Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Когда мистик оказывается поэтом, рождаются Упанишады, рождается Шримад Бхагавадгита, появляется Коран. Но так происходит не всегда. Очень часто случалось, что истине приходилось находить свой путь через поэта, поскольку мистика в тот момент не было.

Именно так случилось с этим небольшим документом – Дезидератами. Похоже, не оказалось мистика, который мог бы спеть эту песню, и в качестве проводника был выбран Макс Эрманн – но он не осознающий человек. Он думает, что пишет стих сам; этот стих не его, под ним нельзя поставить ничьей подписи. И если вы вчитаетесь в этот маленький документ, вы поймете, что он не может исходить от поэта. В нем есть то же качество, что и в Коране, то же качество, что и в Упанишадах.

Этот документ необычен также и потому, что в таком небольшом объеме сказано так много. По сути, он состоит из сутр – лишь несколько намеков. Ничто не говорится достаточно определенно: лишь намеки, пальцы, указывающие на Луну. Документ настолько мал, что после смерти Адлаи Стивенсона в 1965 году обнаружили, что он намеревался разослать Дезидераты своим друзьям в качестве открытки к Рождеству. Их можно напечатать на небольшой карточке, на почтовой открытке, но в них содержится бесконечность – капля росы, в которой заключены все океаны.

Этот текст может оказать вам огромную помощь в пути, и поэтому я называю его «Духовным руководством». Он начинается так:

Внемли тогда мудрости мудрого…

Иисус снова и снова говорил своим ученикам: «Имеющий уши, да услышит. Имеющий глаза, да увидит». Он говорил это так много раз, как будто считал, что у людей нет ни ушей, ни глаз. Это также и мой опыт: у вас у всех есть глаза, но очень немногие люди способны видеть. У вас у всех есть уши, но редко, очень редко, можно встретить человека, который способен слышать, – потому что, когда вы просто слышите слова, это не слушание, а когда вы просто видите какие-то фигуры, это не видение. Пока вы не понимаете значения, содержания, пока вы не слышите безмолвия, которое является душой слов, вы не услышали.

Слушать нужно в глубоком молчании, в глубокой агнозии. Вспомните смысл слова Дионисия «агнозия»: состояние не-знания. Если вы знаете, то само ваше знание является помехой. Вы не слышите. Вот почему пандиты, ученые, не способны слышать: они переполнены всяким вздором, их ум постоянно болтает внутри. Может быть, они декламируют шастры, священные писания, но это ни о чем не говорит; все, что происходит внутри, не имеет ценности.

До тех пор пока вы не станете абсолютно безмолвными – когда ни одна мысль не шевелится внутри вас, когда нет ни малейшей ряби на поверхности сознания, – вы не сможете слышать. А если вы не сможете слышать, тогда все, что вы, по вашему мнению, слышите, будет неправильным.

Именно так был неправильно понят Иисус, был неправильно понят Сократ, был неправильно понят Будда. Они говорили очень ясно. Невозможно улучшить высказывания Сократа; его высказывания очень ясные, почти совершенные, настолько совершенные, насколько может быть совершенным язык. Высказывания Будды очень простые – в них нет сложности, – но, тем не менее, возникает неправильное понимание.

Откуда появляется это неправильное понимание? Почему все великие пророки, тиртханкары, все великие просветленные мастера во все эпохи были поняты неправильно? По той простой причине, что люди не могут слышать. У них есть уши, поэтому они полагают, что способны слышать. Они не глухие, у них есть органы слуха, но между ушами у них очень шумно, между ушами у них располагается ум, который интерпретирует то, что говорится, сравнивает, анализирует, спорит, сомневается. Люди теряются во всех этих процессах.

Лишь одно короткое слово, и понаблюдайте за тем, что происходит с вашим умом, – даже не слово, лишь один звук. Вот пролетает самолет… понаблюдайте за своим умом. Вы не можете просто слушать, вы начинаете думать о многих вещах. Может быть, он напомнил вам о ваших собственных путешествиях, о друге, погибшем в авиакатастрофе, о том, кого вы очень любили, – так много воспоминаний связано с этим человеком… и вы погружаетесь в эти воспоминания. Одно воспоминание следует за другим, и вот вы уже не здесь-и-сейчас. Вы не слушаете, как пролетает самолет. Этот самолет просто запустил внутри вас некий процесс – возник поток мыслей, воспоминаний, желаний. Возможно, неожиданно вам пришло в голову: «Как бы было здорово, если бы у меня был собственный самолет». А может быть, вы просто подумали: «Опять мне мешают! Этот шум меня отвлекает. Я сидел в тишине, а тут прилетел этот дурацкий самолет!»

