Двойка с плюсом - Дмитрий Смеликов

Пока мы шли по талому серому снегу на одном экране, на другом я уже открывал настройки. Это всё ошибка! Этого не может быть, почему это вижу? Мгновенно открываю страницу с кодами, начинаю искать все причины. Компьютер тормозит, и открываю графики работоспособности. «Процент ошибки: ноль и три десятых процента».

Вторая попытка. Наш город. Ручьи понесли снега, ласточки свили гнездо на фронтоне – из веток и обрывков мусора. Узнаю здание мэрии. Много людей и плакатов. Я в центре зрительской трибуны, покрашенной в новые цвета. Пятнадцать лет без войны. Робот помощник тем временем зачитывает мягким женским голосом, что открыт альтернативный источник энергии – его хватит до конца существования нашей Вселенной.

Ничего не понимая, открываю свёрнутую панель программы. Галочка об операторе не снята. Тело затекло, но отключаться от трансляции уже не хотел: сейчас я увижу «себя», то есть проекцию себя в этой версии. Жаль, что не догадался проверить это в первый раз.

Камера быстро переводит меня в другую местность. За городом уже прибежали сумерки. Какая-то окраинная больница – ни разу такую не видел. Перекидываю ноги через окно и вижу в пустой палате только себя… Будто бы я, только постаревший на каких-то пятнадцать лет, ужасный, лежу на кровати – и поднятая рука дрожит над животом. Бинты немного кровят.

Робот помощник зачитывает мягким женским голосом, что у меня рак желудка. Прошла вторая операция, опять неудачно. И потом что-то ещё говорил, говорил…

Я встал, больно зацепив глаз. Проводной шлем не давал мне распрямиться в полный рост. Холодный пот пунктирной линией выступил на рубашке со стороны спины. Сейчас никак не могу забыться от фантомной боли, грубость швов, хоть рука и не может их отыскать: что-то загорелось внутри – от самовнушения начало резать и лопаться само в животе.

В федеральном стандарте инновационного прогнозирования закреплён принцип операторского гуманизма: автоматически устройство блокирует все модусы о любой ядерной катастрофе. Если подобная угроза всё же прогнозируется выше критической вероятности, программа рисует совершенно обратную картину мира – когда всё хорошо, всё удовлетворительно и, конечно, нечего бояться. И естественно, человек хитрее своей безопасности: так, наш преподаватель защитил докторскую, предугадав, правда, не масштабные военные действия, а аварию на атомной электростанции.

Показатель военных операций был также приближен к неокруглённому нулю, как в начале, но не это меня смущало: принцип операторского гуманизма раскрывался также как запрет на любой запрос о смерти и (или) тяжёлой болезни оператора за устройством, – но минуту назад я лежал с половиной желудка!

Я захотел проветрить. Лбом прижался к стеклу, разбирая спящих мух, попутно разглядывая уходящих незнакомых мне людей. Как, наверное, хорошо быть ими – просто быть, скрыться за углом и исчезнуть, пока снова не увидимся здесь… Приходится быть узником нерешённой проблемы, пока не приму достойное решение. Кажется, стал представлять собой ту шахматную фигуру, о которой противник с улыбкой говорит: «Заперта, ею нельзя ходить!».

Чего жду? Нужно собраться – и подумать. Я сел за первую парту, честно, уже побаиваясь подходить к устройству. Розыгрыш? Но таких умников, способных перезаписать программу, у нас в институте не было. Сбой? Вся система со всеми оговорками работает хорошо, ошибки не выданы. А если не розыгрыш и не ошибка, как поступить?

О моей смертельной болезни программа явно врёт – искажая реальность, так же, как и с угрозой исчезновения человечества. Но как эти две крайности могут транслироваться одновременно?

Снова за столом. Запускаю в третий раз.

…наш город. Ручьи понесли снега, ласточки свили гнездо. Дети лежат на асфальте и обводят друг друга мелком. Параллельно я пытаюсь открыть файл, с которого запустил программу. Общий доступ закрыт!

Кажется, весь город вышел на улицу. Скоро выясняется, что больше нет обязательной работы: каждому человеку и гражданину теперь выдаётся приличный базовый доход, а если вдруг оказывалось мало, можно взять кредит с минусовым процентом или накопить социокультурные баллы: за общение с друзьями, оставшимися коллегами, знакомство с девушкой, парнем, просто вежливое общение с людьми и животными – всем начислялись баллы, которые в любой момент можно конвертировать в валюту. Вместо работы все играют в игры, а кому не интересно, смотрят кино или сериалы, или ведут блоги. Дарили баллы за здоровый образ жизни: все, кого я только успел увидеть, ходили как-бы пританцовывая, поздравляли друг друга без разбора, пропевая гласные (видимо, пропаганда культурного волонтерства). На каждой крыше рядом с эко-теплицами играла своя музыкальная группа. На руках не гаснут счётчики.

Тем временем робот подробно зачитывал, как использование нашего устройства нашло новое применение: всякого рода беззаконие, если речь не шла о рецидивах по особо тяжким преступлениям, каралась не самим наказанием, а только внушением наказания. Зачем оставлять человека на десять лет в тюрьме, если тоже ощущение он получает за час? Многие специалисты говорят, что это экономнее и гуманнее…

И чем больше я находился в этом причудливом месте, тем страшнее было ожидание найти себя. Стрелка словно разбилась о вкладку. Камера перелетела, будто на другой край света, и снова увидел прежнюю больницу. Уже стемнело, но свет почему-то включить забыли. Я уже не был один: рядом сидели родители. Мы втроём. Мама гладит меня по руке – и молчит. И папа молчит. Наверное, мы уже всё друг другу рассказали, и просто проводим время вместе. Тут звонок на телефон отца. Он кивает и говорит маме собираться. В окне по остаткам снега прошла машина. Начинают быстро прощаться, говорят, чтобы я был сильным, чтобы скорее выздороветь. Я, что лежу на кровати, больной, соглашаюсь, а глаза у самого – красные. Неловко рука берёт маму за руку. Ударил ток. Держим друг друга недолго, секунд пять. Папа спрашивает, включить ли мне свет – говорю, что не надо. И вот остался один. Я, что на кровати, лежу напротив окна и никуда не смотрю. Как оператор, я вижу, как родители медленно спустились, вышли на задний двор, поддерживая друг друга, до машины, и мама как-то уставши плачет, без лишних движений – морозный ветер сбивает слёзы. И хочется крикнуть им: «Забыли! Я буду долго ждать – не оставьте меня, не забывайте..!».

Четвёртый раз. Программа окончательно зависла, и у меня больше нет возможности продолжить.

Начал думать: если выбранный мною файл был прописан таким образом, чтобы я увидел всё выше сказанное, защитная программа этого бы не допустила. Выходит, это не ошибка, а алгоритм самого устройства