Прекрасная пленница - Нора Хесс

Гевин и Алина Шервуд были раздавлены горем. Дэвид был их поздним ребенком, и они отнеслись к его рождению как к подарку судьбы. После стольких бесплодных лет, последовавших за рождением Роксаны, они уже смирились с мыслью, что у них больше не будет детей… Алина крепко сжала руку дочери, которая на протяжении восемнадцати лет оставалась ее единственной радостью.

Роксана взглянула на мать и была потрясена ее бледностью. Казалось, та с трудом удерживается на ногах, и Роксана поддержала ее за плечи.

Сколько еще этот болтун будет держать их под дождем? Роксана подумала, что этот старый ханжа рад воспользоваться случаем, чтобы лишний раз произнести одну из своих глупых проповедей.

Когда священнику показалось, что некоторые из присутствующих на похоронах – промокшие, усталые, испуганные – собираются уходить, он понял, что нарушил приличия, и приступил к произнесению завершающей молитвы. Это тоже заняло бы немало времени, если бы не привыкшие ко всему могильщики, которые уже начали сбрасывать слипшуюся глину на маленький гроб.

Алина прижалась к мужу; она задыхалась. Могилу заполнили землей и насыпали холм, на который затем положили мокрые, забрызганные грязью букеты цветов. Потом друзья и родственники окружили скорбящую семью, чтобы произнести последние слова утешения.

Гевин смотрел, как толпа удаляется. Он знал, что каждый торопится поскорее вернуться домой, чтобы почувствовать себя в относительной безопасности. Он вообще был удивлен, что так много их знакомых осмелилось выйти на улицу. Весь Бостон испытывал страх в эти дни.

Поддерживая Алину с обеих сторон под руки, Гевин и Роксана помогли ей сесть в экипаж. Кучер взмахнул кнутом, и их повозка возглавила длинный поезд из экипажей и карет, двинувшийся по грязной глинистой дороге. На крутом повороте у подножия холма кортеж замедлил свое движение, и их возница был вынужден ждать, пока не повернет встретившийся им наемный экипаж.

Внезапно Роксана выпрямилась. На краю дороги, куда его вытеснила проезжающая процессия, стоял мощный конь, каких она никогда не видела. В седле сидел мужчина, вид которого заставил ее задохнуться от волнения.

Он был бы красив, если бы не жестокое выражение его лица. Ему было около тридцати, высокий, смуглый, с тяжелыми темными волосами, спускавшимися до плеч. Он был хорошо сложен и уверенными движениями управлял нервным жеребцом. Глаза его были покрасневшими, лицо измождено. И она подумала, что он похож на самого дьявола.

Кажется, мужчина поймал ее взгляд и с любопытством взглянул в ее сторону. Его темные глаза остановились на ее лице и сузились – он изучал ее. Роксане показалось, что прошло много времени, хотя на самом деле они смотрели друг на друга всего несколько секунд.

Роксана смутилась под пронзительным взглядом незнакомца и, чтобы скрыть свое волнение, гордо вздернула подбородок и холодно взглянула на мужчину. Он тоже принял невозмутимый вид и – это было очевидно – стал медленно разглядывать ее фигуру. Роксана почувствовала, что краснеет, но не смогла отвести взгляд.

Экипаж дернулся и поехал. Незнакомец приподнял красивую руку к своей кожаной шляпе и насмешливо отсалютовал ей. Роксана еще мгновение смотрела на него, потом, когда он остался позади, оглянулась и, как в детстве, показала ему язык.

Он удивленно уставился на нее. Затем, смеясь и привстав в стременах, помахал ей рукой. Роксана улыбнулась и отвернулась.

– Папа, что за одежда была на этом человеке: эта бахрома на брюках, на рукавах?

– Это оленья кожа, такие лосины носят индейцы и охотники.

– Этот человек на дороге – охотник?

– Я думаю, да. Похож.

Она удивилась про себя, не понимая, что охотник может делать в Бостоне. Конечно же, он был не из здешних мест – он не был похож на местного жителя. Экипаж повернул на дорогу, ведущую к дому, и мысли об очаге и сухой одежде вытеснили из ее головы воспоминания об охотнике.

Маленький чернокожий мальчик выбежал встретить их с зонтиком в руках. Алина всей тяжестью оперлась на руку мужа и с трудом преодолела три ступени, ведущие к огромной двери их дома.

Слуги отправились домой с похорон раньше, и огонь пылал уже во всех каминах. Старый негр медленно переходил из комнаты в комнату, зажигая свечи и керосиновые лампы. Он тихо молился о том, чтобы их свет немного рассеял уныние и печаль, пропитавшие эти стены.

Гевин помог жене снять насквозь мокрый плащ и подвел ее к огню. Роксана смотрела, как они прижимаются друг к другу, пытаясь дать один другому успокоение. Как еще могли они пережить то, что дождь размывает их маленькую одинокую могилку?!

Молодая служанка-ирландка торопливо вошла в комнату с подносом в руках, на котором стояли тарелки с едой и кофейник.

– Мадам, – мягко проговорила она, – вы и хозяин должны немного поесть. Вы должны поддерживать силы, иначе вы тоже заболеете. – Она повернулась к Роксане и добавила: – И вы тоже, мисс. Говорят, вы чихали на кладбище.

Служанка проговорила все таким тоном, что Роксана, не споря, взяла у нее тарелку. Но Алина покачала головой:

– Не сейчас, Мара. Я не смогу съесть ни куска.

Гевин тоже не стал бы есть, но девушка была так расстроена, что, после того как она вышла, он проглотил немного салата с курицей.

Наскоро поев, Роксана позвонила в серебряный колокольчик. Снова вошла Мара. Увидев еду на подносе почти нетронутой, она покачала головой и прошептала: «Ах, вы заболеете…» – и, взяв поднос, направилась к двери. Гевин остановил ее, положив руку на плечо:

– Мара, пожалуйста, принеси мне бумагу, перо и чернила.

Роксана не заметила, как ее родители обменялись взглядами, и спросила:

– Ты хочешь написать о Дэви дяде Малкольму?

Гевин вздохнул, и этот глубокий вздох громко разнесся по комнате. Он взглянул на свое единственное дитя и с трудом ответил:

– Да, я должен сообщить Малкольму о его племяннике.

Откашлявшись, он притянул Роксану к своему креслу и похлопал ее по руке.

– И еще, Роксана, – тихо сказал он, – сообщить ему, что ты погостишь у него, пока не кончится эпидемия.

Роксана замерла на секунду, а затем отдернула руку. Гевин смотрел на нее и думал, какая она красавица. Они с Алиной постоянно удивлялись, что у них такая дочь. Сами они обладали самой заурядной внешностью, не отличались ни особой красотой, ни статностью. Но казалось, какой-то художник отобрал из их простых лиц черты и превратил лицо Роксаны в произведение искусства. Тусклые светлые волосы Алины превратились в сияющее золото на голове дочери, синие глаза Гевина смотрели с лица Роксаны из-под длинных густых черных ресниц и казались сиреневыми. Безупречный сливочный цвет лица и мягкие большие губы достались ей от матери.