Вкус пепла - Душан Калич

Брухнер долго и пристально разглядывал голубое клеймо на покрытой мурашками коже бывшего узника. Дважды нерешительно пытался что-то сказать, поднимая глаза на лицо Жильбера и снова переводя на клеймо. Последний раз он это сделал с выражением беспомощности. Посмотрев прямо на Жильбера, покачал головой и произнес:

— Шифры доктора Крауса были государственной тайной…

С того момента, как он проговорил это, прошло достаточно времени. За столом никто не пошевельнулся, не сделал ни единого движения, которое бы говорило, что его слышали и поняли ответ. Не осмеливаясь посмотреть на них, он чувствовал, что они его рассматривают по-прежнему испытующе и холодно, как и тогда, когда Жильбер задал свой вопрос. Восприняв это молчание как знак неудовлетворенности ответом, он со страхом поднял голову.

— Оберштурмфюрер доктор Краус располагал особыми полномочиями рейхсфюрера эсэс Гиммлера, — сказал он как бы с одышкой и хрипло, но сразу же откашлялся и, сглотнув, продолжал более чистым голосом: — Лаборатория доктора Крауса… Простите, его рабочая команда находилась на особом режиме. Командование лагеря не имело права вмешиваться в его дела. Согласно специальному приказу из Берлина администрация должна была обеспечить его медицинской команде самые благоприятные условия для работы, равно как и необходимое число заключенных. В его лабораторию имел свободный доступ только комендант лагеря… Мы, блок-фюреры, провожали заключенных лишь до входа и там передавали их ассистентам доктора.

— И никто из вас никогда не присутствовал ни на одном эксперименте доктора Крауса?! — прервал его Мигель глухим голосом, сердито добавив по-испански: — Дерьмо эсэсовское, тебя бы отправить в крематорий в параше! — Эту фразу он повторил на немецком, с отвращением плюнув через стол.

Брухнер замолчал и сглотнул что-то, мешавшее в горле. Он смотрел только на Жильбера, лица которого на удивление он больше не боялся, хотя тот почти ничем не отличался от остальных, разве что цветом глаз. Не уверенный, кончил ли Мигель ругаться, Брухнер молчал, пока Жильбер, чуть заметно кивнув головой, не подал ему знак продолжать.

— Между собой мы редко говорили о делах доктора. Мы знали, что свои эксперименты он держит в тайне, и нам не рекомендовалось расспрашивать о деталях… Мы всего лишь унтер-офицеры.

— Унтер-офицеры?! — взорвался Мигель. — Блок-фюреры! Псы-фюреры! Командо-фюреры! Могильщики-фюреры!… Брухнер, неужели у тебя уже полны штаны?!

В этот миг взгляды их встретились. Мигель смотрел с выражением брезгливости. Рот у него опять был полон слюны, и он намеревался теперь плюнуть эсэсовцу в лицо. Но, увидев, что его слова и так сильно задели немца, сплюнул в сторону и добавил:

— После тебя на земле долго будет смердеть!

Брухнеру кровь ударила в лицо. Он покраснел, затем опять побледнел, покачнулся и поник. И это было все, чем он мог ответить на оскорбление. Помолчав, повернул голову, ища взглядом Жильбера, единственного за столом, кто еще оставлял ему надежду избежать тех ужасных испытаний, которыми ему угрожали остальные.

Он увидел пустой стул, а на столе, там, где только что лежал автомат, ампулу. Панически оглядел одного за другим; посмотрел по сторонам и в тот самый момент, когда начал чувствовать, что тело его и душу снова охватила судорога, вместе с которой надвигались страшные видения смерти, почти ослепленный солнцем, ударившим ему в этот миг в глаза, увидел силуэт Жильбера. Тот стоял возле окружавшего площадку парапета, лицом к зеленеющим полям по обеим сторонам широко разлившегося Дуная. Согнувшись оттого, что на плече у него висел автомат, он не спеша застегивал пуговицы на своей куртке.

Не дождавшись, пока глаза как следует привыкнут к свету, и желая привлечь к себе внимание Жильбера, Брухнер щелкнул каблуками и сказал:

— Я понимаю, что не могу ждать от вас милости, но хочу, чтобы вы поверили — я говорю правду… Я в самом деле не знаю, что означает этот шифр…

Жильбер остался недвижим, глядя в долину. Ответил другой голос, который удивил Брухнера и смутил в одно и то же время. К нему обратились спокойно, словно бы невзначай, как к человеку, с которым хотят обменяться мыслями:

— Если ты не знаешь этот шифр, тогда ты, верно, сможешь нам сказать, что случилось с документацией доктора Крауса. Мы все обыскали: больничный блок, комендатуру, квартиру Крауса…

Он повернул голову и удивился, встретившись со взглядом, от которого, как и от остальных, у него кровь стыла в жилах. Брухнеру показалось невероятным, чтобы этот человек обратился к нему подобным образом. В его больших глазах, как и в глазах француза, кроме ненависти и жажды мести, он увидел тот же ужасающий вопрос: что означает шифр доктора Крауса? Зятем Брухнер вспомнил — ведь именно этот, самый молодой из них, удержал русского — и поспешил ответить:

— Большая часть лагерных архивов сожжена. — И, желая быть как можно более убедительным, добавил: — Приказ об уничтожении важнейшей лагерной документации предполагал полное уничтожение лагеря…

— И уничтожение всех оставшихся узников, — резко оборвал его Мигель.

