Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906–1910 гг. Закон насилия и закон любви - Лев Толстой

В этом главная и единственная причина переживаемого в наше время христианскими народами бедственного положения.

Бедственное положение это усиливается еще тем, что, так как это состояние неверия продолжается уже много времени, сделалось то, что среди людей христианского мира те из них, которым это положение безверия выгодно, все властвующие классы, либо самым бессовестным образом притворяются, что верят в то, чему не верят и не могут верить, либо, в особенности наиболее развращенные из них ученые, прямо проповедуют, что для людей нашего времени совсем и не нужно ни какого бы то ни было объяснения смысла жизни – веры, ни какого бы то ни было вытекающего из веры руководства поступков, а что единственный основной закон жизни человеческой есть закон развития и борьбы за существование и что поэтому жизнь людей может и должна быть руководима только похотями и страстями людскими.

В этом-то бессознательном неверии народа и сознательном отрицании веры так называемых образованных людей христианского мира и заключается причина бедствий людей этого мира.

II

Человек обладает непреодолимым стремлением верить, что его не видят, когда он ничего не видит, – как дети, которые закрывают глаза, чтобы их не увидали.

Люди нашего времени верят, что вся бессмысленность и жестокость нашей жизни с безумным богатством нескольких, с завистливой озлобленной нищетой большинства, с насилием, вооружениями и войнами, не видны никому и что ничто не мешает нам продолжать жить такою жизнью.

Заблуждение не перестает быть заблуждением от того, что большинство разделяет его.

Люди христианского мира, приняв под видом христианского учения составленное церковью извращение его, заменившее язычество и сначала отчасти удовлетворявшее людей своими новыми формами, перестали со временем верить и в это извращенное церковью христианство и дошли наконец до того, что остались без всякого религиозного понимания жизни и вытекающего из него руководства поведения. А так как без такого общего всем или по крайней мере общего большинству людей понимания смысла и вытекающего из него общего руководства поступков жизнь людей не может не быть и неразумной, и бедственной, то чем дальше продолжалась такая жизнь людей христианского мира, тем она становилась всё более и более и неразумной и бедственной. И жизнь эта в наше время дотла до той степени неразумия и бедственности, при которой она не может уже продолжаться в прежних формах.

Большинство рабочего народа, лишенного земли и потому возможности пользоваться произведениями своего труда, ненавидит землевладельцев и капиталистов, держащих его в рабстве. Землевладельцы и капиталисты, зная отношение к себе рабочих, боятся и ненавидят их и с помощью организованного правительством насилия удерживают их в рабстве. И равномерно, не переставая ухудшается положение рабочих, увеличивается их зависимость от богатых, и так же равномерно, не переставая увеличивается богатство богатых, их власть над рабочим народом и их страх и ненависть. Так же равномерно увеличиваются и не могущие иметь конца вооружения народов против народов, затрачивающие всё большие и большие труды рабов-рабочих на сухопутные, водяные, подводные, воздушные сооружения, имеющие целью только приготовления к международным массовым убийствам. И убийства эти совершались, совершаются и не могут не совершаться, так как все христианские народы (не как люди, а как народы), соединенные в государства, ненавидят друг друга и другие, нехристианские государства и всякую минуту готовы наброситься друг на друга. Кроме того, нет ни одного большого христианского государства, которое, по каким-то никому ненужным патриотическим преданиям, не держало бы, против их воли, в своей власти один или несколько небольших народов, принуждаемых к участию в жизни ненавидимого ими большого народа: Австрия, Пруссия, Англия, Россия, Франция с своими покоренными народами: Польшей, Ирландией, Индией, Финляндией, Кавказом, Алжиром и др. Так что, кроме всё растущей ненависти бедных против богатых, такой же ненависти больших народов друг против друга, еще всё разрастается и разрастается ненависть угнетенных народов против угнетающих. И что хуже всего – это то, что все ненависти эти, самые противные природе человека, как больших народов друг к другу, так и покоренных народов к покорителям и наоборот, не только не осуждаются, как всякое недоброе чувство людей к людям, а, напротив, восхваляются, возводятся в заслугу, в добродетель. Ненависть задавленных рабочих к богатым и властвующим восхваляется как любовь к свободе, к братству, равенству. Ненависть немцев к французам, англичан к янки и русских к японцам и т. п. и обратно считается добродетелью патриотизма. Так же и еще больше ценится патриотическая ненависть поляков к русским и пруссакам, и пруссаков и русских к полякам, финляндцам и обратно.

