Засраночка моя - Людмил Федогранов

В настоящий момент мэр находился в Париже, решая вопросы, связанные с окончательным завершением сделки, а кинутые им уголовники-бизнесмены предпринимали отчаянные шаги, конечной целью которых были возвращение утраченных позиций и примерное наказание того, кто посмел их «опустить».

Именно поэтому в домашнем кабинете «Масла» и собрались сейчас колоритные фигуры представителей новой элиты новой страны.

Люди собрались разные, но печать пребывания их в местах не столь отдалённых объединяла их в некое сообщество равных, хотя и здесь, разумеется, была своя иерархия.

Несомненно, что лидером среди них был сам хозяин кабинета. Странно, но чисто внешне Валерий Игоревич Маслов, сорокапятилетний худощавый мужчина с благородной сединой и удлинённым породистым лицом, напоминал скорее почтеннейшего университетского преподавателя, чем рецидивиста с тремя «ходками»…

Между тем, статьи, по которым «чалился Масёл», были в уголовном мире статьями «уважаемыми», и его авторитет в этом же мире был большим, причём не купленным за деньги, как это нередко случалось в последнее время, а саморучно заработанным.

Помимо серьёзных статей, Масла отличала патологическая жестокость, которая вгоняла в дрожь даже отморозков из отморозков. Так, во время последней «ходки» он лично забил до смерти безответного «мужика», который не изъявил желания сразу же стать его «Марусей».

…Масёл заставил всех своих «шестёрок» жесточайшим образом «опустить» ослушника, после чего заперся с ним в кочегарке. Что он с ним делал – никто не знал, но «мужика» нашли на следующее утро в яме с углём, синего от побоев, голого и со связанными за спиной руками, а из «садильника» у него торчало донышко забитой туда до упора ярко-зелёной бутылки из-под немецкого пива…

Гости, бывшие под стать хозяину по части «ходок» и нравственных качеств, привыкли безропотно подчиняться его властному негромкому голосу. Кроме того, он и на самом деле был среди присутствующих наиболее быстро соображающим, хватким и увёртливым хищником, бравшим своё не столько умом, сколько хитростью и нахрапом.

– Сядь и не мельтеши, Рубильник! – негромко и мелодично посоветовал Масёл одному из гостей, нервному мужичонке лет пятидесяти, который и в самом деле мельтешил, то есть безостановочно крутился по кабинету.

– Сядь, сядь… – недовольно проворчал тот, кто откликался на прозвище Рубильник. – Хватит, насиделся… Ты вот что скажи, Масёл: мы тут у тебя битый час сидим, чего ждём?

– Чего ждём? Нужную вещь ждём!

– Какую же такую нужную вещь? – саркастически поинтересовался Рубильник.

– Масёл, в натуре, объясни по-человечески, не бери на понт, – вмешался в разговор Владислав Георгиевич Леженцев, вице-президент фирмы «Форвард», снабжающей область нефтепродуктами.

Президент этой же фирмы, Сергей Григорьевич Поликарпов, он же «Карп», сидевший в дорогом кожаном кресле, лениво поддержал своего подчинённого: «Давай, дорогой, раскалывайся». Карп имел полное право говорить с хозяином так, как считал нужным это делать, поскольку он ни в чем не уступал ему: ни в авторитете, ни в свирепости, ни в богатстве.

– Ладно-ладно… Ждём факс из Парижа. Наш дорогой Владимир Иванович, как вам известно, в столице мира наши с вами бабки отдаёт другим. За свои проценты. Мы с вами малость лопухнулись, может, зашакалили малость, может, ещё чем его не уважили, а он, гарант конституции в отдельно взятом городе, нашёл тех, кто ему эти проценты отстегнёт. Это он так считает, что отстегнёт. Сейчас они все там заняты: обговаривают детали, расписывают всё, делят… Помешать им в этом мы никак не можем, руки коротки. Наоборот, мы им должны помочь. И мы им поможем! – пообещал жизнерадостно Масёл. – Мы им уже помогли! Пусть люди порадуются, что мы оказались лохами и отдали им свои бабки… Пусть подписывают себе… После этого – обмыть это дело! Надо? Надо! Вот они и поедут обмывать…

– Слышь, ты чо, в натуре, к ним в долю подписался? Тебе об этом в кайф базарить! – голос Рубильника сорвался на визг.

Маслов тяжёлым взглядом посмотрел на щуплого Рубильника, и тот занервничал ещё больше.

– Нам надо этого мэра х…ва к ногтю прижать, заставить, чтобы он всё переиграл, а ты «поможем», – крикнул он.

– Конечно, поможем, – голос Маслова был невозмутимым. – У тебя память дырявая, Рубик. Ты вспомни, где мы с тобой в Париже водяру жрали и с тёлками кайфовали? Где нам хорошо было, где нас прямо как дома все понимали, хотя по-французски мы с тобой ни в зуб ногой?

