Вредоносные руны - Монтегю Джеймс

М. Р. Джеймс

Вредоносные руны

15 апреля 190… г.

Высокочтимый сэр. Совет Ассоциации уполномочил меня вернуть Вам проект доклада «Истина Алхимии», любезно предложенный Вами для прочтения на предстоящем собрании и сообщить, что не видит возможности включить упомянутый доклад в программу.

За сим остаюсь Вашим покорным слугой.

С глубоким уважением, Секретарь

18 апреля… г.

Высокочтимый сэр, с сожалением вынужден сообщить, что обстоятельства не позволяют мне встретиться с Вами для обсуждения темы вашего предполагаемого доклада. Устав Ассоциации не предусматривает и возможности обсуждения подобных вопросов с Комитетом Совета, о чем просите Вы. Позвольте заверить Вас, что предложенный вами проект был рассмотрен самым внимательным образом и отклонен лишь на основании соответствующего заключения весьма компетентных специалистов. Едва ли стоит добавлять, что личная беседа никоим образом не могла бы повлиять на решение Совета.

Искренне ваш, Секретарь.

20 апреля… г.

Секретарь Ассоциации со всем должным почтением доводит до сведения мистера Карсвелла, что правила Ассоциации не позволяют сообщить ему имя человека или имена людей, дававших отзывы относительно предлагавшегося им проекта доклада, а также считает своим долгом предупредить, что в дальнейшем будет считать для себя возможным оставлять без ответа письма, затрагивающие эту тему…

— Кто он такой, этот мистер Карсвелл? — полюбопытствовала жена секретаря Ассоциации, которая, зайдя в его кабинет, случайно взяла со стола и пробежала взглядом только что принесенное машинисткой письмо — последнее из трех, приведенных выше.

— Ну, дорогая, могу сказать, что в данный момент мистер Карсвелл является весьма рассерженным джентльменом. Ну а в остальном я знаю о нем немного: человек он состоятельный, живет в Лаффордском аббатстве, что в Уорикшире, увлечен алхимией и рвется поделиться с нами своими познаниями по этой части. Вот и все. Могу лишь добавить, что мне не хотелось бы с ним встречаться, во всяком случае недельки две, пока он не поостынет. Ну, я закончил. Если ты готова, можем идти.

— А чем ты его так рассердил? — спросила супруга.

— Самое обычное дело, дорогая, совершенно заурядное. Этот джентльмен прислал набросок доклада, который хотел прочитать на следующем заседании, а мы направили его на отзыв Эдуарду Даннингу, чуть ли единственному в Англии человеку, сведущему в таких материях. А Даннинг сказал, что доклад никуда не годится, поэтому мы его отклонили. И вот с тех пор Карсвелл забрасывает меня письмами. Сначала добивался личной встречи, а теперь вот захотел узнать, кому именно передавали на отзыв его чушь. Но ради бога, ни с кем об этом не говори.

— Конечно, не буду. Можно подумать, будто я когда-нибудь болтала о твоих делах. И надеюсь, он не узнает, что причиной его неудач был бедный мистер Даннинг.

— «Бедный» Даннинг? Не знаю, с чего это ты так его назвала; по-моему, трудно найти более счастливого человека. У него прекрасный дом, множество интересных увлечений и уйма свободного времени, которое он может этим увлечениям посвятить.

— Я хотела сказать: было бы очень жаль, сумей этот мистер Карсвелл вызнать его имя и начни он его донимать.

— А, вот ты о чем. Хм, рискну предположить, что тогда наш рецензент и впрямь стал бы «бедным» мистером Даннингом.

Секретарь с женой были приглашены в гости к знакомым из Уорикшира, и любознательная дама решила непременно порасспросить хозяев о мистере Карсвелле, но вышло так, что в этом не оказалось нужды. В самом начале застольной беседы хозяйка, обращаясь к своему мужу, сказала:

— Сегодня утром я видела лаффордского аббата.

— Правда? — присвистнул тот. — Каким же ветром его занесло в город?

— Бог его знает, но он выходил из дверей Британского музея, как раз когда я проходила мимо.

Тут (что, согласитесь, было весьма уместно) супруга секретаря позволила себе поинтересоваться, о настоящем ли аббате идет речь.

