Малышок - И. Ликстанов

На заводе Леночку звали Ойкой, потому что она всегда ойкала, будто пугалась.

- Ой, похоронная процессия тихим шагом в белых туфлях идет! - ойкнула она, увидев Севу и Костю.

Костя поставил тележку возле кучи мелкой стружки и вынул из коробка железный совок.

- Наконец-то явился! Целый год ждать нужно! - сказала Катя. - Удивляюсь, - продолжала она, ловко зажимая заготовку-трубку в патроне станка, - почему ты работаешь за Булкина-Прогулкина?

- Они друзья! - прыснула Леночка. - Один друг на другом катается.

- Чего вяжетесь! - не стерпел Костя.

- Совершенно правильно, нечего за него заступаться, если сам не понимает, что он раб-слуга Прогулкина, - сказала Катя. - Можешь даже его белые туфли зубным порошком чистить…

- А зубы - гуталином, - прыснула Туфик.

Это было глупо, но Костя почувствовал себя уничтоженным. Однако пытка его только начиналась.

- Ужасный резец! - небрежно заметила Катя. - Опять села режущая кромка… Придется заправить.

Намерение Кати так поразило Леночку, что она сняла очки в широкой черной оправе и стала их протирать.

- Ой, ты же не умеешь заправлять резец! А если мастер увидит?

- Мастер на совещании у директора, - сказала Катя и направилась к крайней колонне, возле которой стоял наждак.

Что-то очень острое вонзилось в сердце Кости. Они с Катей поступили на завод одновременно, но Катя уже самостоятельно заправляет резец, а он убирает стружку у ее станка. Вот она включила рубильник. Наждачный круг быстро завертелся, отбрасывая капельки воды. Вот она, наморщив лоб, крепко прижала к черному блестящему наждаку резец, и вверх ударил фонтан белых искр. Казалось, что девочка схватила за голову длиннохвостую комету. Вот, остановив наждак, Катя тронула пальцем горячую кромку резца, удовлетворенно кивнула головой, вернулась на место, напевая, зажала резец и пустила станок.

Настал торжественный момент. Сейчас резец коснется вращающейся заготовки, покажется маленький серый дымок, завьется стружка, а на трубе-заготовке блеснет серебряная дорожка. С каждым оборотом заготовки дорожка будет становиться все глубже, и резец пройдет сквозь стенку заготовки.

Вместо скрипа врезанного металла раздался противный визг, что-то хрустнуло. Головка резца - пластинка из стали-быстро-реза - исчезла, точно ее не бывало.

- Пережгла! - с ужасом выдохнула Леночка.

Случилась беда. Катя беспомощно улыбнулась. Никогда еще Костя не видел девочку-задаваку такой жалкой. Это почти испугало его, и тотчас же та пропасть, которая разделила их с первого дня знакомства, закрылась. Нужно было немедленно что-то сделать, чтобы Катя не улыбалась так жалко. Нужно было помочь, не рассуждая, как он помог бы тонущему человеку…

Когда в пролете появился мастер Герасим Иванович, станки работали, а Костя кончал уборку. Все, по-видимому, обстояло благополучно, но по лицу мастера ребята поняли, что дело плохо. Заложив руки за спину, Бабин бросил взгляд на резец Леночки Туфик, подошел к станку Кати, посмотрел и крякнул. Щеки Кати запылали, голова склонилась низко-низко.

- Останови! - сказал старик.

Нажав красную кнопку «стоп», Катя замерла.

- Правду, значит, мастер второй бригады сказал, что здесь кто-то наждак гоняет. Ты куда свой резец девала? Где этот взяла? Сожгла резец? Кто позволил резец заправлять? Богатые мы стали - инструмент по глупости жечь! Чего молчишь? - прикрикнул Герасим Иванович.

Синие, полные стыда глаза смотрели в сторону Кости. «Что делать? Что делать? Я, конечно, не выдам тебя, но я не знаю, что делать!» - отвечал он взглядом.

- Инструмент портишь, да еще и прячешь, - очень тихо сказал мастер. - Не скажешь - в уборщицы переведу! Не посмотрю, что отец на фронте.

Костя разгреб мелкую стружку в коробке, вытащил испорченный резец и протянул мастеру. Старик перевел на него взгляд.

- На пару, значит, мастера обманули? - с угрюмой насмешкой отметил он и повернулся к Леночке Туфик, которая притворилась, что поглощена работой: - А ты думаешь, твое дело сторона? Останови!

Выключила станок и Леночка.

- Где Галкина новый резец добыла? - продолжал следствие Бабин, переводя взгляд с Кости на побледневшую Леночку и обратно. - Где стащили?

- Мне токарь Стукачев из второго цеха дал! - выпалил Костя.

- Та-ак! Вся троица за мной ступай!

