Крысы - Монтегю Джеймс

И он остался еще на неделю. К той двери его ничто не тянуло, и хотя он частенько останавливался в коридоре в тихие дневные или вечерние часы и слушал, слушал — оттуда не доносилось ни звука. Можно предположить, что Томсон предпринимал попытки, дабы узнать о каких-нибудь историях, связанных с гостиницей, — не от Беттсов, само собой, а скажем, от приходского священника или от деревенских стариков, — но нет, его одолела та самая молчаливость, которая, как правило, нападает на людей, столкнувшихся с невероятным и поверивших в него. Тем не менее, чем ближе подходил к концу срок пребывания в гостинице, тем острее становилось желание получить хоть какое-нибудь объяснение. Во время своих одиноких прогулок он упорно искал способ еще раз ненавязчиво заглянуть при свете дня в ту комнату — и в конце концов разработал план. Он уедет дневным поездом, около четырех. Когда внизу будет ждать кэб, в который уже уложат багаж, он в последний раз поднимется в свою комнату, дабы осмотреть ее и убедиться, что ничего не забыл, а затем с помощью того ключа, который он предварительно смажет маслом (как будто это имело какое-то значение!), на секунду откроет дверь и тут же запрет снова.

И вот все продумано. Счет оплачен, во время погрузки багажа произнесены неизбежные короткие фразы: с одной стороны — «замечательные здесь места… было очень уютно… спасибо вам и миссис Беттс… надеюсь, как-нибудь приехать еще…»; а с другой — «очень рады, что вы остались довольны, сэр, мы сделали все, что могли… всегда будем вам рады… с погодой нам, правду сказать, здорово повезло…» И затем: «Я поднимусь наверх, посмотрю, не забыл ли книгу или еще что-нибудь… нет-нет, не беспокойтесь, я через минуту вернусь». И Томсон как можно тише прокрался к двери и открыл ее. Вот так рушатся иллюзии! Он едва не рассмеялся в голос. То, что опиралось на край кровати — или, если хотите, сидело на ней, было всего-навсего самым обыкновенным пугалом! Пугалом из сада, разумеется, которое бросили в пустой комнате. Да… Но тут веселье и кончилось. Разве у пугал бывают белые костяные ступни? Разве они склоняют головы на плечи? Носят они на шее цепи или железные ошейники? Разве могут они вставать и передвигаться по полу, пусть даже не столь чопорно — покачивая головой и прижав руки к бокам? И трясясь?

Захлопнув дверь, Томсон бросился к лестничной площадке и, прыгая вниз по ступенькам, упал в обморок. Очнувшись, он увидел Беттса, который укоризненно нависал над ним с бутылкой бренди в руках. «Не стоило этого делать, сэр, право слово, не стоило. Нехорошо так поступать с людьми, которые старались для вас, как могли». Томсон слышал эти слова, но сам не помнил, что говорил в ответ. Мистер Беттс и — видимо, в еще большей степени — миссис Беттс не желали принимать его извинений и заверений в том, что он не скажет ни единого слова, которое могло бы повредить репутации гостиницы. Однако им пришлось их принять. Поскольку на поезд Томсон не поспел, было решено отвезти его на ночлег в город. Перед отъездом Беттсы рассказали ему то немногое, что знали сами. «Говорят, что когда-то давно он был здесь хозяином и якшался с теми разбойниками, что рыскали по пустоши. И дни свои он закончил как разбойник; говорят, его заковали в цепи там, наверху, где вы видели тот камень, что был вроде маяка. Да, я думаю, это рыбаки от него избавились, потому что сталкивались с ним в море, а от этого, как они считали, рыба не ловится. Да, нам рассказывали об этом люди, которые владели домом до нас. „Держите комнату запертой, — сказали они, — но не убирайте кровать, и тогда никаких неприятностей не будет“. И правда, не было; он ни разу не выходил из комнаты, хотя трудно сказать, что бы он мог сейчас натворить. В общем, вы первый, кто его увидел с тех пор, как мы тут обосновались; я сам на него и глазом не глянул, да и не хотелось. А когда мы из конюшни сделали комнату для прислуги, так вообще все трудности кончились. Только я надеюсь, сэр, вы будете держать язык за зубами; сами знаете, как могут повредить нашему дому всякие слухи». И прочее в том же духе.

Томсон, как и обещал, долгие годы хранил молчание. Но мне в конце концов представился случай услышать эту историю. Когда мистер Томсон приехал к моему отцу, я взялся показать гостю его комнату, и вместо того, чтобы позволить мне открыть для него дверь, Томсон выступил вперед, распахнул ее сам и несколько мгновений стоял на пороге с поднятой свечой, пристально вглядываясь внутрь. Затем он, видимо, опомнился и сказал: «Прошу прощения. Очень глупо, но есть веская причина, по которой я должен был это сделать». Что это была за причина, я узнал несколько дней спустя, а теперь о ней услышали и вы.