Малышок - И. Ликстанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Русские мы, ясно… А у нас и манси-вогулы есть.
- При чем тут манси? Зачем ты меня путаешь?
Конечно, манси были ни при чем, и Костя шмыгнул носом.
- Чем родители занимались?
- Батя когда-сь золото мыл.
- Много намыл? Пуд или вагон?
- Что ты - пуд! Ему фарта не было. Мне и то боле везло.
- А там у вас золота много?
Этот вопрос задал паренек с бледным лицом, тот, который только что жевал хлеб. Его темные глаза, устремленные на Костю, стали очень большими и светились любопытством.
- Не мешай, золотоискатель! - сказал Миша. - Видишь, люди делом заняты.
Они вернулись к анкете. Оказалось, что на некоторые вопросы отвечать совсем легко - нужно только ставить черточки. Партийный стаж - черточка. Это значит - нет стажа. Ученая степень, участие в выборных органах, служба в армиях - черточки.
- Кто тебе родной? - спросил Миша.
- Митрий на фронте. Брат он мне… А еще дядя. Я к нему приехал, а он… тоже на фронте.
- Почему же ты не написал ему, прежде чем ехать?
- А почем я знал, что он на фронте!
Услышав этот удивительный ответ, Миша убежденно заявил:
- Нет, ты определенная ворона!
Новая «ворона» переполнила чашу. Глаза Кости налились слезами, губы задрожали. Написав: «Больше никого нет», Миша сказал в утешение:
- Не кисни, Малышок. Поступишь на завод - не пропадешь. Вот только лет тебе мало… Ну ничего. Может быть, не заметят. Подпишись, сдадим анкету - и обедать.
Так на одном из военных заводов, который не имел имени, а имел только номер, появился рабочий Малышев.
В те дни на Урал приезжали тысячи эвакуированных рабочих. Были среди них и воспитанники ремесленных училищ, и просто подростки, потерявшие родителей в военной грозе. Шли на заводы и молодые уральцы, чтобы помочь фронту своим трудом.
- А я из города Харькова, с реки Лопань да Нетечь, которая хоть лопни - не течет, - сказал Миша. - Не успел вот ремесленное училище кончить… - Он помолчал, лицо его затуманилось. - У меня отец, мать в Харькове остались. Боюсь за них… Фашисты там. А ты что думаешь… - И он отодвинул тарелку, не доев картофельное пюре.
Это было, когда они с Костей обедали в столовой. Работница, сидевшая за их столом, вздохнула:
- Сейчас у всех что-нибудь такое есть.
И Косте тоже показалось, что пюре горькое.
ДВА В ОСТАТКЕПо окраинной улице, растянувшись цепочкой, шли подростки с чемоданчиками, баулами, рюкзаками. Они громко делились наблюдениями:
- А тут совсем как деревня.
- И дома все деревянные.
- Трамвай здесь не ходит…
Шумную процессию вел маленький озабоченный человек, размахивая портфелем. Он останавливался то у одного, то у другого дома и, заглянув в список, командовал: «Давай трех мальчат!… Два мальчика!… Пятерку!…» Отобрав сколько требовалось подростков, он уходил с ними в дом и через минуту появлялся снова. Когда процессия стала коротенькой, он крикнул: «Давай семерых!» - открыл очередную калитку и, пропуская ребят во двор, сосчитал:
- Один мальчик, два мальчика… Семь мальчиков! Восьмого пока не нужно. Восьмой подожди!
Седьмым был Миша Полянчук, а восьмым - Костя Малышев. Калитка захлопнулась перед его носом.
- Этот со мной! Он со мной хочет устроиться! - зашумел Миша.
- Не мешай, парень! - осадил его провожатый. - Ступай в дом!
С беспомощным видом Костя посмотрел на мальчика, который прислонился к телеграфному столбу, засунув руки в карманы черного потрепанного пальто. Продолговатое бледное лицо было спокойно, а глаза чуть-чуть улыбались Косте.
- А нас куда? - спросил Костя растерянно. - Тут и улице конец.
- Испугался? - усмехнулся мальчик. - На улице не бросят. Может быть, вместе устроимся, - предположил он, подумал и добавил: - Я против ничего не имею. Ты мне пригодишься.
Что это означало? Но калитка открылась, и появился провожатый, весело размахивая портфелем.
- Совершенно правильно, бухгалтерия сошлась, два в остатке, - отметил он. - В самый раз! Пошли, ребята, ножками-ножками!
- Не кисни, Малышок, все равно я перетащу тебя в наше общежитие! - крикнул Миша, выглянув из калитки.
- Ладно, ладно! - усмехнулся провожатый. - Ишь командир объявился! Не на плохое пареньков веду…
За большим пустырем и за холмиком было продолжение улицы. Здесь расположился новый выводок домишек, которые еще не успели одеться: один без забора, у другого крыша не закрыта с торцов, третий нацепил ставни только на половину окон. Дом, к которому они подошли, имел и забор с карнизом, и ворота с козырьком, и лавочку на толстых бревнышках.
