Н. Г. Чернышевский. Книга первая - Георгий Плеханов

В старое время трудно было даже понять, как могли эти надуманные, неестественно звучащие слова — образец литературной безвкусицы — вырваться по отношению к "великому ученому и критику", стоявшему выше не только Грингмутов и Цитовичей — кому это нужно было доказывать? — но и всех современных ему русских публицистов и мыслителей. Конечно, не только для своего времени Чернышевский был большим знатоком политической экономии. В русской литературе он и до сих пор остается самым оригинальным экономистом.

Плеханов после понял свой промах. Это место уже исчезло из немецкого перевода, и читатель будет тщетно искать это "вещественное доказательство" в последней русской редакции.

И еще один пример. В издании "Шиповника" помещено в конце книги большое "Примечание к настоящему изданию". Но достаточно его сравнить с концом четвертой статьи в "Социал-Демократе", чтобы заметить, что в большей своей части оно представляет значительную поправку в области "внешней" стороны, настолько значительную, что она влияет и на "внутреннюю" сторону. В 1891 г. Плеханов, признаваясь, что "иногда у нас вырывалось, может быть, слово раздражения", писал:

"Мы ставим его имя рядом с именем Белинского. И мы тем менее склонны уменьшать его литературные заслуги ввиду его теоретических ошибок, что, по нашему мнению, он и не задавался целями серьезного научного исследования. Он был образованным, убежденным и талантливым публицистом, которому надо было обратить на социальный вопрос внимание читающей публики, надо было предохранить эту публику от развращающего влияния апологетов буржуазного порядка".

В новой редакции, в издании 1910 г. та же фраза приняла следующую форму:

"Но при всех своих недостатках — на которые в наше время можно и должно смотреть исторически [5], — точка зрения нашего автора не помешала ему оказать неоцененные услуги нашей нарождавшейся общественной мысли. Он был не только образованным, а прямо ученым, да к тому же еще убежденным и талантливым публицистом, который хотел обратить на "социальный вопрос" внимание своих "читателей друзей", принадлежавших преимущественно к разночинцам".

Я ограничиваюсь только этими двумя "вещественными доказательствами". Их достаточно, чтобы показать, что и с марксистской точки зрения имелись достаточные основания для критики. Ее до известной степени признал сам Плеханов, когда устранил из новой редакции ряд подобных мест и смягчил некоторые выражения, явившиеся плодом "раздражения". А Чернышевский в статьях Плеханова того времени часто отвечал за чужие грехи. "Мы хотели сказать нашим современным утопистам: посмотрите, как неудобно, как невыгодно, как опасно держаться утопической точки зрения; самого Чернышевского привела она к вопиющим противоречиям и с самим собою и с экономической действительностью. Чего же ждать от ваших теоретических усилий?" Так кончает Плеханов свои статьи в "Социал-Демократе", как бы подчеркивая этим особую "дидактическую" задачу своих очерков. Кошку бьют, а невестке наветки дают.

В результате многие взгляды Чернышевского подвергались критике только путем механического сопоставления с соответствующими взглядами Маркса. Мы и до сих пор не имеем еще исторической критики экокомической теории Чернышевского, которая показала бы не только его "отсталость" от Маркса, но и то новое, что он внес в политическую экономию, опираясь на учения великих утопистов. И еще меньше мы имеем до сих пор историческую критику политических взглядов Чернышевского, который в своих политических обозрениях проявлял поразительную силу анализа классовой подоплеки современных событий и подвергал самой беспощадной критике половинчатость и обывательщину отечественного и европейского либерализма.

Чтобы дать читателю все материалы для изучения взглядов Плеханова на Чернышевского, мы выбрали следующий путь. Мы перепечатываем целиком, без всяких пропусков, последнюю редакцию, т. е. издание "Шиповника". Таким образом читатель имеет пред собою "разбор взглядов" Чернышевского, как он окончательно кристаллизовался после революции 1905–1907 гг. Но чтобы дать читателю возможность составить точное представление и о "разборе взглядов", сделанном в 1889–1891 гг., мы воспроизводим целиком первую статью из "Социал-Демократа", предпосылая ее, вместе с введением для немецкого издания, работе Плеханова, вышедшей в 1910 г. Что касается остальных трех статей из "Социал-Демократа", то мы печатаем из них только те страницы, которые были выпущены Плехановым в последующих изданиях. Читатель найдет их в приложении к шестому тому, в котором перепечатана вторая часть большой работы Плеханова, являющаяся как раз воспроизведением его старых статей [6].

В шестом томе мы поместили также и все остальные статьи Плеханова о Чернышевском. К числу их относится большая статья "Эстетическая теория Н. Чернышевского", написанная еще в 1897 году и впервые появившаяся полностью в сборнике "За двадцать лет" в 1905 году.

Статья "Н. Чернышевский", написанная для "Истории русской литературы в XIX веке", хотя и напечатана была раньше большой работы — в 1909 г., но представляет только ее резюме. Юбилейная статья, напечатанная в "Современном Мире" (1909 г. Ноябрь), вышла почти одновременно с изданием "Шиповника". Статья по поводу книги Стеклова появилась в "Современном Мире" в 1910 г. (Апрель). Статья "Н. Чернышевский в Сибири" в "Современнике" (1913 г. Март) представляет последнюю по времени статью Плеханова о Чернышевском.

Таким образом в пятом и шестом томах собраны все "высказывания" Плеханова о Чернышевском. Остались неоговоренными только мелочи вроде стилистических изменений. Так, в издании "Шиповника" в двух-трех случаях Плеханов употребляет слово "скачок" вместо "революция" или заменяет такие термины по адресу Чернышевского, как "несообразность" более мягким — "неточность" или слово "нелепый" словом "ошибочный".

Пришлось сохранить и некоторые повторения, которые заметит всякий внимательный читатель. Дело в том, что Плеханов даже в первой части своего большого труда использовал местами свою первую статью — в "Социал-Демократе", — которую мы перепечатываем целиком.

Д. Рязанов.

Апрель 1924 года.

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И ЕГО ВРЕМЯ

Литературная деятельность Чернышевского приблизительно совпадает с эпохой известных реформ Александра II.

Русские либералы до сих пор еще сохраняют трогательную память о "царе-освободителе", до сих пор еще поют ему хвалебные гимны, приходящиеся не по душе цензорам теперешнего царя, который, как известно, смотрит на своего отца, почти как на якобинца. — Пишущий эти строки сознает себя одинаково свободным как от предрассудков русских либералов, так и от пристрастия к Александру III. Он может поэтому объективно отнестись к реформам Александра II.

Тридцать лет тяготела над Россией правительственная система Николая "Незабвенного". Застой возведен был прямо в догмат. Все живые, все мыслящие, все протестующие элементы были либо уничтожены, либо вынуждены загримироваться до полной неузнаваемости… Только Крымская война принесла перемену. Она вскрыла несостоятельность Николаевского режима, и сам виновник этого режима не нашел другого выхода из тяжелого положения, как покончить с собой. Недовольные элементы, которые до сих пор боязливо прятались, начали дерзко поднимать свои головы. Реформа или новое самоубийство, и на этот раз самоубийство уже не того или иного самодержавца, а самого принципа самодержавия, — такова была дилемма, перед которой поставила история преемника Николая. Этот преемник благоразумно выбрал путь реформ, из коих важнейшая была отмена крепостного права в России.

Рабство (под именем "холопства") существовало в России с незапамятных времен. Об этом говорят ее древнейшие законодательные памятники. "Холопом" (рабом) мог сделаться всякий бедняк, продав себя своему богатому согражданину. Рабами делались также и военнопленные. Но все же в течение некоторого времени сфера распространения рабства оставалась весьма ограниченной. Рабы составляли исключительно дворню князей, бояр и богатых землевладельцев. Когда русские владетельные князья одаривали своих слуг населенными угодьями, то живущие на них крестьяне отнюдь не делались крепостными, — князь лишь передавал этим актом "государственным слугам" свое право обложения податями крестьян. Сами же крестьяне оставались по-прежнему "свободными людьми" и, как таковые, имели право менять своих господ или совсем их оставить и поселиться в свободной общине, т. е. платящей подати лишь князю.

Это положение вещей было в двояком отношении не выгодно государству.