Иван-чай-сутра - Олег Ермаков

— Постой, но ты говорила о стеблях! — вдруг осенило Кира.

Маня растерянно взглянула на него.

— Говорила? — наседал Кир. — Так давай нарвем. Как он выглядит?

Маня не отвечала.

— Что? Птича, дитя-цветок, ты не знаешь, как выглядят растения?

— Да знаю, — ответила она и сжала губы.

— Так в чем дело? Или это не растет у нас? А лишь в Китае? в Индии?

— Растет… Только я не врубаюсь, короче, как это делать.

— Как так? А в этой книжке не написано?

Она покачала головой и призналась, что читала об этом только у Гессе в «Игре в бисер».

— Тойфел! Черт! Вот оно что!.. Блефуешь, Птича? — Кир присвистнул. — А у честных наивных парней крыша едет набок от всего… рупии, гексаграммы. Попробуй истолкуй желтую кожу коровы или какого-нибудь возгордившегося дракона! В итоге я уже не соображаю, где мы и куда путь держим. И… не удивлюсь, если тот водитель заговорит на монгольской мове.

— Что ты делаешь, динамщик! Не стопь его! Мы еще ничего не решили! — воскликнула Маня.

— Он за нас решит, — ответил Кир, — видишь марку? «КАМАЗ». Это же твоя маза и камасутра в придачу. Вот новый метод, без рупий и китайских церемоний.

Но «КАМАЗ», тяжко пыхтя, промчался мимо, а вот идущий следом серебристый «Понтиак» вдруг начал тормозить и остановился. Длинный нескладный Кир в синей бейсболке открыл дверцу, нагнулся: «Подвезете?» А получив утвердительный ответ, замялся, оглянулся на девушку и снова нагнулся над раскрытой дверцей. «Только мы… как бы автостопщики», — проговорил он с вопросительной интонацией. Мужчина кивнул. «Садитесь, если по пути». — «По пути, — тут же откликнулся радостно парень. — Нам все равно куда, лишь бы ехать, — чем хорошо идти!» Он оглянулся на девушку с распущенными рыжими волосами в рваных джинсах, плетенках на босу ногу и в клетчатой рубашке навыпуск. «Ну чего, Птича?!» Нехотя она уцепила рюкзак за лямку и направилась к автомобилю. Парень подхватил свой рюкзак, поставил его в салон и спросил, куда ему садиться, вперед или назад? Мужчина ответил, куда угодно, и парень уселся рядом с ним. А девушка разместилась на заднем сиденье. Хлопнули дверцы, и автомобиль, пропустив две или три машины, вырулил на стремнину трассы и быстро набрал скорость.

В окна с приспущенными стеклами задувал теплый ветер. Мотор мягко гудел впереди, быстро тянул, нес машину с тремя седоками. Девушка смотрела сначала неотрывно и бездумно в окно, подперев полную щеку рукой в разноцветных бисерных нитках и слушая вполуха завязывающийся дорожный разговор. Потом сняла с груди матерчатый прямоугольный мешочек, вышитый бисером, все вытрясла из него, пересмотрела. И нахмурилась еще сильнее, поджала некрашеные губы. Покопавшись в карманах джинсов, расстегнула верхний клапан рюкзака, вынула аптечку в коробке, обтянутой кожзаменителем, порылась там. Достала мыльницу, открыла и ее, и в салоне сразу повеяло жасмином, но аромат быстро растворился в теплых потоках июльского воздуха, и снова запахло бензином и нагретым асфальтом. Сунув все обратно, она извлекла из того же клапана целлофановый пакет, и в ее руках оказалась книжка с чернеющей на малиновой обложке надписью: ИЦЗИН Книга Перемен. Она пошарила в пакете, потом заглянула в него. Пакет был пуст.

Некоторое время она сосредоточенно рассматривала серые узоры рисунков на обложке, напоминающих вышивку по шелку: древесные кроны, беседки с характерно изогнутыми крышами, птицы, горбатые мостики, лодка с гребцом и пассажиром… наверняка поэтом. Ну уж за столиком явно заседали мудрецы, трое мудрецов в халатах и шапках, — потому что столик этот больше походил на какую-то трехмерную карту с крошечными горами и петлями рек.

Девушка покосилась на Кира и решительно раскрыла книгу наугад.

Начав читать, она быстро взглянула на беловолосый затылок водителя. Дочитав, поймала отражение его лица в зеркале и некоторое время изучающее рассматривала его, пока водитель мельком не взглянул на нее, — или так ей показалось. У него были зеленые глаза, надбровная дуга лиловела то ли ушибом, то ли просто бликом света.

Закрыв книгу, она убрала ее в верхний клапан рюкзака, и вдруг заметила между колен тройное ребро монетки. Чуть не вскрикнув от радости, Маня осторожно достала тяжеленькую монету с тремя львами на одной стороне и с английской и индийской надписями: INDIA 5 Rupees — на другой.

— Здесь я, наверное, сверну, — сказал беловолосый мужчина, кивая на дорожную развязку впереди. — А вы?

— Нам по барабану! — откликнулся Кир. — Куда вы едете?

— Куда? — переспросил мужчина и, немного подумав, ответил: — В деревню…

— Лес там есть? Речка? — спросил Кир.

— Да, — неуверенно ответил мужчина. — По крайней мере, мельница была… Вряд ли ветряная.

— Мельница? — недоуменно спросил Кир.

