Страсть и скандал - Элизабет Эссекс

— Держись на ногах, старина, — сказал ему на ухо Джеймс.

Не иначе — и это после того как он умудрялся сохранить здоровье все эти годы странствий по Гиндукушу — подцепил-таки тропическую лихорадку. Если не в Калькутте или на борту корабля, значит, в Ливерпуле или Глазго.

Ибо он мог бы поклясться, что молодая женщина, которую он увидел в дальнем конце лужайки, не кто иная, как Катриона Роуэн.

Катриона Роуэн! Здесь, в Гэмпшире, в Англии, в доме его старшего брата! А ведь он искал ее по всему миру. В каждой деревне от Сахаранпура до Дели. И далее — в Агре, в бессчетных деревнях вдоль Джамны и Ганга до самой Калькутты. Потом в Глазго, Ливерпуле и еще тысяче деревенек и городков, что лежат между этими городами.

Возможно, она привиделась ему в горячечном бреду. Возможно, усталый ум сыграл с ним злую шутку теперь, когда он в конце концов осознал бесплодность своей навязчивой идеи. Когда наконец с неохотой признал свое поражение в попытках ее найти, сдался и вернулся домой.

Томас щурился на резком северном солнце. Прикрылся рукой — слепили блики, отраженные струями декоративного фонтана. Взглянул еще раз, твердо намереваясь изгнать из памяти бесплодное мучительное видение. Ее стройное гибкое тело в сером; бледную веснушчатую кожу; прядь чудесных волос, покинувшую плен беспощадных булавок и шляпки, чтобы трепетать на пронизанном солнцем ветерке.

Но ум и сердце разом пришли в волнение, сшибаясь, как волны в шторм, и их рев сделался оглушительным. Катриона. Катриона. Катриона.

Бог мой! Или он сошел с ума, или это действительно она.

Как кстати! Вот потрясающая ирония! Он обыскал целый мир. А всего-то и надо было вернуться домой. Туда, где он прежде никогда не был.

Он приказал себе двигаться — идти к ней, схватить ее в объятия, убедиться, что это не галлюцинация. Дотронуться до нее и держать крепко, возвращаясь к реальности, — как Джеймс обнимает его сейчас за плечи. Но тело отказывалось повиноваться разуму. Томас стоял как парализованный.

Мир пошатнулся, черт возьми.

И центр этого потрясения прямо перед ним, на роскошной зеленой лужайке изысканного, прихотливо ухоженного поместья брата, в разгар чертова приема в летнем саду, — можно ли представить себе что-либо столь безупречно английское? Зелень, прохлада, порядок, мирная тишина и божья благодать. Это ведь не коварная, выбитая в голом камне горная тропа где-нибудь к северу от Пенджаба. Не кишащий людьми и тайнами базар Лахора! Даже там не испытывал он такого обезоруживающего, противоречивого ощущения — оцепенение пополам с болью, словно выбирающийся из собственной могилы оживший мертвец.

— Томас? Послушай, старина, с тобой все хорошо? — Джеймс с силой сжал его плечо.

Нет, ему было совсем не хорошо. Как будто одна из его чистокровных горных лошадок лягнула прямо в грудь, да так, что он лишился рассудка.

Его Кэт. Собственной персоной. Идет к нему, и дети вцепились ей в руки. Ждет.

Как могла она его отыскать? По идее это было невозможно. Он никому не говорил, что едет домой. Собственно, он и сам не знал, пока не бросил поиски в Ливерпуле, не вскочил в седло и не поскакал на юг. Он собирался добраться до семейной резиденции Даунпарк, если б не услышал, как имя брата произнес конюх на ближайшем отсюда постоялом дворе.

Следующая крамольная мысль заставила его протянуть руку к удавке неимоверно тугого английского воротничка. Дети! Неужели у нее есть дети?

Нет. Дети, что цеплялись за ее руки, никак не могли быть ее собственными. Слишком большие: мальчику, что справа от нее, явно сравнялось четыре. И их чересчур много. Маловато было у нее времени, чтобы произвести на свет такой выводок. Господи, пусть это будут его собственные племянницы и племянники, дети брата и сестры, буйная орава, известная ему лишь по письмам, которые неустанно присылала семья. Послания шли строго через определенные промежутки времени, хотя он получал их раз или два за год толстыми пачками, и читал медленно, выучивая чуть не наизусть, прежде чем предать огню, листок за листком.

С веселым визгом дети бросились в объятия терпеливых родителей, восторженных тетушек и снисходительных бабушек и дедушек — его родителей, его домашних, ради которых он проделал путь в тысячи миль. Тех самых, которые терпеливо ждали, когда он подойдет поздороваться. А он стоял как безумец, увидевший привидение.

Потому что боялся оторвать от нее взгляд — вдруг она померкнет и исчезнет, как мираж в жарком пыльном мареве пустыни. Но женщина не собиралась таять в чистом воздухе. Подошла ближе, уверенно ступая по зеленой траве, и, наклонив голову, сказала что-то ободряющее смущенному ребенку, цепляющемуся за ее рукав.

Нетерпеливые родственники встали между ними, мешая ему видеть. Он встал правее.

— Джек, малыш! Иди поздоровайся с дядей Томасом. — Джеймс все еще стоял рядом, пытаясь ненавязчиво подтолкнуть его — должен же он обратить внимание на семью. — Я рассказал им то немногое, что знал о тебе и твоих скитаниях по далекой экзотической Индии.

Вокруг зазвенели детские голоса, добиваясь его внимания, и скоро его взяли в окружение, застучали по спине цепкими нетерпеливыми ручонками.

— Дядя Томас! А правда, что в Индии так жарко, как говорят?

— Ты такой загорелый, как пират, — сочувственно сообщил второй голос. — Только у тебя нет кольца в ухе.

— Он мне не нравится, — вынесла окончательный приговор бдительная девчушка. — Похоже, он не привез нам подарков.

Но что ему детские голоса? Томас видел лишь Кэт.

А она по-прежнему его не замечала.

Остановилась позади толпы его родных, с вежливым безучастием ожидая поодаль, пока Томас стоял в центре шумной суеты. Ее глаза следили за детьми, которые собрались было вокруг него, а потом разбежались. Господи, неужели она его не узнала?

Томас сказал себе, что это совершенно естественно. Шесть месяцев назад, до того как он покинул Индию, его не узнали бы и собственные родители.

— Как долго она у вас?

— Прошу прощения? — Джеймс не понял вопроса. — Полагаю, все задержатся недели на две по крайней мере, хотя папе, быть может, придется вернуться в Лондон. У нас полно места. Нет нужды уезжать прямо сейчас…

— Нет. Она. — Томас кивнул, чтобы Джеймс понял, куда он смотрит. Он уже потерял ее. Теперь он не спустит с нее глаз.

— А, мисс Кейтс? Совсем забыл, ты ее не знаешь. Тут поосторожнее, Томас. — В голосе Джеймса ему послышалось предостережение. — Мисс Кейтс — наша гувернантка. Великолепно умеет обращаться с детьми. Просто чудо! Они ее обожают.

Разумеется, они ее обожали. Дети просто не могли не любить ее! Они прекрасно чувствуют хороших, порядочных людей.