Брухнер посмотрел на Мигеля и без колебания утвердительно кивнул.

— Согласно этому приказу я отвечал только за то, что касалось евреев, — продолжал он, переводя взгляд на Ненада. — Для выполнения задания была выделена специальная группа. С тех пор я очень редко встречался с доктором Краусом… Но, думаю, благодаря особым полномочиям ему удалось сохранить часть своего архива…

— Когда доктор покинул лагерь? — опять вмешался Мигель.

— Он уехал несколько дней назад… в тот день, когда нам сообщили, что американские части находятся под Линцем. Последний раз я его видел накануне ночью… Он пригласил меня попрощаться. Разговаривали мы недолго. Он предложил мне уехать с ним и сказал, что может это устроить…

— Почему он выбрал именно тебя? — спросил Ненад.

— Ты думаешь, он тебе ответит? — Мигель не сводил глаз с Брухнера. — Ведь Краус питал к Брухнеру особые чувства…

Брухнер сверкнул взглядом на Мигеля.

— Нет! Это неправда! — крикнул он, и на шее у него напряглись жилы, но сразу же пришел в себя, склонил голову и продолжал тише: — С оберштурмфюрером доктором Краусом мы из одного города, и детство наше прошло вместе. Наши родители и сейчас соседи…

Сидевшие за столом, пораженные тем, что им, похоже, сам того не желая, открыл Брухнер, посмотрели на Мигеля. Ждали, что он заставит Брухнера тотчас же назвать городок, и это, вероятнее всего, навело бы их на истинный след доктора Крауса.

Жильбера словно больше не интересовало происходящее вокруг стола. Он сидел на парапете, курил и задумчиво смотрел вдаль. Лицо опущено, не видно его пугающих черт. В глазах только желание поскорее отправиться в погоню.

Мигель мгновение-другое, задумавшись, смотрел прямо перед собой, потирая ладонями лоб, затем молча поднялся и подошел к Брухнеру. Глядя ему в лицо, обшарил карманы на его мундире. Не найдя того, что искал, расстегнул мундир и ощупал карманы на рубахе. В левом кармане он обнаружил какие-то бумаги, мельком просмотрел их и вернулся к столу.

— Это его партийный билет и воинская книжка. В одном из документов наверняка указано, где он родился, — сказал и бросил их Ненаду.

— Краус и я из Сант-Георга, это километров пятьдесят отсюда… — произнес Брухнер голосом сломленного человека.

Ненад раскрыл книжечки:

— Да, родился в Сант-Георге и там же был принят в нацистскую партию… Эти сведения о тебе, может быть, понадобились бы кому-нибудь другому… А мы разговор с тобой окончили, Брухнер…

— Я сказал то, что знаю… Шифры опытов мне неизвестны… Не знаю… Я не знаю, где спрятался доктор…

— Скажи нам, — вмешался Мигель, — вспоминал ли Краус Сант-Георг, когда той ночью приглашал тебя уйти с ним?

— Нет… Он говорил только о гаулейтере…

Конец фразы заглушил крик Жильбера:

— Вот и американцы! Патруль на джипе из Зюдлунгса.

Мигель и Саша, каждый на своем языке, выругались и, смерив мрачными взглядами Брухнера, встали. Направляясь к парапету, Мигель сказал:

— Если они сюда, нам этого гада нужно будет спрятать в бункер.

— И Фрэнк должен снова спрятаться, — сердито добавил Саша.

За Мигелем и Сашей двинулись Анджело и Фрэнк. Ненад, не вставая, смотрел вслед. Рядом с ним Зоран громко возмущался по-сербски:

— Я же говорил Жильберу, чтобы мы не совались сюда… Если американцы успеют и застанут его в живых, отберут у нас. А тогда, в бога душу мать, увидите, что получится из этой нашей каторжной правды… И тебе, Ненад, говорил я, чтобы ты…

Он не закончил фразы. Слова застряли у него в горле, а из груди вырвался приглушенный крик. С вытаращенными глазами, он был похож на человека, увидевшего привидение.

От крика Зорана у Ненада пошли мурашки по телу, а когда он посмотрел на Зорана, то окаменел. Он словно взглянул в лицо смерти, которая здесь, на этом самом месте, отмеченном знаками насилия, до вчерашнего дня являлась именно так, неожиданно и коварно. Мелькнула мысль, что смерть пришла за кем-то из них… Ему показалось, она подкрадывается к Зорану, уже прикоснулась к нему, и он хотел крикнуть, позвать на помощь товарищей. Он открыл рот и закричал, однако не услышал своего голоса. Вместо своего услышал отчаянный крик Зорана: «Ненад! Ненад!» Затем увидел, как тот поднимает автомат и стреляет в воздух. Зоран стрелял и кричал, но из-за выстрелов слов нельзя было разобрать. Ненад сидел неподвижно, глядя на Зорана, скорее опечаленный, чем испуганный его видом, от леденящего прикосновения смерти он и сам оцепенел. И лишь когда между автоматными очередями, которые эхом отразились с другой стороны реки, сквозь брань Мигеля и Саши услышал имя Брухнера, вскочил как ошпаренный и испуганно спросил: