Он - Капитан Сорвиголова - Владас Даутартас

— Ладно, возьми кефира и хлеба, — сказала она и протянула деньги.

Я помчался по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Усталость как рукой сняло. Странное дело: никто не встретился мне ни сейчас, ни тогда, когда мы переносили вещи. Можно было подумать, что в этом доме не было жильцов. Пусто было и во дворе. Дворик тесный. Грузовик не мог даже въехать туда. Ворота низкие, со стрельчатой аркой. Поэтому мы остановились на мостовой. Дом находился в глубине двора. Вся площадка заасфальтирована. На облупленной штукатурке кое-где сохранились следы желтой краски. На уровне второго этажа протянулась длинная деревянная галерея. Вроде балкона с перилами. Туда можно было подняться по лестнице. Я забрался на галерею и принялся ее обследовать. Тут я обнаружил, что наш двор не глухой, а переходит в другой дворик — узкий, как туннель. Я прошел через него и очутился на маленькой площадке. За ней громоздились развалины какого-то древнего здания. Так и стояли с войны. Стены облезли, выкрошились, пустые оконные ниши наводили страх. Я заметил отверстие, которое когда-то служило дверным проемом, и вошел туда. Если присмотреться как следует, можно различить, где были комнаты, коридоры, лестница… А вот и подвал. Черный, глубокий, таинственный. Стало как-то не по себе. Наверное, от сырости и затхлого запаха. А еще мне подумалось ни с того ни с сего, что здесь ведь жили когда-то люди, и вдруг — бомба…

По узкому туннелю-дворику я выбрался на улицу. Она была не шире самого двора. Я представил себе, как по обе стороны улицы люди открывают окна, протягивают руки и здороваются!

Я поискал глазами магазин. Вот и он. Совсем рядом с нашим новым жильем. Выходит, я кружил возле дома.

Я купил кефира, хлеба и пошел наверх. Мама уже вымыла пол. Мы начали расставлять мебель. Двигали, перетаскивали с места на место, наводили уют. Мама что-то говорила, но я слушал невнимательно. Перед глазами все еще стояла диковинная улочка, дворик, развалины… Все было такое непривычное, чудное. И дома эти, как бы сросшиеся друг с другом, и длинные таинственные дворы, которые куда-то уводят, запутывают… А еще было непонятно, почему во дворе мне не попался ни один мальчишка. Где же они все? Ну, в пионерлагере, на даче, в деревне у родных… А вдруг в этом доме вовсе нет ребят?

Часа через три в квартире было убрано, и мама стала готовить ужин. Вдруг за дверью послышались шаги. Раздался отрывистый лай. Я кинулся к двери. Распахнул ее и увидел, как по лестнице спускается высокий человек. Он был в шляпе, с бородой. На поводке вел большую собаку овчарку.

— Кто там, Тадас?

— Человек с собакой! — сообщил я маме.

— Это сосед. Я тебе не говорила? Старички рассказывали: охотник. А что, красивый пес?

— Пес ничего, только не охотничий, а волк, — ответил я и закрыл дверь.

Только теперь я заметил, что на пороге лежит какая-то бумажка. Сложена треугольником. Записка? Откуда она? Когда я бегал в магазин, ее не было. Или осталась от старичков? Я поднял треугольник и медленно развернул. Мне сразу бросились в глаза две скрещенные шпаги. Дух захватило от любопытства, и я стал читать:

Пришелец!

Мы следуем за тобой по пятам. Кажется, ты любопытен. Не успел появиться, а уже наведался, куда тебя не звали. За любознательность мы не караем. Предлагаем знакомство. Завтра в 20. 00 приходи к развалинам.

Выходит, я ошибался, и двор вовсе не был пуст. За мной следили… А что за «К. С.»? Что означают скрещенные шпаги? Я скомкал в руке записку, отошел от двери и стал размышлять.

…Вы даже представить себе не можете, как я ждал этого вечера, этого решительного часа! С самого утра. Мама, как обычно, перед уходом на работу объяснила мне, что и как следует делать, показала, где обед. Я, конечно, и сам знаю, но мама все равно каждое утро подробно мне излагает мои обязанности. Когда не надо ходить в школу, во время каникул, мой первый долг — уборка. Честно говоря, занятие это скучное и дурацкое, но я убираю квартиру и не жалуюсь. Потом мне надлежит сходить в магазин, закупить продукты и ждать маму. Ожидание тоже не самое веселое дело. Сначала мама меня бранила, если не заставала дома, но со временем привыкла, что я никуда не денусь. К тому же она и сама вечно куда-то торопится. Поест наспех, подбежит к зеркалу и причесывается, красит губы, подводит глаза, брови. Я даже не спрашиваю, куда это она собралась — и так знаю: в клуб. Она уходит по своим делам, а я — по своим. Мама ни разу не взяла меня с собой в клуб, да я и не просился. Правда, когда я возвращался домой после целого дня беготни, а ее все еще не было, мне вдруг делалось не по себе. Я не мог уснуть, ворочался. Мерещились всякие ужасы. А что, если на мою маму напали разбойники, ограбили ее или вдруг убили… Я дрожал от страха и вглядывался в темноту. И вот она приходила. Задумчивая, усталая. Вздыхала и укладывалась спать. А часто я засыпал, не дождавшись ее. Утром просыпался и видел, как она собиралась на работу. Наспех глотала чай, распоряжалась, что и когда сделать, потом опять исчезала на целый день.

