Прощание славянки (СИ) - Староверова Евгения

Лида и ее приятели обожали прибегать сюда и прогуливаться посреди палисадников, арочек и фронтонов. Нужно сказать, что этим грешили и многие взрослые обыватели. Можно, конечно, сколько угодно подтрунивать над местными архитектурными изысками, но нельзя не признать — в последующие годы дела с архитектурным обликом города пошли совсем худо. Жизнь шла своим чередом, и, спустя десятилетия, страшные, смрадные бараки, в которых жили те первостроители города Солнца, которым не достались квартиры на Колонии, уступили место типовым многоквартирным домам. Причем при застройке жилых кварталов обошлись всего тремя типовыми проектами. Тоска…

Главной отрадой горожанам служила река. Собственно, для них она была всем: транспортной артерией, связывающей город с благодатными южными землями, стратегическим путем к Северному Ледовитому океану, источником работы и всех жизненных благ, местом отдыха, рыбалки и водных прогулок. Может быть, здесь, в нижнем течении, Енисей и не был особенно красив, но огромный, несущий вдаль тысячи тонн воды поток был воплощением нечеловеческой мощи — силы самой земли.

Будучи сосланной в дальнюю школу, Лида, вопреки опасениям матери, не только не отбилась от рук окончательно, но, к удивлению родителей, стала лучше учиться. Освободившись от неусыпного материнского контроля, она с удивлением осознала, что сама может держать себя в руках и вовремя готовиться к урокам. Правда, ситуация с коленками и бантами нисколько не улучшилась, но, видно, это не каждому дано.

*****

Неутраченная детская способность к счастью сохранилась у Лидочки еще и потому, что большая часть трагических и просто неприятных событий случилась в Городе-на-Протоке еще до ее рождения. Для поколения ее родителей они остались непрошедшей горькой обидой, а для нее… Но что с нее возьмешь?!

Не так давно Город отметил свое столетие, а это прекрасный повод вспомнить прошедшее… Уж сто лет прошло с той поры, когда в своих дерзновенных мечтах зодчим виделся полусказочный Город Солнца, где, победив суровую сибирскую природу, люди будут жить долго и счастливо. Первый и единственный генеральный план включал в себя широкий бульвар и парк, где граждане Солнечного Города могли бы гулять под незаходящим солнцем, вдыхая аромат цветов и пьянящий, прохладный воздух полярного лета. Однако эти красоты так и остались на бумаге, зато горожане с лихвой познали обратную сторону Города Солнца — полярную ночь, когда зима, холод и безрассветная тьма властвуют над землей.

Вот уже сто с лишним лет стоял на земле Город, но так уж вышло, что он бурно рос и развивался от силы первые полвека своего существования. В те давние годы Город покрыл себя подлинной славой, и тем горше казался сегодняшний день. Со временем он стал подобен больному деревцу, остановившемуся в своем развитии, что сиротливо стоит на опушке леса маленькое, но старенькое. Город Солнца опередил свое время и зачах. Так бывает.

Настали плохие времена. И не один только Город задыхался в тисках жизненных невзгод, в восточных провинциях жизнь повсеместно угасала, и все чаще долетали сюда тревожные голоса из столицы, потянуло оттуда недобрым ветром. Выросла и обрела власть новая формация столичных князей, искренне полагающих, что мощь и величие государства состоит не в военных победах, не в необъятности территории, и даже не в самом государстве, а в уровне развития общества и экономики, а также в утверждении неких гуманистических ценностей. Никто не решился оспаривать эту точку зрения, непоколебимую в своей очевидной разумности, но у многих к востоку от Урала зародилось невысказанное подозрение, что для тех, кто противопоставляет страну и ценности, сама страна — не ценность.

Да ну и Бог с ними, и с новыми князьями, и с их новомодными теориями… Какая разница: комбинат к тому времени давно уж обанкротили, а уникальный морской порт Города исключили из Международного реестра морских портов.

Многие потянулись на запад, уезжали целыми семьями. А те, кто оставался, в глубине души понимали, что остаются они исключительно на свой страх и риск.

