Стихи и поэмы - Александр Гейман

Своих деток туземных с гостинцем проведай,

"Кто ваш папа?" спроси - и знай имя свое,

Будь хорошим Отцом - посети Андромеду.

48. Не забудь о Земле,- не забудь - она есть

От последнего праха до точки начальной

Моя сказка о Боге и звездная весть

О смешном моем сердце, немного печальном.

49. В теплых южных морях, где ветвится коралл,

Где подводный народец обосновался,

Видишь, рыбы покрыты - то я бушевал

Красотой многоцветной - то я бесновался.

50. Когда солнцем подсвеченные края

Черных пальцев полощутся в омуте синем,

Нет, не скалы и ветер,- то нежность моя

Схоронилась в ладошке великой пустыни.

51. Орут джунгли, лиана с лианой сплелась,

Перемазавшись соком, лопочут макаки,

Гомон запахов,- нет, то не пылкая страсть,

А рассеянность мыслей о мелочи всякой.

52. Впрочем, что география! В гуще времен

Были годы, когда в распаленности лютой

Я богов-миродержцев громил пантеон,

Чтоб дорваться до самки гигантского спрута.

53. Океан колыхался, шел пеной, вскипал,

Извергался вулкан и текла протоплазма

Весь силурский период, - а вслед наступал

Миллион лет катарсиса или оргазма.

54. А как я горевал! Искажались черты

Побережий, и с той ли тоски окаянной,

Как молочные зубы, шатались хребты,

И на части раскалывалась Гондвана.

55. Тяжело под землей; стоит каменный гул,

Под циклоном гранитным сдвигаются руды,

Но и там закружились - то я их подул

Снегопады кристаллов, прозрачное чудо.

56. Или музыка - может быть, помните - в ряд,

Как стога бесконечные, до горизонта,

Серым пузом в болоте, лицом на закат,

Все стоят и трубят, и трубят мастодонты.

57. Или в степях Евразии топот копыт,

Скачут кони монголов вслед тюркам и гуннам,

Но та пыль оседает, и лютня звучит

О тебе, мировая держава Тайцзуна!

58. Но довольно,- не счеть всех походов и битв,

Где искали меня,- а я так отшутился:

За окном век двадцатый, кончаясь, стоит,

Неразумное чадо, я в нем очутился.

59. Я возник на Урале, я берег нашел

Заколдованный, там я садился на камень,

И летел ко мне издали бурый орел,

И на царство венчал, осеняя кругами.

60. И не высшее ль чудо, что занят игрой

В том ли граде Перми, недалеко от рынка,

В доме сто девяносто, квартире второй,

Да на той ли на улице Екатеринской,

61. Я, дозором стоявший над Млечной рекой,

Я, наследник атлантов, сновидец Гондваны,

Небожитель поэзии, кто ж я такой?

Так, совсем ничего,- литератор засраный.

62. Я смеюсь сам себе, я пью чай поутру,

Перед сном и во сне я лечу и летаю;

Я стихи написал - и закончил игру,

Вот сиренька и кисть ее - пусть расцветает.

63. Что ж я понял? Одно лишь во веки веков,

Как познал это каждый, касавшийся слова:

Мир стоит на стихах - да и нету стихов,

Кроме чистого Духа и Бога живого.

64. Все исчезнет. И запад прейдет, и восток.

Белым пеплом сгорит и свой пепел остудит,

Что сгорает сейчас. Но во мне живет То

Оно будет и так,- но пусть все-таки будет.

Октябрь-ноябрь 1995

* ПОГОДА УТРО *

----------------------

1981-1982

МАМЕ и ТАНЕ

x x x

У подъезда пятиэтажки, Где с пригоршней розовых саж Ходит ветер играть в пятнашки И бежит на шестой этаж,

Происходят странные вещи: В белых дымках глаза и тень Ночь укрыла, что в этот вечер На свиданьи она и день,

У стекла - золотые ахи, У деревьев - хороший смех, Утра нет, а цветами пахнет,Голубыми, счастливей всех.

На прозрачных ресницах, в высях, Там, где ветра этаж шестой, Не дошел и остался, высох, Звездный капающий слепой.

Дом еще улететь качнулся, Люди видят небо и птиц, У людей красивые чувства И прекрасная правда лиц.

11.05.1981

x x x

Надену шлепанцы, с полпачкой папирос Часок возьму и пошатаюсь вдоль по улице. Уйму-ка сердце, городом порос, Пусть вечер сам проталкивает пульсы.

Там, как под росами, под птичьим языком, То - ощутима, то - неощутима, Весенне важничает, - нет, не звукоем,А певчая какая паутина.

Там - посмотри - с размерностью рассад,Глазей и тронь хоть голыми руками,Стрекозы в ветках ивовых растят Пока вполголоса зеленое дыханье.

И дрожь листов, а дом близ разжевал Теней серебряным, подробным переплеском, Что вот, мол, на зиму где брали кружева Светить луне, стекая с занавесок.

То россыпи таких пахучих стрел, Что будто даже не черемух и сирени, А, видно, август, август прилетел Из августейших воздухов с вареньем.

То мошки - в пляс, то в небо - тополя, То с верою прожорливой, святою В траву зеленую пускается земля,Захватывает дух над высотою.

А в небе пар невиданных чудовищ, Луны и звезд неслыханная кладь, На их горбах. Вечерний Мед Медович Повсюду в воздухе и отпустил молчать...