— Нет, моя дорогая, что вы. Это всего лишь наш сосед по имению: несколько лет назад он купил себе под усадьбу Лаффордское аббатство, поэтому его и прозвали аббатом. Настоящее его имя мистер Карсвелл.

Вы с ним дружите? — спросил секретарь, тайком подмигнув жене.

В ответ на него обрушился словесный поток.

Как выяснилось, о Карсвелле нельзя было сказать ничего определенного. Никто не знал, откуда он взялся и чем занимался раньше, слуги его были сущими разбойниками, он придумал для себя особую религию и практиковал никому не ведомые, кошмарные обряды, легко обижался и никогда не прощал обиды, физиономию имел отвратительную (так утверждала эта леди, муж ее в этом несколько сомневался), никогда в жизни не совершил доброго поступка, и вообще, что бы ни делал, все имело гнусную подоплеку.

— Ну, дорогая, — хмыкнул муж. — Отдай бедолаге должное. Ты забыла, какое развлечение устроил он ребятишкам?

— Скажешь тоже, разве такое забудешь? Но хорошо, что ты завел речь об этой истории, ибо она позволяет составить о нем верное представление. Так вот, Флоренс, дело было так. В первую зиму своего пребывания в Лаффорде наш замечательный сосед послал священнику своего прихода (не нашего, но мы его хорошо знаем) письмо с предложением устроить для школьников показ картинок с помощью волшебного фонаря. Он утверждал, что располагает совершенно новыми и очень интересными пластинками. Священник несколько удивился, поскольку мистер Карсвелл уже успел выказать себя человеком чрезмерно строгим и нетерпимым по отношению к детишкам, забиравшимся порой в его владения, но так или иначе предложение принял. Были назначены время и место, и наш знакомый сам отправился туда проследить, чтобы все прошло как следует. Слава богу, — говорил он впоследствии, — что не всех моих маленьких прихожан удалось туда затянуть: в тот же вечер в нашем доме была детская вечеринка. Судя по всему, этот мистер Карсвелл задумал перепугать детишек до смерти и, будь у него возможность продолжать, наверняка добился бы своего. Начал он скромно, со сказки про Красную Шапочку, но, как рассказывал мистер Фарер, волк на его картинках оказался таким страшным, что нескольких малышей сразу же пришлось вывести. Более того, показ этого волка мистер Карсвелл сопроводил волчьим воем, таким гадким, что ничего противнее мистеру Фареру не доводилось слышать. Правда, мистер Фарер признал, что все показанные в тот вечер картинки были чрезвычайно высокого качества и удивительно реалистичны: он терялся в догадках, где такие можно было раздобыть и кто мог их изготовить. Но представление продолжалось, становясь все более завораживающим и жутким, так что дети просто онемели от страха. Наконец, пошли картинки с изображением маленького мальчика, идущего по его собственному парку — я имею в виду Лаффорд — поздно вечером. Изображения, как я уже говорила, были отменными и все дети сразу узнали это место. Так вот, за бедным мальчиком, с тем чтобы догнать его и разорвать в клочья или расправиться каким-нибудь не менее страшным способом, увязалось некое жуткое, подпрыгивающее существо в белом. Поначалу оно скрывалось в зарослях, но с каждой новой картинкой показывалось все явственнее. Мистер Фарер говорил, что ему оно напомнило самые худшие из ночных кошмаров, так что можно представить себе испуг бедных детишек. Это был уж слишком, на что священник весьма строго указал мистеру Карсвеллу. «Вы находите, что пора заканчивать наше маленькое представление и отправлять ребятню спать? — откликнулся тот. — Очень хорошо!» И тут он поставил следующую картинку с изображением немыслимого скопления змей, многоножек и каких-то отвратительных крылатых тварей, а потом неведомым способом создал иллюзию того, будто они оживают и устремляются прямо на зрителей. Все это сопровождалось повергающим в дрожь шорохом и шипением, от которого дети в панике повскакали с мест и бросились к выходу. В давке многие получили ушибы, и, уж конечно, в ту ночь никто из них не сомкнул глаз. Родители, само собой, пришли в негодование: часть вины, разумеется, возложили на бедного мистера Фарера, однако будь у них возможность пройти за ворота, они, ручаюсь, перебили бы в аббатстве все окна. Вот, дорогая, каков мистер Карсвелл, этот лаффордский аббат, и вы можете представить себе, как мы жаждем его общества.