Неожиданно захныкал, как капризный младенец мобильный телефон в специальном гнезде на панели. Мужчина бросил взгляд на синий дисплей, но к трубке не притронулся. Звуки стихли.

Надвинулась тень моста, «Понтиак» под него поднырнул и начал плавно поворачивать, — и вот уже ехал над дорогой по мосту. Вдалеке замаячила труба ТЭЦ, обрисовались силуэты города в дрожащем июльском мареве.

— А мы свои мобилы принципиально оставили дома, — заявил Кир. — Чтобы путешествовать в автономном режиме. Иногда полезно сбросить все параметры настройки, очистить СМОС-память. Короче обнулить установки.

Мужчина посмотрел на него.

— Разве это возможно?.. — проговорил он, снова глядя на дорогу.

— Почему невозможно?! — воскликнул Кир.

— Кир, речь не о железе, а о человеке! — не выдержала Маня.

— Амнезия! — откликнулся Кир и, повернувшись к девушке, торжествующе взглянул на нее. — Человек тоже обнуляется, подруга!

— Это заболевание, — возразила Маня, глядя в окно на бесконечные вереницы берез и огневеющие на взгорках заросли иван-чая.

— Не скажи, — ответил Кир. — Это… философия!

Маня хмыкнула.

— Да, а что, — продолжал Кир, — марксистко-ленинская. Твой Мао Цзэдун, например, как раз и развернул кампанию обнуления: культурную революцию. Или Пол Пот.

— Он такой же мой, как и твой, — отозвалась Маня.

— Нет, тебе он ближе, как и вся азиатская дичь: Умка, БГ, Алик Кувезин и Лао-Цзы.

— Кир, хватит прикалываться.

Кир засмеялся.

— Что, тебе уже не нравится эта компания?

Маня не отвечала, продолжая смотреть в окно. «Понтиак» еще некоторое время катил по асфальтированной дороге, потом свернул на грунтовку. Под застывшими сизо-белыми валунами облаков простирались поля с зеленеющими в оврагах рощицами, в воздухе носились, лавируя маленькими яхтами с косыми парусами ласточки или стрижи. На холмы уходил строй столбов с проводами. Иногда где-то вдалеке показывались гранаты водонапорных башен, крыши домов, сады.

— А мельница в деревне, — вспомнил Кир, — что, до сих пор еще стоит?

Водитель словно бы ожил, пришел в себя, — хотя как он мог быть в забытье, если вел большой тяжелый автомобиль по тряской пыльной дороге? Маня украдкой взглянула на него в зеркало.

— Мельница? — переспросил озадаченно мужчина.

— Ну да, — отозвался Кир. — Вы сами говорили.

Мужчина подумал и кивнул.

— Да, мельница… Определенно была.

— Я только в кино видел, — сказал Кир. — Деревня большая?

— Мм?.. Ну, обычная деревня Нечерноземья, — отозвался мужчина.

Кир весело взглянул на него.

— Нечерноземья?

— Да, — ответил мужчина. — А что?

Кир сказал, что звучит как-то странно, сказочно, почти Средиземье Толкиена. Мужчина объяснил, что в прежние времена так называлось полстраны — из-за состава почвы, в противоположность черноземным плодородным землям юга… а что, сейчас уже не так? Кир пожал плечами и заявил, что он не почвенник и не интересуется этим, его стихия — железо.

Выехав на холм, занятый огородами и домами, «Понтиак» затормозил, мужчина достал длинную книжечку топографической карты всей области. Маня воспользовалась моментом и, попросив немного подождать, вышла и, обойдя «Понтиак», поспешила на обочину, заросшую кустами. Возвращаясь, она увидела, что весь правый бок громоздко-шикарного автомобиля ободран. Она посмотрела на номер. Это был не местный номер. Ей уже приходилось путешествовать автостопом вместе с олдовыми стопщиками, и она научилась разбираться в кодах регионов. Да, бывалые автостопщики где только не колесили, за их плечами тысячи миль, в том числе и заграничных; Белочка ездила автостопом по Индии, познакомилась с бельгийцем, почерневшим под солнцем Индостана и забывшим свою северную родину, знающим хинди, как английский, он был ее провожатым на дорогах от океана до Гималаев и летней резиденции Далай Ламы в Дхармасале… Но зато никто еще из пипла не странствовал так, как Маня в этот раз: по «Ицзин». Девушка заняла свое место, и автомобиль тронулся, пересек асфальтированную дорогу и продолжил путь по ухабистому проселку. Вослед ему из-за плетня крайнего огорода лучилось сквозь пыль круглое лицо подсолнуха, — Маня успела его заметить и теперь думала о Гинсберге, о его индийском дневнике, который ей удалось прочесть недавно… Дневник просто песня, в нем драйв, отчаяние, только немного печально, что «спутницей» героя был Питер Орловски, неужели ему недоставало женщин? Ведь его любили, хотя он и был страшноват, как Сократ. Что же такого он находил в однополой связи, чего не было в обычных нормальных отношениях с женщиной? Или как раз то, что отношения с женщиной — норма, а ему это претило, как настоящему авангардисту? Но… неужели любовь — норма? Вот Белочка, влюбилась в красавца бельгийца, конченого торчка, хотя понимала, что ни к чему это не приведет: закончится отпуск, и гуд бай. Но теперь бредит: бельгиец, Индия… Вот это и есть любовь.