23.05.81

x x x

Ее чуть приоткрытый рот, Певучий полуооборот,Смотри,- на белый свет одна, Шагнула и цветет. Ее смятенье и глаза, Зрачков и воздуха гроза И пред грозой голубизна, И линий переход.

Как в шепотах звездосложенья

Туман окутывает сад,

Над нею - дымка и круженье

Ухаживает аромат.

Еще пугаются шаги, К груди прижаты кулачки, И только тень и уголки В касаньи сквозняков. Но чуть в разлете - локотки, И придыхают лепестки, И засквозили лепетки, И море лепетков.

Обмолвней звездного на влаге,

Кромешнее порывов вьюг,

У кромки мира в полушаге

И откровенье, и испуг.

Еще, стесняясь, медлит кисть, Еще быть день остерегись, Ударить молния не смей И гром ее минуй. В ней мир дыханье затаил, Над ней тревоги утолил, И в мире цвесть поверил ей На шаг и поцелуй.

30.04.82

x x x

Белый январь и желтый март, Как сохнущий фыркающий кот,

Из кожи в кожу впадает год, Сто настроений берет на зуб.

Алый скворечного звона май,Пахнет водой,

как и июнь,Лужа, где лопнули пузыри, И вот уже плещутся небеса.

На травной слюне - это июль,Скрип кузнецов и глаза стрекозы.

Красный коричневый хриплый октябрь,Простудился, глотая дождь,

Звезды в клякс фиолет декабрь,

Черный апрель, где жирный крик Почвы, солнечных веток: дай!

И пар и копоть с органных горл, Тучами схваченный аккорд, Дымчатый мажущийся ноябрь.

Из неба в небо влетает год, В погодах ночует и днюет год, Как кожи носит,- и вот, когда,

Как журавли в просторе,- звук, Влаг губами окликнут цвет,Ставь паруса,- и снасть, и высь Настороже - шагни и мчись,Самая гулкая синь сентябрь.

5.02.81

x x x

На лучах иного солнца, далеко, Голубой мерцающий цветок.

Ему утром чашу лепестков Моют воды и туманов молоко.

И капель из чаши у цветка, И круги по чаше озерка.

И тогда мне дышится легко.

А еще за мириады звезд, Завиваемых в космический Мальштром,

Забывается и успокоен шторм, И не бьется о высотный мост,

Что вознес пролеты к облакам, И помчался вдаль за океан.

Льется высь, и свежесть солона, Пьется радость птицами взахлеб.

И с многоэтажный небоскреб Вырастает новая волна.

И ужасна вздыбленная зыбь, Виснут тучи, каменнее глыб,

И орет в раскинутый шатром, В воздуха свинцового Мальштром,

Словно в раковину с пеною у губ, Словно тесны дно и берега,

Темных вод беспамятная глубь, Бешеный творится ураган.

Только мост, как парусный корабль, Рассекает молнии и хлябь.

И тогда мне тягостно невмочь. Грозную вдыхаю чью-то мощь,

А где космос, звездами космат, Дышит в озеро, и шепоты, и ночь,

У цветка тревожен аромат, И мерцание, печальное, как дождь.

июль-август 1981

НАД КРЫШАМИ ГОРОДА СТОЯТ СВЕТЛЫЕ ЗВЕЗДЫ

Под звездами, меж марли раскрытых окон, гуляет по городу еще невидимое, неслышное воздухоплавание корабликов тополиного пуха, на улицах пахнет сиренью и на цыпочках ходит ветер, поют уже птицы, скоро будут золотые брызги высоко на стеклах и далеко побегут тени, взойдет солнце, а навстречу ему, с запада, сверкают молнии и катит на город синяя туча.

Уже

зашаркала по асфальту метла,

уже дневные бабочки в воздухе,

и смотрят в небо первые прохожие на остановках,

и подбегает к ним первый троллейбус,

- и золотые брызги на стеклах,

и далеко бегут тени,

и становится жарко,

и прохладно в подъездах,

и только высыпать из домов всей миллионной толпе народа, зашуметь во все стороны разноцветным машинам, открыться булочным и кафе,- и совсем будет в городе утро.

А меж тем и туча уже заслоняет небо над городом, подула ветром, гремит громом, брызжет молнией, и еще одной, и еще,и вот, прямо из седьмых снов, город от набережной до окраин попадает под небывалый дождь.

Тут хозяйки бросают кастрюли и кидаются закрывать окна. Что творится на улицах! В пять минут намок и прибит к земле пуховый платок тополей, нет сухого листа и на самых больших деревьях, мокры все камни, все цветные японские зонтики, по колено ручьи на асфальтах, а дождь все прибывает. Как будто, если не вся, то уж никак не меньше, чем пол-Атлантики, собралось в тучи и пришло, и хлещет на город,- то идет, покачиваясь на ходу, как слон с хоботом воды, то воробушком прыгает по подоконнику, то как будто выхлопывают огромный водяной половик и с водой оттуда сыплют громы и молнии. Визгу, смеху на улицах, над лужами стоит пар, и, как яркие медузы, плывут в нем промокшие зонтики, и ныряют в него машины летучими рыбами, и шумят водосточные трубы на стенах, и весь город захлестнут непредсказуемой влагой в узоре и ажуре мимолетности, и пьет дождь, и не может весь выпить земля.