Пираты Каллисто - Лин Картер

Я упоминал, что рукопись написана от руки, и это правда, но написана чем-то, что мне незнакомо. Не шариковая ручка, не файнлайнер, даже не старомодная ручка с чернилами. Больше всего похоже на птичье перо, отточенное острым ножом.

Я подумал о пере потому, что качество письма периодически ухудшается, как будто перо тупится; тогда капитан Дарк либо брал новое перо, либо зачинивал старое. Несколько страниц все идет четко и ясно, потом буквы начинают расплываться, потом снова становятся четкими и ясными.

Не менее странны и чернила. Похоже, они домашнего изготовления: ни одна фирма не пустит в продажу такие мутные и неоднородные чернила.

Рукопись состоит из пятидесяти листов этого странного пергамента, или папируса, или еще чего-то; каждый лист с обеих сторон исписан мелким аккуратным почерком, почти без полей; листы почти квадратные, десять на двенадцать дюймов. Странный размер. Обычно продается бумага размером восемь с половиной на одиннадцать дюймов. Например, в моей машинке сейчас именно такая бумага. В свое время я видел рисовую японскую бумагу, она меньшего размера — шесть на восемь дюймов, если я правильно припоминаю. Но все это не столь важно. Я как будто избегаю главных вопросов. Вот они.

Что же это за история — правда или вымысел, роман?

Существует ли затерянный город Арангкор?

Существует ли среди древних руин в Камбодже странный источник, выложенный молочным гагатом, — источник, загадочным образом связывающий миры?

И неужели сейчас, в этот момент, американец на Каллисто, спутнике Юпитера, сражается против могущественных врагов, пытаясь спасти женщину, которую любит?

Правда — или вымысел? Факт — или фантазия? Правдивый рассказ о самом удивительном приключении — или просто забавный и захватывающий роман, написанный в стиле моих собственных выдумок?

Я рассказал все, что знаю, о происхождении этой удивительной книги. А что касается ответов на перечисленные мною вопросы, боюсь, мы их никогда не получим.

Глава первая

Забытый город Арангкор

То, что самые значительные и памятные исторические события часто возникают из-за мелких и обычно никак с ними не связанных происшествий, факт, который я могу подтвердить из собственного опыта.

Четыре последних месяца — насколько я здесь могу судить о времени — я живу в необычном мире, окруженный тысячами врагов и бесконечными опасностями, сражаясь, чтобы завоевать место рядом с самой прекрасной женщиной двух миров.

И все эти приключения, все эти чудеса и ужасы происходят по одной причине, и причина эта — кусочек грязи размером в половину моего ногтя.

Я медленно и с трудом вывожу буквы птичьим пером и самодельными чернилами на куске грубого пергамента и не перестаю удивляться непонятному тщеславию, которое заставляет меня описывать свои невероятные приключения. Начинаются они в забытом городе в глубине непроходимых джунглей Юго-Восточной Азии и продолжаются на невероятном расстоянии в триста девяносто миллионов миль космического пространства в причудливом чужом мире. И весьма вероятно, что никогда никто не прочтет мой рассказ.

Но я пишу, побуждаемый необъяснимым стремлением, рассказываю о чудесах и загадках, которые я, единственный из всех жителей Земли, испытал. А когда мой рассказ будет закончен, я помещу его в Ворота в надежде, что рукопись, состоящая исключительно из органического вещества, сможет перенестись через неизмеримое расстояние в космосе к отдаленному миру, в котором я родился и в который никогда не вернусь.

В ночном небе в определенные периоды, когда внутренние луны по другую сторону нашего центрального светила и звездное небо ясны, я могу (мне кажется) разглядеть Землю. С этого расстояния она кажется далекой ничтожной голубой искоркой, крошечным огоньком, затерявшимся в черноте бесконечной пустоты. Неужели я действительно родился и прожил свои первые двадцать четыре года на этой голубой искорке или та жизнь была сном, и я провел все свои дни в этом странном мире — на Танаторе? Пусть решают этот вопрос философы, а я лишь простой солдат.

Но я хорошо помню своего отца. Высокий человек со строгим лицом, мощного телосложения, с нахмуренным лбом и густыми черными волосами. Звали его Мэтью Дарк; шотландец из Эбердиншира, инженер по профессии и бродяга по склонности, он странствовал по всему миру в поисках радости жизни, ее богатства, ее красок, которые всегда ускользали от него и манили за горизонт.

От него я унаследовал свой рост: как и он, я выше шести футов; от него также и моя сила, я всегда считался силачом, выносливым и стойким. От матери у меня светлые волосы и голубые глаза, в которых нет ничего от сурового шотландца. Мама из Дании, из города, название которого я не могу произнести. Она умерла, когда я был совсем ребенком. Я помню только ее нежный мягкий голос, милое улыбающееся лицо, склонившееся ко мне, прикосновение мягкой руки. И, кажется, вижу ее смеющиеся голубые глаза, спокойные, глубокие и искрящиеся, как озера ее родины, вижу блеск ее золотых волос, завитых в густые пряди, — увы, это только отрывочные воспоминания, обрывки прошлого, которые я никак не могу полностью восстановить и связать.

Цвет волос и глаз — единственное, что она дала мне, не считая самой жизни. Но странно, что этим я обязан ей вдвойне: именно из-за светлых волос и голубых глаз меня пощадили, когда я попал в свирепые нечеловеческие руки воинов-ятунов. Но я забегаю вперед.

Если матери я вдвойне обязан жизнью, то отец дал мне имя — Джонатан Эндрю Дарк. Он строил большую гидроэлектростанцию в Дании, когда встретил мою смешливую голубоглазую маму, полюбил ее и женился на ней. Она уехала с ним в Южную Америку к месту его новой работы: инженер едет туда, где его ждет работа, ведь у бродяг нет дома. Так и получилось, что, хоть мать моя датчанка, а отец шотландец, сам я натурализованный американец, а родился в Рио.

Мало что можно сказать о моем детстве. Вернее, не стоит говорить, потому что все это не имеет отношения к саге о моих приключениях в фантастическом мире, который стал моим домом. Тропическая лихорадка унесла мою маму, когда мне было только три года; отца я видел редко, он то строил дорогу в Перу, то дамбу в Боливии, то мост на Юкатане. Но когда смерть унесла маму, я стал постоянным спутником отца. Чопорные респектабельные люди были бы шокированы при мысли о нежном ребенке в суровом окружении лагеря в джунглях, но я расцветал в этой грубой возбуждающей жизни, и именно ей я обязан своей любовью к опасности и приключениям, потому что я видел зеленые душные пространства Матто-Гроссо прежде, чем нашел школу, и познакомился с опасными веревочными мостами в высоких Андах до того, как постоял на мощеной городской улице.