Спустя минуту в просторной, светлой кухне этого дома открылось совещание. Решающий, но приветливый, певучий голос принадлежал старушке с круглым, добродушным лицом.
- Уж думала, раздумала да и снова надумала, - говорила она, улыбаясь гостям. - Пускай молодые люди у нас живут. Только смотри, Яков Семенович, если ребятки балованные, так ты их сразу забери: Катюша на меня беда как рассердилась, зачем мальчишек пускаю. Мальчишки, мол, всегда озорные. - Она вздохнула и добавила: -А дровец скорее доставь, Яков Семенович. Мой Вася заготовить на зиму не успел. Уж холодно стаёт, топить надо, а у меня дров - сам видел: раз обогрелся да и заговелся.
- Не беспокойтесь, Антонина Антоновна, дрова на этой неделе лично заброшу, семью фронтовика не заморозим. А что касается ребят, так это не от меня зависит. Директор приказал всех девочек поближе к заводу расселить, а мальчиков на Нагорную улицу. Выбрал я для вас постояльцев, которые сзади плелись, в глаза не прыгали, да кто их знает - может, в каждом полтора беса сидит. Так вы с ними, в таком случае, построже…
- Куда уж мне! - отмахнулась Антонина Антоновна. - С внучкой и то управиться не могу. Забрала в голову школу бросить, на завод поступить, фронту помочь, а сама только от гриппа встала. Тетка в лесничество ее зовет, молочка попить, так куда там - нипочем слушать не хочет…
- Да, Екатерина Васильевна - барышня характерная, - подтвердил Яков Семенович, расправил кепку, натянул ее на лысую голову и заторопился: - Смотрите же, ребята! Попали вы в интеллигентный дом и ведите себя без скандала. По дому помогайте - воды там принести или дров, обратно, наколоть. Мужчин, кроме вас, в доме нет… Ну-с, до свидания, рассиживаться некогда. Народ со всей России прибывает. Наш коммунально-жилищный отдел с ног сбился - новых работников устраиваем… - Усмехнувшись, он легонько хлопнул Костю по спине: - Эх ты, работничек, богатырь труда! Интересно, чего наработаешь…
Он ушел. Косте стало тоскливо. Приуныл и другой мальчик, опустил глаза и нахохлился.
Антонина Антоновна не торопилась стучаться в сердца маленьких жильцов - она только спросила, как их зовут. Костя едва слышно назвал себя, а его сосед, не поднимая глаз, пробормотал:
- Всеволод Булкин…
- Что же, Костя и Сева, посмотрите, где жить будете.
В БОКОВУШКЕЭто была просторная боковушка с бревенчатыми нештукатуренными стенами. Дверь в нее вела из сеней. Два деревянных топчана, покрытых серыми одеяльцами, столик и табуретка - вот и вся обстановка. Антонина Антоновна рассказала мальчикам, что боковушку пристроил к дому ее сын Василий Федорович Галкин, чтобы в тишине писать диссертацию по своей специальности. Да вот не пришлось Васеньке стать кандидатом технических наук - ушел воевать, и пристройка опустела.
- А нательное бельецо у вас есть? - помолчав, спросила она. - Покажите-ка, сынки…
В узелке, развернутом Костей, оказались длинноухая шапка из молодого оленьего меха, полотенце и алюминиевая кружка; Сева вынул из баула пару трикотажного белья, летние белые туфли, голубое кашне.
- Голь перекатная! - вырвалось у старушки. - Дождем шито, ветром подбито…
- Я не голь! - сердито блеснул глазами Сева. - Мы в Каменке жили не хуже, чем вы.
- Папаша-то что делал?
- Агроном эмтээс! - с гордостью ответил Сева и тихо добавил: - А теперь он красный партизан против фашистов.
- А мамаша где? - нерешительно спросила Антонина Антоновна.
- В Каменке, - отрывисто проговорил Сева, отвернулся и стал приводить в порядок баул, а когда старушка, вздохнув, ушла, он заочно продолжил спор: - Конечно, они хорошо живут, а все-таки пускай не гордится. Подумаешь, голь! У них в гостиной мебель под чехлами, фикусы большие… Я из кухни видел. А у нас тоже так было, даже лучше… Только шкуры медвежьей на полу не было, потому что на Украине медведи не водятся. - Он посмотрел в оконце и нашел крупный изъян в хозяйстве: - Сеновал у них без сена, коровы, наверное, совсем нет, а у нас две сразу было. Вот вам и «голь перекатная»…
- И собаки нет, - добавил Костя. - У Митрия тоже две было.
- Две коровы?
- Не, собаки… Муська да Кусачка.
После всех происшествий этого дня Костя размяк, острые блестящие песчинки закололи глаза. Он протер их кулаком, зевнул, ощупал поясок брюк, убедился, что «свин-голова» и тамга - его богатство и гордость - не потерялись, разделся и лег. Он лег на жесткий тюфячок, укрылся шершавым одеяльцем, и это ложе показалось ему таким теплым, таким-мягким… Тотчас же сон прильнул к нему и погасил все думы. Костя заснул…