Путешествие в страну эстетов - Андрэ Моруа

Она любила все делать хорошо. Обстановка ее квартиры была тщательно подобрана. Мебели мало, но она безукоризненна. Голые стены; полное отсутствие безделушек; много книг. Я заметил брошюры по мореходству, искусству плавания, медицине. У подъезда ее ждал собственный автомобиль; она сама отвезла меня в центральную часть Парижа; она правила хорошо, свободно и без напряжения.

Рассказ о нашем путешествии из Сан-Франциско в Гонолулу, как я уже говорил, войдет в другую книгу. Здесь скажу только, что этот переезд совершился благополучно. Наше судно "Аллен" вполне годилось для моря. Вначале мы считали необходимым поочередно стоять на вахте, но вскоре убедились, что если мы ложились на ночь в дрейф с положенным рулем, то утром наш курс оставался почти тем же самым. Мы пережили три бури, в том числе одну очень сильную, во время которой Анна доказала свое мужество.

Как я и предвидел с момента нашей первой встречи, она была идеальной спутницей. Превосходный организатор, она купила в Сан-Франциско запас провизии и во время переезда готовила простую и здоровую еду. Она не знала плохого настроения. В минуты опасности она сохраняла свой обычный тон, точные движения. Я звал ее "ваша ясность". С общего согласия мы установили дружеское и сердечное обращение. Анна не хотела ни ухаживания, ни опеки; может быть, покажется плоским, если я скажу, что мы жили как два брата, но все-таки эта формула лучше всего рисует наши отношения. Чтобы быть точным, я должен, однако, прибавить, что мое чувство было более сложным; часто мне казалось, что я замечаю в нем нежность, желание, но тогда я старался заняться какой-нибудь работой и думать о другом.

Моим намерением было с Гавайских островов отправиться на Таити, сделав крюк, чтобы мимоходом повидать Маркизовы острова и острова Таумоту. Гонолулу разочаровал меня, это американский Монте-Карло. Мне казалось, что большие белые кораллы, кольцом сверкающие над морем, пополнят запас наших впечатлений. Дней через двадцать после нашего отъезда из Гонолулу наблюдения показали, что мы находимся под 6°2' восточной долготы и 5°3' северной широты. Следовательно, мы приближались к группе Феннинговых островов, каменистых и бесплодных, но в каталоге Финдлея здесь значится станция английского подводного телеграфа; я рассчитывал возобновить там наш запас питьевой воды.

К вечеру мы вошли в зону мертвого штиля с довольно крупной зыбью. Злобные волны с пенистыми верхушками торопливо и неравномерно ударялись о форштевень "Аллена". Затем поднялся ветер, быстро свежевший, и очень низко на горизонте образовалась большая полоса черных, как чернила, туч. Вскоре ветер стал очень сильным, и "Аллен" дал крен. Было жарко, как в кипящем котле. Нам уже пришлось побывать в переделках, но они были детской игрой по сравнению с надвигающейся бурей. По небу быстро неслись черные тучи, подгоняемые ветром. О борт разбивались огромные волны. Каждая из них покрывала всю палубу. Наше судно накренилось и понемногу погружалось в воду. Спустив все паруса и закрепив руль, мы вздохнули свободнее, но приходилось цепляться за мачту, чтобы нас не унесло. Подставив грудь ветру, с развевающимися волосами, со счастливым взором, Анна была восхитительна: морская богиня! Около полуночи стало ясно, что волны становятся все сильнее и мы не сможем бороться с ними дальше. Анна сказала: "Пойдем в каюту". Хотя иллюминаторы были завинчены, внизу все было залито водой, но мы были так утомлены, что, выкачав, как могли, воду, заснули.

Через несколько часов меня разбудил какой-то странный шум - сильные удары о корпус "Аллена". Был ли то день? Или ночь? Не было видно ни зги.

Судно наклонилось, точно скат крыши. Стоять было невозможно. Я ползком влез на палубу. Тучи нависли так низко и были такими густыми, что, хотя уже рассвело, нельзя было ничего различить на расстоянии тридцати метров. Волны были ужасающей высоты. Наш бушприт был сломан; это он стучал о бок судна. Зачем я не послушался совета Анны, когда она просила меня обойтись без него? Переборка парусной каюты была сорвана. "Аллен" представлял собой жалкий кусок дерева. Я позвал Анну; мне нужна была ее помощь, чтобы срубить мачту, которая грозила вышибить дно у нашей скорлупки. "Кажется, мы погибли!" - сказал я ей. Она вдохнула соленый ветер и улыбнулась.

