Записки следователя - Геннадий Скубилин

От усталости мягкие, добрые черты лица Белоусова заострились, щеки провалились. Лишь глаза горели яркими радостными огоньками…

Итак, помещение для милиции подыскано. Тут же бойцы сорвали с крючков на стене роскошную вывеску общества и табличку «Посторонним вход воспрещен». У входа появилась новая дощечка — простая, незамысловатая, без вензелей и украшений, с надписью «Губернское управление рабоче-крестьянской милиции». Белоусов занял кабинет Цукермана, а в приемной за ундервудом осталась белокурая и голубоглазая Катюша, как позже выяснилось дочь большевика из губернской типографии Лукьяна Пименовича Радина, которого давно знал комиссар милиции.

С первых дней Белоусов, Рябов и Петухов установили строгую дисциплину и порядок в работе милиции, но дело все-таки не шло, как хотелось бы. Прежде всего не хватало сотрудников, а те, которые пришли в управление, не обладали ни подготовкой, ни опытом, и подчас совершали грубейшие ошибки не по злому умыслу, а из-за неумения выполнять служебные обязанности. Они не робели, почти ежедневно вступая в схватки с налетчиками и хулиганьем. Не щадили себя. Но при всей их смелости, преданности делу еще очень немного могли сделать для наведения порядка в городе.

Постовые милиционеры только начинали осваивать новую службу. О специальной форме, милицейском мундире никто даже не заводил разговор. Они отличались от любого прохожего только красной повязкой на рукаве. Разве что сами милиционеры сетовали: «Как пресечь беспорядок, если мы не выделяемся в толпе?»

Работники милиции на разводе получали оружие. Но его мог иметь каждый второй прохожий. А уж бандиты были вооружены намного лучше блюстителей порядка, И вот от этой молодой, только-только созданной, не оснащенной и не обученной рабоче-крестьянской милиции Военно-революционный комитет и губком большевиков потребовали в считанные дни не только навести порядок в Окске, но и ликвидировать все притоны, «малины», где притаились бандиты Бьяковского.

2. Начало

В управлении все от начальника до постового — почти не знали отдыха. Оперативные группы милиции учились тонкостям новой профессии: устраивали засады, в разных концах города, вылавливали воров, грабителей.

— Нам бы какой-нибудь документ, — жаловались после очередной операции сотрудники, — заходим для проверок в дома, а предъявить нечего. Мандат был бы очень кстати.

— Займемся этим, — пообещал Максим Андреевич и вскоре в губернскую типографию завезли два рулона серой, оберточной бумаги. На ней отпечатали первые удостоверения для сотрудников. Появились бланки протоколов допроса, разных постановлений на арест, обыск, задержания, привод, выемку ценностей.

Ревком выделил милиции для особых поручений — облав, засад, ареста и конвоирования — бойцов красногвардейского отряда. Гулко стучали по паркетному полу и мрамору роскошных лестниц особняка Российско-американского общества кованые сапоги красногвардейцев.

Белоусов приказал вывезти из здания изысканную мебель и заменить ее простыми столами, шкафами, стульями.

— Нечего буржуйство разводить, а то простой люд оробеет перед такой роскошью.

Максим Андреевич убрал из своего кабинета люстры, гобелены, бархат, оставил только длинный письменный стол, покрытый зеленым сукном, да глубокое кожаное кресло. «Придется — и соснуть можно часок-другой, — прикинул он в уме, — хотя вряд ли выдастся такое удовольствие. А Цукерман, похоже, весь день дремал в кресле».

Вот и сейчас шел третий час ночи, а Белоусов и не помышлял об отдыхе. Он беседовал со своими заместителями. Только что был послан на железнодорожный вокзал секретный сотрудник Федор Савков встречать прибывающего из Московского уголовного розыска по их просьбе агента. Уже второго…

Белоусов повертел в пальцах карандаш:

— Оперативный план охраны церквей и памятников старины одобрен в губкоме. Одобрена и наша задумка по ликвидации банды Мишки Бьяка… Немедленно приступаем к работе. Самым надежным единственно правильным решением считаю вот что: нужно снова внедрить в банду под каким-нибудь предлогом московского товарища. Назовем его разведчиком номер два.

Максим Андреевич встал из-за стола, зашагал по кабинету, сильно прихрамывая. На прошлой неделе в схватке с бандитами пуля угодила ему в ногу, слава богу, не задела кость, но боль не утихала. Остановился, остро глянул на помощников:

— Способны мы или нет навести порядок? Если способны, то где результаты? Почему банда не притихла, не спасовала?

