательности для читателя с научной подачей и подготовкой материала, простотой и изысканностью полиграфического оформления, стремление к «музейной» полноте. Вся серия была внесена Международным институтом библиографии Н. А. Рубакина в списки лучших книг 1926–1929 гг.

Основной архив Издательства М. и С. Сабашниковых хранится в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, бывшего Румянцевского музея (Дом Пашкова), с которым, как уже отмечалось, Сабашниковы были тесно связаны. Одна из первых исследовательниц этого обширного собрания – Алла Леонидовна Панина[1] еще в советские годы составила его подробное описание (Панина А. Л. Архив изд-ва М. и С. Сабашниковых // Записки Отдела рукописей / ГБЛ. 1972. Вып. 33.) Материал этот, однако, доступен сегодня лишь немногим специалистам, являясь между тем самым подробным описанием архива и по сей день. Огромную ценность представляет и «Каталог издательства М. и С. Сабашниковых», составленный А. Л. Паниной, позволяющий в полной мере судить обо всех сабашниковских изданиях.

Поездка в Сибирь в 1902 г

Бердяуш, Суббота, 1 июня 1902

Пишу тебе с Урала. Поезд наш поднимается всё на хребет. Вскоре, через два приблизительно часа, придем к Златоусту, а затем достигнем наивысшей точки перевала. Подъем очень красив. Он не так разнообразен и не так величественен, как известные перевалы в Швейцарии, так как и горы тут незначительные, но все-таки очень красив. Впрочем, как говорят, самая красивая часть еще впереди.

Первые двое суток провел так. Прежде всего, не позволял себе спать днем, оставляя это занятие на ночь, и, кроме того, боясь совсем раскиснуть, если не соблюдать известного режима. Такие господа в нашем поезде есть, и я не представляю себе, в каком-то виде они доедут до Иркутска. Затем выходил гулять обязательно на каждой станции. Читал и в эти дни прочел том Levat об Ононе[2] и книжку Loti – «Последние дни Пекина».[3]

Хотя я, как уже сказал, выходил на станциях постоянно, но вышло так, что только вчера встретились с Наст. Мих. Ордынской. Она, оказывается, как и предполагал Лунц,[4] села в Туле на этот же поезд. Из других знакомств укажу на Яворовского[5] и Пфаффиуса,[6] знакомого Астровых,[7] с которым мы познакомились на следующий же день.

Ну, спешу кончить и опустить письмо в Златоусте. На ходу писать совершенно невозможно.

Твой М. Сабашников

3. VI. 1902 г

Это письмо я опущу во встречный скорый поезд, который будет сегодня вечером. И так, ты его получишь сравнительно скоро… Мы едем сейчас Барабинским краем, лежащим между Иртышом и Обью. Это равнина, болотистая, усеянная озерами по большей части горьковатой воды и поросшая травой. На более возвышенных местах растет береза. Картина унылая. Через несколько часов достигнем Оби, а там вскоре пойдет тайга. Ехать довольно хорошо, не жарко и, благодаря перепадающим время от времени дождям, не пыльно.

С нами едет молодой человек, кончивший Восточный факультет в Петербурге. Он занимается монгольским языком и едет в Монголию. Имеет намерение, между прочим, пройти пешком весь Онон, и таким образом мы, быть может, еще с ним там встретимся.

Сейчас проехали Обь. После Оби картина совершенно изменилась.

М. Сабашников

Иркутск, гост. «Метрополь» 6 июня 1902 г

Сегодня приехал я в Иркутск. По С.-Пб времени поезд подошел к Иркутску в 3 ч. 25 м., но местное время разнится от С.-Пб-ского на 4 ч. 56 м., и потому в действительности мы приехали в Иркутск вечером. Эта огромная разница во времени накоплялась, хотя и постепенно, но все-таки настолько быстро, что в пути очень трудно было приспособляться к новому времени. Некоторые пассажиры так и совсем с толку посбились – пили утренний чай, когда мы завтракали или обедали, а обедали, когда пора было по времени либо спать ложиться, либо ужинать. На вокзале в Иркутске меня встретил В. В. Зазубрин.[8] Шел мелкий, скверный и скучный дождь, и мы, укрывшись, как могли, поехали с ним по лужам и слякоти не мощёных иркутских улиц в гостиницу. Затем, потолковав немного о том о сём, он меня оставил, и я, прежде всего, кинулся в баню. Хотя в поезде нашем и была ванна, но я как-то относился к ней брезгливо, уж очень нечиста вся поездная прислуга. Затем поужинал, убрал свой номер (пришлось всё доставать, так как постелей в гостинице не полагается) и теперь засел тебе писать. Как видишь из всего сказанного, про Иркутск я тебе ничего сказать не могу, т. к. ничего сам и не видел. Напишу об Иркутске после, когда посмотрю его как следует, теперь же остается говорить про переезд из Москвы в Иркутск, т. е. говорить про прошлое в некотором роде. Ну, а ты знаешь, что я в этом отношении подобен дикарям и в письмах интересуюсь лишь настоящей минутой. Не помню, кто указал, что в отличие от цивилизованных народов дикарей можно характеризовать как людей минуты. Все-таки пересилю свою нелюбовь писать о прошлом и скажу несколько слов о Сибирском поезде и о впечатлениях от дороги.