Последние штрихи - Эстер Браун

— Мы уже вызвали полицию! Какой ужас! Бедная малютка! В такую погоду, под тонким одеяльцем… Да еще противные голуби гадят кругом! Какой же дурой надо быть, чтобы…

— Вообще-то, это настоящий кашемир, — перебила Кэтлин, потрогав платок, которым была покрыта крохотная головка. — Вдобавок в коробке я нашла записку. И если тебе интересно мое мнение, я уверена: за ребенком никто не вернется.

Франсес почти не слушала. Кашемировый платочек съехал, открыв трогательные рыжие кудряшки над маленькими ушками, — и это окончательно ее добило. Боже мой! Бедная крошка… Нет, она ни за что ее не бросит. Надо же было додуматься — оставить беспомощного младенца прямо на крыльце!

— Я пыталась найти лорда Филлимора, — продолжала Кэтлин. — Но в клубе сказали, его нет. Я попросила, чтобы он позвонил, как только появится.

Нэнси протянула к ребенку руки с явным намерением отобрать его у Франсес, однако та успела увернуться: слишком не хотелось прерывать это блаженство.

— Пелхэм сегодня занят, — сказала она.

Кэтлин и Нэнси понимающе переглянулись: уж они-то точно знали, чем именно занят Пелхэм. Конечно, поисками Гектора. Когда так долго живешь в семье, совсем нетрудно читать между строк. Более того, если дело касается Гектора, текст между строк видно гораздо лучше, чем сами строки.

Даже Франсес признавала, что ее сынуля — из тех, кого приличные девушки должны обходить десятой дорогой. Красавчик, душка, абсолютно без комплексов — вот уж кому не стоит доверяться во время совместных вздохов при луне. Увы, все было ровно наоборот: бедняжки регулярно теряли голову как от ее сына, так и от всей его компашки, состоящей из юнцов с графским титулом да избалованных отпрысков миллионеров. Еще бы, знаменитости! Вся история их передвижений из одного мейфэрского казино в другое щедро освещалась в желтой прессе.

Конечно, Франсес переживала. Разве для того она воспитывала сына? Увы, ей оставалось лишь пить снотворное и надеяться, что Гектор вырастет из этого безобразия, как когда-то вырос из детских штанишек. Или найдет девушку, которая его вытащит…

— Думаю, лорд Филлимор появится к вечеру, вместе с Гектором, — сказала она так, словно пыталась убедить и саму себя.

Неразлучная троица — ее сын вместе с такими же оболтусами Рори и Саймоном — опять устроила себе самоволку, причем недельную. Подумать страшно… В прошлый загул Пелхэму пришлось вызволять сына из полицейского участка в Венеции. «Дэйли мейл», конечно, не отказала себе в удовольствии написать, что «достопочтенный Гектор Филлимор был при всем параде — и даже надел балетную пачку».

Кудахтанье Нэнси вывело Франсес из раздумий.

— Что скажет лорд Филлимор! Не хватало нам подкидышей на крыльце! Что они вообще про нас думают? Мы им не…

— Да ладно тебе! — перебила Франсес. — По-моему, вполне здравый поступок — оставить ребенка здесь. Тем более девочку. В конце концов, мы этим и занимаемся — воспитываем девиц… И вообще, Нэнси, ребенку могут срочно понабиться некоторые вещи. Не будешь ли ты так любезна прямо сейчас отправиться в «Хэрродс»? Значит, Кэтлин, в коробке была записка?

Кэтлин выудила из кармана фартука сложенный вчетверо листок писчей бумаги и протянула хозяйке.

«Что ж, у этой мамочки есть хотя бы перьевая ручка», — отметила про себя Франсес.

В записке значилось:

Пожалуйста, позаботьтесь о моей дочке.

Мне бы хотелось, чтобы она выросла настоящей леди. Спасибо.

Вежливо и по делу.

— А пчелка, Кэтлин?! — раздался свистящий шепот Нэнси. — Пчелку-то покажи!

— Записка была приколота вот этим, — Кэтлин достала из недр фартука булавку — такими скрепляют шотландские килты. — Я специально спрятала, от греха подальше.

— Ой! Кажется, бедная пчелка осталась без глазика! — вскричала Нэнси, но под ледяным взглядом Кэтлин тут же поджала губы.

Франсес нахмурила брови и принялась рассматривать булавку. Самая обычная булавка для килта, если не считать того, что кто-то прикрепил к ней амулет в виде усыпанной бриллиантами золотой пчелы. Вещь явно дорогая.

— Почему-то без подписи, — сказала она, осмотрев листок со всех сторон. — Странно. Если мамочка так печется, чтобы малышка выросла настоящей леди, могла хотя бы дать ей имя… — Франсес взглянула на коробку, из которой раздалось что-то вроде мяуканья. — У такого ангелочка обязательно должно быть замечательное имя. Разве мы позволим нашей крошке остаться без имени? — Она наклонилась и слегка взъерошила девочке рыженькие бровки. — Ну и как мы тебя назовем?

В этот момент она почувствовала, как совсем рядом запахло лавандой, крахмальным бельем и песочным печеньем. Ну конечно, Кэтлин и Нэнси тут как тут. Старые девы обступили ребенка и тянут свои страждущие руки. Безусловно, это добрейшие женщины на земле. Франсес подумала, что незадачливой мамаше очень повезло: ее обездоленному чаду достались сразу три лучшие в мире няньки.

— Ну и?.. — нежно пропела Франсес. — Может быть, что-нибудь величественное? В честь леди Дианы, например? Вполне по-королевски, учитывая ее завтрашнюю свадьбу с принцем Чарльзом.

— Тогда лучше Элизабет, — сказала Кэтлин. — В честь самой королевы.

— Вряд ли ей подойдет Элизабет. — Франсес задумчиво прищурилась, глядя на малышку. — Она слишком хорошенькая для такого длинного имени. Скорее, она… Нет, не Лиззи… И не Бесси… И не Бет…

— Может, Бетси? — предложила Нэнси.

— Бе-етси… — проговорила Франсес. — Да, пусть будет Бетси.

Малышка прикрыла глазки, и на секунду Франсес показалось, что она улыбается.

В этот момент леди Филлимор поклялась, что ни за что и никогда не откажется от Бетси. Даже если за девочкой вернется та, что 29 июля 1981 года подкинула ее в Академию в коробке из-под мармелада. Франсес все равно ее не отдаст.

Отныне дом Бетси будет здесь.

Глава 1

Единственная по-настоящему водостойкая тушь — это «Лэш Тинт».

— Бетси, если ты знаешь, что тебе предстоит плакать — у кого-нибудь на свадьбе или на похоронах, — крась ресницы только «Лэш Тинт».

Это был, возможно, один из самых ценных советов, которые успела мне дать Фрэнни за двадцать семь лет (не считая остальной тысячи). Рядом с ним можно поставить только «лучше солнцезащитный крем сейчас, чем круговая подтяжка потом» или «не доверяй мужчине, если на нем галстук из магазина готового платья».

Я сидела в такси, тупо уставившись на бок красного лондонского автобуса, ползущего рядом. Честно говоря, эта дурацкая пробка была мне на руку: по крайней мере, теперь у меня появилось время немного прийти в себя между службой в церкви и поминальным чаепитием. Набраться сил, чтобы опять выслушивать бесконечные дифирамбы в адрес моей матери: какая она была добрая и жизнелюбивая, изысканная и прекрасная и так далее. При этом еще надо не выронить бутерброд и бокал вина.