И вот моя мама, как обычно, побежала на работу, а я, забыв обо всем на свете, размышлял о таинственном послании. Что кроется за буквами «К. С.»? Кличка это или имя? А может, условный знак, пароль или название какого-нибудь общества? Много всяких догадок приходило мне в голову, но ясно было одно: тот, кто писал, видел меня и следил за мной, а вот я, раззява, ничего не заметил. Досадно.

Время, как назло, тянулось медленно. Вдобавок ко всему и дел никаких не было. Квартиру мы убрали вчера, продукты тоже закуплены. Я взял книжку. Прочел страницу, еще одну и бросил. Думать я мог только об одном: о записке. Я пошел на кухню и сел там на подоконник. Отсюда хорошо виден весь двор. И тут меня осенило. Да как же это я раньше не додумался! Надо наблюдать, следить за двором, может, и узнаю что-нибудь. И смотреть я буду не просто с подоконника, а в бинокль. Я бросился в комнату, открыл шкаф, выдвинул ящик и достал бинокль. Правда, как только я взял его в руки, радость моя померкла. Все-таки я подошел к подоконнику с биноклем, но смотреть не стал. Даже на какое-то время забыл о загадочном треугольничке, новом дворе, развалинах… Я вспомнил отца. Последний раз я видел его два года назад — в нашем старом домике. Я сказал — последний, но это не совсем верно: я его вовсе ни разу не видел, а если и видал, то не помнил, потому что это было очень давно. Я понятия не имел, что за человек явился к нам домой так поздно. Привела его мама. Она же и разбудила меня и сказала дрожащим голосом: «Тадас, вот твой папа». Человек наклонился надо мной, поцеловал. Потом сел возле моей постели. А я смотрел на него. Было радостно, но почему-то хотелось плакать. Я долго сдерживался, а потом сел на кровати, обхватил его за шею и стал говорить, что давно уже жду его, давным-давно…

Папа прижимал меня к груди. У него были сильные руки. И я слышал, как стучит его сердце. Он долго сидел возле меня и рассказывал, рассказывал. Я и сейчас иногда думаю, что все это было во сне. Утром я проснулся и увидал в комнате маму. На стуле лежал этот бинокль. У мамы были заплаканные глаза. «Где папа?» Я подскочил на постели. «Уехал», — сказала она. «А когда он приедет?» — «Никогда, детка, теперь уже никогда». И мама заплакала. Потом она ушла на работу. Я встал, взял бинокль. «Почему не приедет?» — раздумывал я. Мне вспомнилось, как он рассказывал про свою жизнь, про далекую тайгу, про оленей с ветвистыми рогами, про свирепых медведей. Я представил себе ледяные быстрые реки, темные леса и снова подумал, что все это просто приснилось мне, мало ли что иногда снится. Но в руке у меня был бинокль, а мама только что плакала, значит, папа действительно был у нас. После этого мама не желала говорить со мной об отце, не рассказывала, где он. А я спрятал бинокль в самый глубокий ящик шкафа.

Мама застала меня у окна с биноклем в руках. Вообще-то я не просто стоял тут и думал все это время, а немного наблюдал за двором. Ничего примечательного обнаружить не удалось. На лавочке две молодые женщины укачивали в колясках детишек и судачили между собой. На галерее соседнего дома сидела кошка. Крупная, с пушистым хвостом. В бинокль я видел ее так, словно она рядом со мной — протяни руку и погладишь. Кошка нежилась на солнышке и дремала. Потом во дворе показался наш сосед. В соломенной шляпе и с собакой. Видимо, он свою псину водил гулять. Овчарка шла с опущенной головой, обнюхивала землю.

— Тадас, что с тобой? — спросила мама. — Заболел?

Я замотал головой. Мама заметила бинокль. Отвернулась и молчит. Потом взяла спички и поставила на газовую плиту разогревать обед.

— А я все не нарадуюсь. До чего удобно! Все под рукой — и работа, и магазины. Да еще газ! — оживленно заговорила она.

Я стоял на прежнем месте и не отвечал. Мама разогрела еду, села за стол.

— Знаешь, что мы с тобой сделаем? — продолжала она. — Возьмем отпуск и поедем в деревню. Будем купаться в озере, ходить по грибы. Ладно?