— Не признает нашей силы, — раздумчиво сказал Рябов.

— Вот как! — удивился Белоусов, точно сам раньше этого не понимал. — Откройте форточку, надымили, хоть топор вешай. Сражений еще настоящих и в помине нет, а в кабинетах, как от пороха, дым коромыслом. Курить следует поменьше, смотришь, и дела сдвинутся с места.

Заместители бросились открывать окна. После короткой паузы Белоусов взял себя в руки, говорил уже спокойно, тихо, словно извиняясь за минутную вспышку. Сам он перестал курить два года назад, в тюрьме, куда его бросила царская охранка за большевистскую агитацию в московском стрелковом полку. И с тех пор стал недолюбливать курильщиков, особенно тех, кто после себя оставляет задымленные комнаты, окурки на подоконниках, пепел на столах.

Семен Гаврилович Рябов, гася в пепельнице самокрутку, попытался свести к шутке раздражение начальника:

— Больше куришь — меньше спишь, свежим ходишь. Пососешь цигарку — в голове ясно.

Рябова весело и охотно поддержал, скручивая «козью ножку», Валерий Ивлевич Петухов.

— Благодать, Максим Андреевич, затянуться, дымком поужинать, сон прогнать, работать-то опять до утра придется. Без нее, цигарки родимой, не выдержать.

— Ладно, не соблазняйте. Потолкуем о деле.

Белоусов основательно продрог в холодном кабинете и набросил на плечи прожженную порохом в нескольких местах шинель.

Рябов выразительно вздохнул, понимающе осмотрел одежонку своего начальника, переключился на серьезный разговор.

— О деле, Максим Андреевич, круглые сутки толкуем. Без работы не сидим. С утра до поздней ночи крутимся в засадах. И ты вместе с нами.

Петухов сказал:

— Своими силами выудить бьяковское отродье не сможем. Факт. Мысль верная: заслать в логово «Серого волка» нашего человека.

Белоусов, прихрамывая, прошелся по кабинету, закусив от боли губу.

— Задача стоит такая, товарищи заместители, до шестнадцатого января покончить с атаманом. Таким будет вклад к первому губернскому съезду Советов, на этот счет меня уже предупредили в ревкоме.

— Сегодня двадцать второе декабря, — заметил Рябов, — успеем ли?

— Календарь вон — на стене висит. Число не спутал, — упрямо боднул воздух Белоусов. — Вот и решайте, как быть. С чего начинать. — Помолчал, добавил, — перестраивать работу надо. Ловим мы пока мелких воришек, всякое жулье. А Бьяковский в сеть не идет. Значит, не там ее ставим… У Кривоносова что-то не ладится. Не дает нам пока желаемых результатов разведчик номер один.

Упоминание об агенте было своевременным. Уже несколько дней сотрудник Московского уголовного розыска Кривоносов, присланный на помощь Окской милиции, пытался внедриться в банду Бьяковского, но сведения от него поступали туманные, неточные. И хотя в записках, письмах, передаваемых через связного Савкова, Николай Кривоносов настроен был оптимистично, верил в успех, в управлении не разделяли его уверенности.

— Мне думается, — заметил Рябов, — он завел знакомство не с теми. Так в притоны Николай никогда не попадет.

— А может, он расшифрован, бандиты раскусили и используют его для обратной связи? Подсовывают ему липу, он передает ее нам, и мы бегаем, высунув язык, по его донесениям, как мальчики, — нервно проговорил Петухов.

Рябов, разминаясь, неторопливо поднялся из-за приставного столика, привычно поправил у переносицы очки. Семен Гаврилович был на редкость нетороплив по характеру, зато делал все прочно, наверняка. Следовал своей любимой поговорке: «Семь раз отмерь — один отрежь».

— Кривоносов расшифрован? Возможно. Но как? Это вопрос. Давайте на него ответим. Кто знал об операции? От кого могла просочиться информация к бандитам?

— Это все у нас впереди. Если в управлении засел предатель, то надо его немедленно выявить. Давайте приглядываться к каждому, кто знал о посылке Кривоносова в ресторан Слезкина. Кстати, нужно обезопасить второго разведчика, сузить круг лиц, знающих об операции вот до такого состава, — Максим Андреевич обвел рукой присутствующих.

Петухов с досадой кашлянул.

— От своих же обязаны скрытничать, — сказал он с раздражением, продолжая приглаживать расческой пшеничные густые усы, и тут же согласился: — правильное решение, о прибытии второго разведчика будем знать только трое.

— А связного забыл? — вставил Рябов.