Годы шли, Город терял своих людей, сжимался и скукоживался, оставляя на произвол судьбы целые кварталы старых двухэтажных домов. Люди отступали, а вот березы и тальник — удивительно цепкий и живучий местный кустарник с острыми, узкими листочками — ринулись в наступление. Они захватывали двор за двором, улицу за улицей, и люди даже не пытались оказать им сопротивление.

Справедливости ради нужно заметить, что до полной катастрофы дело не дошло, Город стал дотационным. Он принимал подачки, как с благодарностью ловит каждый брошенный ей кусок старая бесполезная собака, которую держат на дворе уже только из жалости.

Наступило облегчение, но и оно было ненастоящим. Пусть отступил страх перед нищетой, голодухой, перспективой отключения воды и тепла, но положение Города стало сродни положению тяжелого лежачего больного, которого помыли, подлечили и положили на койку, ибо он нетранспортабелен. И лежит этот бедолага и гадает, то ли наступит день, когда он встанет и уйдет из палаты на своих ногах, то ли суждено ему здесь и помереть, глядя в белый больничный потолок, и его вперед этими самыми ногами и вынесут. И хочет спросить, да боится.

*****

В это лето неспокойно стало в городе. Лидочке, как и другим детям, никто ничего, конечно, не объяснял. Но невозможно было не заметить, что люди стали смотреть на жизнь тревожными глазами. Так смотрят собаки, копающиеся в помоях на заднем дворе столовой, смотрят тревожно, вздрагивают и стригут ушами: «Не прогонят ли?» Если бы Лиде было не двенадцать, а хотя бы двадцать два года, она бы поняла, что означают эти перемены в поведении людей: наступил момент, когда жизнь больше не могла продолжаться тем же порядком, как текла она все последние десятилетия. Наступило время перемен.

И перемены не заставили себя ждать, они начались понемногу, исподволь. Люди перестали верить в будущее, а Город все больше приходил в упадок. Минувшей весной, впервые за всю Лидочкину жизнь, никто не позаботился о том, чтобы окрасить черной и белой краской бордюрные камни вдоль городских улиц. Не нужно быть большого ума, чтобы понять — это очень плохой признак.

В начале осени Город и вовсе начал сходить с ума, и в его облике одна за другой появлялись новые пугающие черты: трескались и кренились набок остановочные павильончики и фонарные столбы, на городских улицах дыбился уродливыми волнами асфальт, и никто даже не думал его ремонтировать. Первые проявления подобного рода воспринимались как досадное, но исправимое недоразумение, но постепенно напасть распространилась по всему городу, создавая впечатление хаоса. Не прошло и месяца, как при одном взгляде на перекошенные улицы Города на память многим начало приходить страшное слово разруха.

Отец и мать все чаще шептались с глазу на глаз. Лидочка не могла это долго терпеть и однажды устроила предкам настоящий допрос: что происходит, как да почему?

— Нам нужно переезжать на большую землю, — не стал долго запираться отец. — Деньги у нас есть, заработали. Не прямо сейчас, но в следующем году, наверное, поедем.

— А как же школа? А все мои друзья? — приуныла Лидочка.

— Так будет лучше, — из кухни подала голос мать. — Будет тебе новая школа, да и подруг новых найдешь.

— И я больше никогда не увижу реку?

— Увидишь, непременно увидишь, — успокоил ее отец. — В выходные будем выезжать на речку всей семьей, я машину куплю.

— Вот — отец давно о машине мечтает! А тебе все речку подавай, фантазерка!

— Но я хочу эту! Нашу реку!

— Именно эту, — отец, видя, что вопрос серьезный, встал и обнял Лиду за плечи. — Ведь поедем мы не куда-нибудь, а в благодатную Хакасию. Там мамин брат с семьей, они нам подскажут, что да как. Так вот, через те места и протекает Енисей. Там он еще не такой полноводный, как здесь у нас, зато молодой, с буйным нравом, пробивающий себе путь меж скальных берегов. Поверь, доченька, пришло время нам уезжать. Все будет хорошо.