Пираты Каллисто - Лин Картер

Наука презрительно усмехнется при этом объяснении. Но я никак иначе не могу объяснить необъяснимое.

Теперь я смутно ощутил страшный холод, сверхарктический холод, какой может быть только в межзвездном пространстве.

Потом мгновения полной черноты.

Ощущение невероятной скорости, как будто я движусь быстрее скорости света.

Холод проникал глубоко, тьма сомкнулась вокруг меня, я летел метеором на немыслимой скорости через немыслимые пространства.

Мне показалось на мгновение, что я увидел нечто необыкновенное — колоссальный шар, опоясанный коричнево-красными огненными лентами, с циклопическим огненным глазом!

Холодная мертвая неровная скала устремилась мне навстречу, как замерзший безвоздушный спутник какого-то планетарного гиганта.

Мгновение я смотрел вниз — или вверх? — на расколотые замерзшие черные скаты, долины, покрытые голубым метановым снегом, на рваную ледяную поверхность, на которой человек не может прожить ни секунды.

Потом изображение этого шара, несущегося с невероятной скоростью, расплылось.

Изменилось, претерпело чудесное превращение.

Я на мгновение увидел густые джунгли, блестящие реки, покрытые снегом горные вершины, сверкающие варварские города и в следующее мгновение почувствовал, как стены Вселенной смыкаются вокруг летящей огненной мошки, которой был я сам.

И больше я ничего не помню.

Глава третья

Мир множества лун

Природа во многих смыслах — милосердная мать. Когда плоть ее хрупких детей получает невыносимое потрясение, природа благословляет их беспамятством.

Я медленно приходил в себя.

Тело и душа онемели, апатия вяло несла меня на своих волнах. Долго я просто лежал, ни о чем не думая, ничего не ощущая, в тяжелом оцепенении, как после сильного наркотика. Я лежал на спине на каком-то гладком холодном камне и смотрел на светила в тускло-золотом небе. Сонно смотрел на три сверкающих луны в небе надо мной.

Какое-то беспокойство внутри не давало мне покоя. Как хорошо лежать неподвижно и тупо! Я постарался оградить сознание от вторжения непрошеных мыслей и продолжал завороженно смотреть на великолепное золотое небо, украшенное тремя лунами, окруженными золотистым паром, — теперь я видел, что это нечто вроде пара: ползущая пленка тускло-золотистого цвета скользила и завивалась над моей головой, как пена на поверхности потревоженного пруда или как многоцветные арабески нефти на тротуарах Нью-Йорка.

Но все же что-то в этом небе продолжало тревожить мое безмятежное полусознание. Небо не должно быть золотистого цвета, решил я. У него другой цвет. Голубой?

Не могу вспомнить.

Но еще более определенно я понял, что наверху, в этом странном небе, не может быть трех лун. Особенно таких, как эти. Луна должна быть бледно-белой, а не как эти три чудовищных шара: один — холодно зеленый, второй — тускло-красный, третий — сверкающая смесь лазури и серебра.

И тут я сразу пришел в себя, как будто на мое обнаженное тело обрушился поток ледяной воды…

На обнаженное тело?

Я невольно взглянул на себя и обнаружил, что гол, как новорожденный. Посмотрел вокруг и увидел, что лежу на широком диске из молочного гагата, окруженном травой с толстыми мясистыми листьями алого цвета, цвета свежей крови…

Золотое небо — три луны — алая трава!

С нечленораздельным криком я вскочил на ноги и пошатнулся, с трудом удержавшись от падения. Тело онемело, как будто в нем не было кровообращения. Но тут кровообращение возобновилось, и во всем теле я ощутил болезненные уколы. Я с трудом добрался до края кольца и упал на пружинистую траву невероятного алого цвета.

Тяжело дыша, с колотящимся сердцем я дико смотрел вокруг себя.

От сна без сновидений я очнулся — в этом кошмаре!

Гагатовый диск окружен девятью высокими монолитами — столбами черного гладкого камня без всяких украшений. Во все стороны простиралось поле, густо заросшее алой травой с мясистыми листьями. С одной стороны поле понижалось к журчащему в пятидесяти ярдах ручью.

За спиной и справа от меня обзор закрывала сплошная стена растительности — густые джунгли, но подобных джунглей я никогда не видел. Стволы и ветви, даже самые тонкие веточки, абсолютно черные, черные, как бархат, и форма у них изогнутая, узловатая, какой не может быть ни у одного земного растения.

А листва опять-таки невозможно, невероятно, фантастически алая!

Странная ужасающая картина подозрительной красоты, подобно видениям художника вроде Иеронима Босха или Ханса Бока.

Но это реальность! В этом я не сомневался. Каждая деталь этой невероятной картины вырисовывалась ясно и четко в тройном сиянии невозможно огромных, фантастически окрашенных лун. Ни сон или видение, ни иллюзия или галлюцинация не могут объяснить столь детально реальную картину.

Я лежал, мое ошеломленное сознание пыталось справиться с увиденным, и тут мне в голову пришла еще одна мысль.

Может быть, я умер? И этот странно прекрасный и чуждый мир и есть жизнь после смерти? Я язвительно расхохотался. Возможно… возможно… Но если это так, религии всего мира заблуждаются в описании посмертного существования, потому что это странное место с чудовищными деревьями, золотым небом с тремя лунами, с алой растительностью не ад, и не чистилище, и не рай.

Не похоже оно и на Валгаллу или какой-нибудь другой миф, описывающий то, что за пределами жизни и смерти.

Эти первые мгновения своей жизни на поверхности Танатора (я впоследствии узнал, что так туземцы называют свой странный мир) я вспоминаю с трудом. Но в одном я уверен: ни на мгновение я не усомнился в своем здравом рассудке. Ни разу не подумал, что то, что я вижу, не реальность, а результат какого-то сна или галлюцинации.

Я знал, что я жив, в здравом уме и что окружающая меня картина реальна, это не проявление умственного расстройства или попытка ухода от действительности. Я чувствовал прикосновение алой травы к ступням ног, ощущал тепло солнечного света (или того, что принимал за солнечный свет); легкий ветерок шевелил пряди светлых волос, упавшие мне на лоб, и невидимыми руками прикасался к моему нагому телу. В ноздри вливался запах растительности, какого я раньше никогда не ощущал. Уши слышали легкий шелест листвы, журчание ручейка, покашливание какого-то существа в джунглях.

Этот мир реален. И я — как бы я тут ни оказался — я здесь.

Я с любопытством осмотрелся.

Вся одежда с меня исчезла. Даже белье, носки, ремень от часов, кольцо на указательном пальце правой руки (его в какой-то далекий день рождения мне, мальчику, подарил отец) — все исчезло.