Тёплый ключ - Эмиль Офин

Это же лирика! Понимаешь, хорошие товарищеские чувства. Надо, чтобы все так относились… Возьмём хотя бы Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты». Это он ведь написал тоже одному человеку, а читают все уже больше ста лет и ничего неудобного не находят, даже со сцены поют! А почему? Да потому, что, повторяю, это лирика, хорошие чувства!.. Одним словом, предлагаю поместить Юрино стихотворение целиком. Кто за?

Ребята, убеждённые горячей Сашиной речью, дружно поднимают руки.

И Галя согласно кивает, отчего её соломенные косы разлетаются в стороны.

Она ревниво говорит Юре:

— Куда это ты исчезаешь каждое утро после завтрака? Вот уже целую неделю.

— Правда! — подхватывает толстяк Митя Смирнов. — Я сегодня весь лагерь обыскал, чтобы позвать его на редколлегию. Так и не нашёл!

— Отставить посторонние разговоры! — перебивает Саша. — У нас на повестке ещё важный вопрос. Есть предложение написать заметку о том, что пора наконец устроить хотя бы один настоящий поход. А то что это такое — пионеров везут на автобусе, а сзади тащится грузовик с термосами, поварихой, медсестрой! Кто мы, в конце концов, пионеры или инкубаторные цыплята? Давайте…

Сашины слова заглушил сигнал горна. Он прогремел над головами ребят из репродуктора, укреплённого на стволе старой ивы.

Потом раздался голос Владимира Павловича:

— Внимание, внимание! По сведениям бюро погоды, ожидается гроза. Поэтому запланированная на животноводческую ферму экскурсия отменяется. Вместо неё будет проведена беседа на тему «Закаляйся, как сталь». Никуда не расходиться, прибыть на беседу без опоздания.

— Ну вот! — горько усмехнулся Саша. — Я же говорил, что мы как инкубаторные.

Ребята подняли головы к небу. На горизонте лежали розовые облака, похожие на взбитые сливки, над головой звенели мошки, ярко светило солнце.

— Какая там гроза, — насмешливо сказала Лиза Бабкина. — Чудесная погода!

Беседу проводила докторша Алла Игнатьевна. Она рассказала про стафилококков, которые миллионами заводятся в порезах и ссадинах, и что их убивает салициловый спирт. Но самое лучшее — беречься от царапин, тогда никакая салицилка не понадобится. Вообще, по словам Аллы Игнатьевны, получалось, будто воздух чуть ли не до стратосферы кишит микробами и всякими там вирусами, и нужно всего остерегаться круглые сутки.

На толстяка Митю Смирнова это произвело такое сильное впечатление, что он после беседы очень долго мыл руки и даже хотел облить хлоркой килограмм сухого компота, который ему в воскресенье привезла мама. Хорошо, что его вовремя удержали. И никто, в общем, так и не понял, почему беседа называлась «Закаляйся, как сталь».

А Юру эта беседа неожиданно вдохновила. Сразу после отбоя он забрался в постель и принялся сочинять стихотворение:

Разве так закаляться надо —Всего бояться,прятаться, как крот?Пионер моего отряда,Шагай своими ногамив поход!..

Но дальше этих строчек дело не пошло. Юра вертелся, вертелся с боку на бок и сам не заметил, как уснул…

А проснулся он от страшного треска и грохота. Летний домик вздрагивал и трясся, его тонкие стенки скрипели, стёкла дребезжали.

Темень за окном разрывали вспышки молнии, деревья отчаянно бились на ветру и шумели.

Все ребята проснулись, повскакали с коек, кто-то даже захныкал. Юра тоже вскочил, прильнул к окну, потом набросил на плечи куртку и сунулся было к выходу, но не тут-то было: вода подступила к самому крыльцу; она казалась чёрной и, зловеще ворча, лезла на ступеньки.

«Ручей!.. — пронеслось в голове у Юры. — А как же младший отряд? Ведь их домик на самом берегу. И Галя с Лизой там…»

Юра повернул выключатель. Лампочка над крыльцом не загорелась. Репродуктор на стене тоже молчал.

Что же медлит старший вожатый? Надо немедленно подать горном сигнал общего сбора. По такому сигналу помощники вожатых обязаны вывести всех пионеров на центральную площадку лагеря, в столовую, это самое высокое место.

Юра рывком натянул куртку на голову и, не раздумывая, спрыгнул с крыльца…

В штабе лагеря тускло горели два фонаря «летучая мышь». Возле радиоустановки суетился Владимир Павлович — растерянно тыкал пальцами в какие-то кнопки, щёлкал выключателями. Вокруг него толпились взволнованные женщины: начальница лагеря, докторша Алла Игнатьевна и физрук, студентка Наташа.