– Где-где? Да чо я не помню, что ли… Кабак классный, даром, что в Париже. Всё как у нас…

– Вот-вот. И мы им поможем, чтобы они попали в этом самый классный кабак, и пусть они там клёво оттянутся после трудов праведных. А там их, и гарантика нашего сраного, в три камеры на видик снимут, понял? Как по-твоему, Рубик, после того, как мы ему эту кассету на память подарим, станет наш Вовка сговорчивее?

– Масёл, это круто! – солидно и веско произнёс почти всё время до этого молчавший Поликарпов. – С такой картинкой в прикупе он у нас в руках. Здесь его, суку, не подловишь, он, гад, осторожный, а там расслабится, вдали от родных пенат… Это ты клёво придумал!

Маслов недовольно поморщился, но всё-таки сказал правду: «Да не я это… Я это дело не просёк бы… так… Это всё он: Босс»…

После этих слов Маслова в комнате установилась достаточно напряжённая тишина. Мужчины молчали, но это молчание было весьма красноречивым. Похоже, что прозвучавшее только что имя было для них чем-то, что выходило за рамки нормального восприятия и вызывало какие-то сложные чувства: смесь страха, злости, восхищения и покорности обстоятельствам…

– Он мне прислал письмо, там всё расписано в деталях, что и как нам нужно делать. Нужно было подключить Француза и ещё кое-кого. Короче, всё как обычно: конкретнейший план, осталось только его точно выполнить. И, конечно, указание, куда и какой процент ему отстегнуть… Говорю же, что всё, как обычно!

Помолчали.

– Откуда он только на нас упал, пидор! – неожиданно взорвался всегда спокойный Карп. – Сосёт и сосёт бабки, всё знает, ничего от него не укроешь, гниды…

– Откуда?… – иронически спросил Масёл. – А Бог послал! Сами виноваты: нечего было тогда крысятничать! Государство опускать – это дело святое, на то оно, государство, и существует, чтобы его фартовые люди делали – как фрайера… А вот лавьё из общака тянуть – тут уж да! Тут мы с вами в дерьме по уши, и нет для нас другого выхода, кроме как сопеть в две дырки и делать всё, что этот трижды долбанный Босс скажет… Его сила, а мы у него в руках – со всеми нашими потрохами! Сами знаете – понятия они и есть понятия, и за крысятничество наше с вами люди с нас по понятиям спросят…

В дверь постучали, и после того, как хозяин благосклонно разрешил, в кабинет вошёл интеллигентного вида парень в очках «Наполеон».

– Валерий Игоревич, на ваше имя факс из Парижа, так там… всего одно слово…

– И какое же это слово? – спокойно поинтересовался Валерий Игоревич Маслов.

– «Поехали!»…

– Одно слово? Вот и хорошо, Саша, что оно всего одно, зачем нам больше?… Спасибо, дорогой, теперь можешь быть свободным. До завтра, Саша!

Парень вежливо попрощался с присутствующими и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Значит, так. Подарок прибудет завтра вечером, канал тот же. Пусть Рослый съездит и всё получит. Как обычно: после этого молнией назад! Как только картинка оказывается у нас, собираемся снова… Посмотрим, – Маслов хохотнул, – и решим, как нам дальше со слугой народа поступать!

Человек, которого Валерий Игоревич Маслов и его соратники называли Боссом и одно только упоминание имени которого испортило настроение совсем даже не впечатлительным по жизни людям, сидел на чистенькой кухоньке однокомнатной панельной «хрущобы», которая находилась буквально в двухстах метрах от роскошного особняка авторитета-бизнесмена и совсем рядом с городским кладбищем – такими были причуды плановой застройки города…

На стандартном кухонном столе из белого пластика, поражавшем стерильной чистотой, стояла большая глиняная кружка, в которой заваривался чай «Липтон», рядом с ней примостилась плетёная конфетница с печеньем и конфетами «Батончики киевские» (или «Киевские батончики», это кому как нравится…).

Несмотря на то, что финансовое положение этого человека позволяло ему без особых душевных мук питаться в приличных ресторанах, он ел дома, на своей небольшой, если не сказать крохотной – «хрущоба» есть «хрущоба»! – кухне, а «батончики» были его любимыми конфетами с детства. Когда эти конфеты были одними из самых дешёвых и потому доступных ему конфет…

Сейчас хозяин «хрущобы» внимательно разглядывал глиняную кружку, в которой плавали, залитые крутым кипятком, два пакетика «Липтона».

Зрелище это его завораживало: он не мог оторвать взгляд от того, как от пакетиков с заваркой отделяются причудливые потоки густо-коричневого цвета, которые проникают в недавно ещё однородную по цвету кипячёную воду, промывая в ней реки, речки и каналы… В кружке возникал какой-то причудливый мир, и в нём переплетались реальность и фантазия, цветовая гамма становилась всё более сложной и изысканной, и тут… хозяин резким движением чайной ложки перемешал содержимое кружки, превратившееся из загадочной картины в однородную водную массу тёмно-коричневого цвета, приятного на вид и источавшего густой аромат хорошего чая…