После часа работы, в течение которого я двадцать раз рисковал быть унесенным в море, мне удалось срубить мачту. Одной опасностью стало меньше. Теплый слепящий дождь хлестал нам в лицо. Мы снова спустились в каюту. Во время этой ужасной работы наши костюмы совершенно изорвались. Анна хотела переодеться, но все наши сундуки оказались затопленными. И, что еще хуже, инструменты были испорчены, мой хронометр бесследно исчез, часы Анны разбились. Каталог Финдлея и карты превратились в бумажную кашу. Если бы даже нам удалось спастись, мы могли бы теперь плыть только наудачу. Впрочем, как плыть? Мы остались без мачты, а наши паруса превратились в лохмотья. К счастью, несмотря на эти мрачные мысли, мы снова погрузились в сон.

Когда я открыл глаза, меня поразили необыкновенная тишина и безмолвие. "Аллен" тихо покачивался на воде. Сквозь иллюминатор пробивался серый свет. На палубе, куда я поднялся одним прыжком, меня ждало великолепное зрелище. Перед нами на шафранно-желтом небе вставало солнце. Ветер утих; в теплом воздухе параллельными полосами тянулись золотые и красновато-лиловые облака. Сверкающая желтизна неба отражалась в море, которое тихонько волновалось вокруг нас. "Анна!" Она прибежала; я увидел, что она была совсем голая под одеялом. "Спасены?" - спросила она.

- Еще не совсем...

- Как хорошо! Где мы?

Я ей напомнил, что у меня не было больше никакой возможности определить это. Бог знает, куда нас занес циклон!

- А паруса?

Я показал ей их; она предложила сделать грот из паруса. Мы находились недалеко от земли, потому что вокруг нашего судна летали птицы. Я сел рядом с Анной, и мы, согреваемые солнечными лучами, принялись за работу. Мы знали, что, может быть, впереди нас ждет смерть, но мы не были ни грустны, ни испуганы. Наоборот, у нас обоих было мирное и радостное настроение.

Около полудня я спустился вниз, чтобы найти хоть какую-нибудь карту. Когда я вернулся с пустыми руками, она крикнула: "Земля!" и указала на темную короткую полоску вдалеке. Это был остров, на котором возвышалась остроконечная гора. Но мы были очень далеко от него. Привязав к палке кусок материи, я долго им махал. К счастью, течение несло нас к земле; вскоре я различил мыс, затем лес и, как мне показалось, блестящие крыши города.

- Как любопытно, Анна... Гавань... я вижу что-то вроде мола... Куда же мы попали? Это не Феннинговы острова. Не было бы гор... и я не знаю, какой здесь может быть город...

Час спустя от берега навстречу нам отчалил ялик; когда он приблизился, мы с удивлением увидели, что команда на нем была белая. Мы ожидали увидеть пирбгу, туземцев. Анна тщательно завернулась в свое одеяло. Она была очень красива в такой одежде, одно плечо ее было обнажено. На носу ялика сидел квартирмейстер с нашивками, он крикнул нам по-английски: "Кто вы?" "Французы, переплывающие Тихий океан, вчерашняя буря нанесла нам большие повреждения. Не можем ли мы починиться здесь?" Он как будто смутился и сказал: "Это зависит не от меня... Комиссия решит... Вы должны войти в гавань..." Я бросил ему конец и попросил взять нас на буксир. Он предложил перейти к нему в ялик, но я не хотел оставлять судна, а Анна, голая под своим одеялом, не хотела очутиться среди мужчин. Он схватил конец, и мы поплыли к городу. Мы старались догадаться, какой национальности были эти люди. Они не носили ни берета английских моряков, ни головного убора американских. "Австрийцы? - Нет, не думаю". На корме ялика развевался странный белый флаг с девятью женскими лицами.

Гавань была маленькая, но кокетливая. Мол, как и ялик, был выкрашен в голубой и белый цвет, а на нем, на верхушке мачты, тоже красовался белый флаг с девятью лицами. Анна взялась за руль, чтобы пристать, а я укладывал в мешок кое-какие вещи, которые хотел взять с собой. Мы сошли на берег. Наш спаситель повел нас под навес. Там он заявил, что нам придется подождать комиссию, и спросил, не нужно ли нам чего-нибудь. Анна сказала о платье, я о брюках, и один из матросов торопливо побежал к городу. Я поинтересовался, есть ли здесь французский консул?

- Нет, - ответил квартирмейстер, - здесь нет никаких консулов. Остров является частной собственностью.

- Частной собственностью? Чьей же?

- Эстетов.

- А кто такие эстеты?

Он снова заговорил о комиссии. Мы ничего не понимали.

- Вы эстет? - спросила его Анна.

- О нет! - сказал он со скромным видом, как будто это было чересчур лестным предположением, - я беот.

- Что за странная история! А туземцы?

- Туземцев здесь нет.

- Но как называется остров?

- Остров когда-то назывался Майана; теперь это Остров эстетов.