— Да что вы там щёлкаете, Володя? — сердито спросила начальница. — Электричества-то нет.

— Сейчас… Сейчас я переключу установку на аварийные аккумуляторы…

— Не помогут ваши аккумуляторы! Иву свалило вместе с репродуктором!

Это крикнула с порога Лиза Бабкина, Она влетела в комнату босая, растрёпанная; с её мокрой чёлки текла вода.

— Там малыши! Вода уже на полу! С ними осталась Галя. Какая будет команда?

Владимир Павлович уронил очки и продолжал вслепую шарить по кнопкам магнитофона, невнятно бормоча: «Сейчас, сейчас…» — совсем, видно, растерялся.

Но на него никто уже не обращал внимания.

— Надо любым способом оповестить всех, чтобы шли в столовую. Надо бежать…

— Пока наш лагерь обежишь, всё зальёт!

Но начальница уже взяла себя в руки. Твёрдо приказала:

— Перестань кричать, Лиза. Неси сюда горн. Быстро! Ты, Наташа, беги немедля к малышам. А вам, Владимир Павлович, придётся трубить сбор.

— Мне?.. Я… Я не умею.

— А кто умеет?

— Н-не знаю. Мы никого не учили. У нас ведь автоматика…

— Эх вы, автоматика…

Испуганная Лиза снова появилась на пороге:

— Горна нет в пионерской! Он куда-то исчез…

Больше никто не успел ничего сказать.

Перекрывая раскаты грома и шум дождя, заиграл горн. Его звонкий голос словно вырвался из грохота бури и пробил бушующий мрак.

Все бросились к окну, распахнули его. Вместе с ветром и брызгами в комнату ворвался сигнал тревоги. Молния осветила линейку, мачту с приспущенным флагом и возле неё одинокую фигуру мальчика с поднятым к небу горном.

Секунда — и видение будто накрыло чёрным плащом. Опять вспышка — мальчик на месте. Его намокшая куртка блестит, как боевой панцирь, ветер яростно треплет перевязь горна. Мрак и свет чередуются с непостижимой быстротой, а сигнал общего сбора покрывает шум бури и как будто поднимается над нею.

— Ой, как красиво! — воскликнула Лиза.

К столовой начали стекаться ребята. Они бежали на голос трубы, как спешат затерянные в море на свет маяка. Наконец, гогоча и шлёпая по лужам, словно гуси, появляются малыши; их сопровождают старшие пионеры во главе с Галей Котовой, все промокшие до нитки, но весёлые.

— Все целы! Всё в порядке! — победно рапортует Галя.

— Какой же это порядок?! — возмущённо говорит докторша. — Надо немедленно затопить плиту, нужна горячая вода, сухое бельё, одеяла!

— Да-да! — спохватился Владимир Павлович. Он уже воспрянул духом, нашёл свои очки, они поблёскивают на его носу. — Надо принять меры…

— Не надо принимать меры! — закричали, перебивая друг друга, Лиза и Галя.

— Всё так интересно!

— Так здорово!

— Как в настоящем походе!

Глава третья

СОВЕЩАНИЕ С УЧАСТИЕМ ГАЙДАРА

От «Искорки» до железнодорожной станции — пять километров. Дорога тянется густым лесом. Далеко ли он раскинулся и что там в лесу — этого никто не знает. Порой издалека доносятся глухие выстрелы охотников и пронзительные гудки паровоза, частенько мимо изгороди пионерлагеря проходят грибники с полными корзинками грибов и ягод, отряды весёлых туристов с рюкзаками и скатками из одеял.

Смотреть на всё это обидно и завидно, — вот бы отправиться в настоящий поход! Сколько раз об этом говорили на совете дружины — просили, спорили, доказывали, ссылаясь на соседей из «Лесной республики»: вот, мол, эти-то ребята ходят же в такие походы. Всё впустую. Владимир Павлович и слышать об этом не хотел.

— Мало ли что соседи ходят, они нам не указка, — говорил он, поблёскивая очками и снимая какие-то невидимые пылинки со своего аккуратного серого костюма. — Вот напорются, допустим, на змею, или охотник случайно подстрелит кого-нибудь. А то ещё, чего доброго, попадёт кто-либо под леспромхозовский паровоз «кукушку». Вот тогда и схватятся, да поздно будет.

Знала ли об этих спорах-разговорах начальница лагеря Валентина Петровна — неизвестно. Может, и не знала. Она постоянно занята по хозяйству: то в бухгалтерии находится, то в медпункте или на кухне. А то в город уедет — хлопотать насчёт продуктов или там белья.