Ребята отрывались от работы и, глядя им вслед, шушукались. Случилось что-то очень серьезное. Мастер был мрачнее грозовой тучи, а его свита готова была провалиться сквозь землю.

Герасим Иванович присел на свой столик в конце цеха, сложил руки, посмотрел на Катю, Лену, Костю, и его взгляд оставался жестким, на кого бы он ни глядел.

- Не допущу я этого, Галкина! - отрезал он. - Если каждый начнет инструмент портить, скажи, что будет? А то будет, что производство станет. А ты еще и врешь своему мастеру, пакость прячешь! - воскликнул старик, хлопнув ладонью по столу, и густо покраснел. - Хотел тебя с нарезки колец на расточку поставить, разряд досрочно дать, а теперь подождешь, Галкина… Ступай к станку!

Удар был сильный. Катя хотела что-то сказать, не нашла слов и, еле волоча ноги, понурившись, пошла на место.

- Ты зачем за станок просился? - услышал Костя вопрос. - Зачем хочешь токарем стать? Фронту помогать?

Костя кивнул головой.

- Ты сегодня фронту пособил? Нет, ты ему сегодня определенно напортил. Помог ломщику: пакости, мол, и дальше, а цех пускай без резцов посидит, меньше боевой продукции даст. Придется тебе, Малышев, в подсобных ходить, пока сознательным не станешь.

За колоннами, чтобы никому не попасться на глаза, Костя прошел к своей тележке. Катя стояла возле стены, закрыв лицо руками. Конечно, Косте было очень жаль себя, но еще больше он жалел Катюшу, чувствовал, что должен ей что-то сказать, но не знал, что именно.

В дверях термического цеха показалась Нина Павловна. Катя быстро подошла к станку.

- Катя, - нерешительно окликнула ее Нина Павловна, - мне только что сказал Сева, что ты вчера вынула из ящика письмо… Я уже третий день в цехе. Может быть, пришло письмо и для меня, ты не знаешь? Антонина Антоновна ничего не слыхала?… А что пишет папа? Почему ты расстроенная? С ним ничего не случилось?

- С папой ничего не случилось, - ответила Катя и отвернулась от нее.

Она пустила станок и, упрямая, будто ледяная, погрузилась в работу.

Послышался мужской голос:

- Товарищ Галкина!

Пришлось Косте снова отступить за колонну. Он старался не попадаться на глаза директору завода, потому что директор был строгий и озабоченный. Казалось, что этот коренастый небольшой человек в мохнатом пальто все что-то ищет в цехах, не может найти и сердится; его глаза так и постреливали острыми огоньками, а голос был отрывистый, требовательный.

- Сколько сегодня? - спросил он коротко.

- Четыре или пять из десяти, - ответила Нина Павловна виновато. - Опыт обходится слишком дорого, Лев Борисович. Признаться, меня это мучает, и я думаю…

- Мы не имеем права отказаться от полной проверки вашего предложения, - остановил ее директор. - Если ничего не дает нагрев «рюмки» в соли, переходите на свинцовую электрованну, но не опускайте рук. Вы коммунистка. Вы должны дать образец борьбы за новую технику. Кстати, первое же заседание партбюро будет посвящено задачам технического прогресса. Обсудим вопрос о транспортере Балакина для уборки стружки, о вашем способе закалки «рюмки»… Наш новый парторг обещает, что парторганизация завода возьмет это дело под свое наблюдение. Приготовьтесь сделать сообщение на заседании бюро.

- Даже страшно становится, - вздохнула Нина Павловна.

- А вы не нагоняйте на себя страху, - вдруг усмехнулся директор. - Уверен, что эту задачу вы решите. Вы ученица лучшего термиста города, Василия Галкина, вы должны справиться… Да и парторганизация поможет. Новый парторг крепко берется за дело - фронтовик, ничего не скажешь… А теперь отправляйтесь домой отдохнуть. Но сначала посмотрим, как идет) монтаж электрованны.

Старшие отправились в термический цех, Костя снова взялся за тележку, а Катя, занятая своими думами, даже не посмотрела на него. И хорошо! Только что он пожертвовал бы всем, чем угодно, чтобы успокоить, ободрить ее, а теперь сердился на «принцессу».

Почему? Вернее всего, Костя не хотел видеть Катю такой, какой она показала себя при разговоре с Ниной Павловной.

Да, Нина Павловна была мачехой Кати. Бабушка, Антонина Антоновна, рассказала Косте, что Василий Галкин женился на Ниночке Пестряковой перед самой войной, спустя два года после того, как умерла его первая жена, мать Катюши. Все говорили, что Катя будет расти возле умной и доброй женщины, но она твердила, что отец не должен был забывать мамочку, и не хотела иметь ничего общего с Пестряковой, как она продолжала называть Нину Павловну.

По мнению Кости, она поступала нехорошо, неправильно и зря обижала хорошего человека.