Вам мешает не самолет, вам мешает ваш собственный ум. Это ум считает его помехой, беспокойством, называет дурацким самолетом. Если вы его никак не называете, то ничто не обеспокоено. Если вы просто прислушиваетесь к звукам, то обнаружите нечто удивительное: они углубляют ваше безмолвие, они совсем не отвлекают. Когда они исчезают, вы спускаетесь в долину безмолвия, которая еще глубже, чем та, в которой вы были до этого.

Отсюда первые слова в Дезидератах:

Внемли тогда мудрости мудрого…

Странное начало, особенно для западного поэта, американского поэта. Именно так начинаются все восточные сутры. Есть лишь небольшое различие, и оно, по-видимому, происходит из-за того, что медиум – западный человек. Он не смог в точности передать то, что происходило в его внутреннем существе.

Все великие восточные сутры начинаются со слова «сейчас». Атхато брахма джигьяса. Так начинаются Сутры Брахмы: «Сейчас исследование Предельного», – не «тогда», но «сейчас». Так же начинаются Сутры Бхакти Нарады: Атхато бхакти джигьяса, «Сейчас исследование мира преданности». Это никогда не «тогда», это всегда «сейчас». На самом деле «тогда» не существует, существует только «сейчас».

«Там» не существует, существует только «здесь». Вы никогда и нигде не найдете «тогда» и «там». Куда бы вы ни пошли, вы всегда найдете «сейчас» и «здесь». Если бы это пришло через мистика, там стояло бы не «тогда», там стояло бы «сейчас»: «Внемли сейчас мудрости мудрого…»

И в этом больше смысла.

Но логический ум функционирует по-другому, и когда вы используете в качестве инструмента логический ум, он вносит кое-какие изменения: «тогда», «следовательно»… «Сейчас» никогда не является частью логического ума, «сейчас» – это часть медитативного ума. Поскольку Эрманн не медитирующий человек, не мистик, он ошибся с этим словом. Он говорит:

Внемли тогда мудрости мудрого…

Просто замените «тогда» на «сейчас» и посмотрите, как полностью изменяется качество: «Внемли сейчас мудрости мудрого…» – потому что нет иного времени, кроме «сейчас», и нет иного пространства, кроме «здесь». «Тогда» и «там» – это часть нашего шумного ума. Когда шум прекращается и ум отброшен, что остается? Только здесь-и-сейчас.

Свами Рамтиртха часто рассказывал одну красивую историю.

Жил один очень известный атеист, который постоянно выступал против Бога. На стене своей гостиной он написал большими золотыми буквами: «God is nowhere» («Бога нет нигде»). Потом у него родился ребенок. И вот однажды он играл со своим ребенком, который в то время уже учился читать. Он не мог прочитать такое длинное слово – «nowhere» («нигде») – и разделил его на два. Ребенок прочитал это предложение так: «God is now-here» («Бог здесь-и-сейчас»). «Nowhere» («нигде») было слишком длинным словом; он разделил его на два: «now-here» («здесь-и-сейчас»).

Должно быть, для атеиста это был редкостный момент. В действительности, когда вы играете с ребенком, вы забываете о своей серьезности, вы забываете о своих идеологиях, вы забываете о своей религии, вы забываете о своей философии, вы забываете о своей теологии. Когда вы играете с ребенком, вы становитесь в каком-то смысле медитативным, и поэтому игра с детьми обладает огромной ценностью. Играя с ребенком, вы на мгновение становитесь ребенком. Вспомните, Иисус снова и снова повторял: «Пока не станете как дети малые, не войдете в мое Царство Божье».

В тот момент что-то произошло. Ребенок сказал: «Бог здесь-и-сейчас», – и отец был застигнут врасплох. Он слышал это и, как и его сын, находился в игривом настроении. Вы не можете спорить с маленьким ребенком, говоря: «Бога нет». Поскольку он был игривым, безмолвным, радостным, это утверждение, произнесенное ребенком, стало чем-то невероятно важным, наполнилось огромным смыслом, как если бы через него говорил Бог.

Атеист впервые по-другому взглянул на стену. Всю свою жизнь он смотрел на это утверждение. Там никогда не было написано: «Бог здесь-и-сейчас», там всегда было: «Бога нет нигде». Он никогда не думал о том, что «нигде» может быть разделено на «здесь-и-сейчас», что «нигде» состоит из «здесь-и-сейчас». Он пережил трансформацию. Это стало почти переживанием сатори. Он больше не был атеистом.