И это не всё. Все эти бедствия не показывали бы еще то, что жизнь христианских народов не может продолжаться в том же направлении. Бедствия эти могли бы быть случайным, временным явлением, если бы среди этих народов было какое-нибудь общее им всем религиозное руководящее начало. Но этого-то и нет; нет ничего подобного общему руководящему религиозному началу среди народов христианского мира. Есть ложь религиозная, церковная, и не одна, а несколько различных, враждебных между собою: католическая, православная, лютеранская и др., есть ложь научная – и тоже много разных, враждебных друг другу. Есть лжи политические, международные, партийные, есть лжи искусства, лжи преданий и привычек; есть много самых разнообразных лжей, но руководства, нравственного руководства, вытекающего из религиозного мировоззрения, нет никакого. И люди христианского мира живут, как животные, руководствуясь в своей жизни одними личными интересами и борьбой друг с другом, тем только отличаясь от животных, что животные остаются с незапамятных времен с тем же желудком, когтями и клыками; люди же переходят и всё с большей и большей быстротой от грунтовых дорог к железным, от лошадей к пару, от устной проповеди и письма к книгопечатанию, к телеграфам, телефонам, от лодок с парусами к океанским пароходам, от холодного оружия к пороху, пушкам, маузерам, бомбам и аэропланам. И жизнь с телеграфами, телефонами, электричеством, бомбами и аэропланами, и с ненавистью всех против всех, руководимая не каким-либо соединяющим людей духовным началом, а, напротив, разъединяющими всех животными инстинктами, пользующимися для своего удовлетворения умственными силами, становится всё безумнее и безумнее, всё бедственнее и бедственнее.

III

Те, которые думают, что нельзя руководить людьми иначе, как насилием, пренебрегая их разумом, делают с людьми то же, что делают с лошадьми, ослепляя их, чтобы они смирнее ходили по кругу.

Для чего же разум людей, если на них можно воздействовать только насилием.

Право сильного не есть право, но простой факт, который может быть правом, только покуда не встречает протеста и сопротивления. Это как бы холод, тьма, тяжесть, которые должны быть переносимы до тех пор, покуда не найдешь отопления, освещения, рычага. Вся человеческая промышленность есть освобождение из-под власти грубой природы; прогресс же справедливости есть не что иное, как ряд ограничений, которым подвергалась тирания сильного. Как медицина состоит в победе над болезнью, так благо состоит в победе над слепым зверством и необузданными вожделениями человека-зверя. Таким образом, я вижу всегда один и тот же закон, возрастающее освобождение личности, восхождение всего существа в жизни к благу, к справедливости, к мудрости. Алчная жадность есть точка отправления; разумное великодушие есть точка достижения.

Из того, что возможно насилием подчинить людей справедливости, вовсе не следует, чтобы было справедливо подчинить людей насилию.

Насилие производит только подобие справедливости, но удаляет людей от возможности жить справедливо без насилия.

Большинство людей христианского мира чувствует всё увеличивающуюся и увеличивающуюся бедственность своего положения и употребляет для избавления себя то средство, которое по своему миросозерцанию оно одно считает действительным. Средство это – насилие одних людей над другими. Одни люди считающие для себя выгодным существующий порядок, насилием государственной деятельности стараются удержать этот порядок, другие тем же насилием революционной деятельности стараются разрушить существующее устройство и установить на место его другое, лучшее.

Революций и подавлений их в христианском мире было много. Внешние формы изменялись, но сущность государственного устройства: власть немногих над многими, развращенность, ложь и страх перед угнетаемыми властвующих классов, задавленность, порабощение, одурение и озлобленность народных масс если и изменялись по форме, то по существу не только не уменьшались, но заметно увеличивались и увеличиваются. То, что совершается теперь в России, особенно ясно выставляет всю не только бесцельность, но очевидную зловредность употребления насилия как средства соединения людей.