Азраиль. Спустись с Небес! Том 1 - Григорий Магарыч

— …ты был осведомлен о том, что люди, не обладающие кровью Богов и возглашающие себя ими — проклятые люди, — он не замечал моих эмоций; лишь невозмутимо продолжал. — Тебе было велено избавиться от разрушительной силы, но ты ослушался! Этого было мало, и ты стал сношаться с Богами!

С Богинями…

Мои изувеченные, измазанные кровью, губы медленно натянулись в ехидной, желчной улыбке. Время пришло. Ещё немного — и я всё исправлю.

Вассал, замечая в моём лице всё большее облегчение, яростно оскалился. Его глаза покрылись слезной пеленой, подбородок задрожал. Не сомневаюсь, я делаю ему больно, улыбаясь; но едва ли меня волнуют его чувства.

— Не улыбайся! — остриё алонского клинка Баронка вошло аккурат в мою ключицу с такой легкостью, будто воткнулось в зефир. Кровь брызнула из тела; я поморщился, но не убрал с лица улыбки.

…в это время Рафаил продолжал рисовать печать под моими ногами.

Если этот день и впрямь последний, я обязан забрать камень — сухо поглядел я вассалу в область лица, чувствуя жар в ступнях. На его шее висит часть того, что принадлежит мне.

Может, я и не вижу… зато отчётливо его ощущаю.

Заметив, куда направлено внимание, Баронк крепко схватился за камень. Думает, я позволю ему оставить себе свою силу. Я хмыкнул, но тут же осёкся, скользнув слухом по Высшему Богу.

Рафаил кивнул себе, поднялся на ноги — и сделал шаг назад. Прикрывая глаза, он приложил ладони к своей груди.

И передо мной, судя по жару, возникла широкая печать.

— Возрадуйся, Азраиль. Ведь пришло время убить тебя, пришла пора положить конец этой кровопролитной истории, — начал он более умиротворённо. — И будет грешен тот, кто оставит источник столь разрушительной, преступной и грязной силы в живых. Боги забрали у тебя Ауру, что делала бессмертным. И теперь они вправе забрать твою жизнь.

Я сам отдам эту жизнь, вот только заберу всех вас с собой.

— …твоя смерть станет первым шагом к достижению баланса во всем мире, Азраиль, — старик продолжал произносить приговор.

Я же… продолжал улыбаться, представляя, какой бы была Нейла… каким бы великим стал Феликс. Инстинкт самосохранения за последние годы давно не посещал меня, но дети приходили во снах каждый день.

Старец открыл глаза — я слышал даже это — и вслух прочитал молитву, щелкнув пальцами.

Идеальные линии под ногами Высшего разгорелись. Сработали фокусираторы, запуская последовательность.

И вспышка света затопила все вокруг.

Вот и всё…

Когда свет опал, вокруг меня всё исчезло. Лишь тонкий луч света, который стал рассеиваться, открывая совсем другую картину, но…

Едва ли это похоже на смерть.

Своим распятием они дали мне силу. И сила эта будет применена против них.

* * *

— Вот и всё, — протянул с волнением вассал и глянул на покровителя. — Всё в порядке, Всевышний? Вы ведь… убили его?

Стена, на которой ровно сотню Земных лет был распят Азраиль, на данный момент была пустой. Совершенно.

Покачивающиеся цепи и четыре сотни стержней из алонского сплава, вбитые в её поверхность — всё, что видел перед глазами Баронк Громовержец.

— Испепелил до атомов, — подтвердил старик; свалившись на колено, он прокашлялся. — Эта страница закрыта, Баронк. С этого времени Азраиля не существует. Мы сотрём из памяти смертных его образ, а за счёт его камня восстановим твою планету.

Уничтожить столь могущественное существо было безумием даже для Богов. Пришлось пойти на многое, чтобы использовать Печать Бога Смерти — одну из сложнейших печатей Семи Небес.

Баронк кивнул, убирая клинок за пояс. Он сделал шаг к пустым цепям, что безжизненно покачивались у пустой стены, и самодовольно хмыкнул, крепко держа у груди камень Азраиля.

Этот артефакт способен восстановить уничтоженный Андаман. Он способен сделать невозможное возможным.

— Сдох-таки, Азра… — но не прошло и секунды, как его улыбка померкла, а глаза наполнились страхом. — Почему… почему печать все ещё не?..

Он не смог договорить — застыл на полуслове и внезапно замер.

Яркая вспышка вновь озарила помещение, ослепив всех присутствующих в нём. Перед глазами возникло истерзанное долгими мучениями лицо; безглазое и беззубое — такое, что даже не снится в страшнейших снах. Это было лицо Азраиля, что смотрел на него кровавыми пустотами вместо глаз, с той же ехидной улыбкой.

— Это… невозможно.

Кисть Азраиля, на которой оставалось лишь два пальца, за долю секунды пробила грудь обездвиженного вассала и сорвала камень с его шеи, унося его с собой в неизвестность.

— НЕТ! — взвыл Рафаил, метнувшись в сторону вспышки, но тут же подкосился и, свалившись, прокатился по поверхности пола.

Вспышка погасла — и теперь на месте, где должен был висеть Азраиль, вновь никого не стало. Баронк же… взревел от ярости.

* * *

…война только начинается.

Точнее, я возвращаюсь в самое начало — во времена, когда всё только зарождалось.

Вспышка погасла.

Кричать и радоваться уже сотню лет как не входило в мои привычки, но… место, в котором я находился, всё же сменилось другим. Схожим с прошлым, но… абсолютно другим.

Видит Бог, это не Преисподняя! Я не погиб.

Гравитация, скорость мысли, зрение и боль. Ощущения вернулись, взрывая мозг старой и сильно забытой информацией; а в глаза ударил свет. Но не тот, что исходит от Солнца, Лютры и так далее — а тот, что отражает работоспособность полностью здоровых глаз.

Я поморгал — поначалу сложно, но потом привыкаешь — и закатил глаза от наслаждения.

Иди ты к чёрту, Рафаил, мои глаза видят!

Прошлую сотню лет я обитал в одной и той же комнате — в одном и том же положении. И уже начал забывать о том, как выглядит мир за её стенами, но сейчас… передо мной появилось что-то совершенно не похожее на темницу Седьмого неба.

Кто говорил, что Боги не плачут — пусть все горят в Аду! Я заплакал и бровью не дёрнул. Пусть льются слёзы, копившиеся сотню лет. Пусть соль покалывает глаза, которые видят. Пусть руки, почему-то очень хилые, трясутся от эмоций. Пусть боль в голове доставляет дискомфорт, а капля крови на пульсирующем виске стекает к подбородку.

Я буду плакать столько, сколько захочу. Они слишком долго заставляли меня улыбаться через силу.

Пришло время поплакать.

Наревевшись вдоволь, я стёр с лица слёзы, смешавшиеся с кровью. Прислушался и огляделся. Судя по всему, сидел в подвале с пробитой головой. Вполне обычно для меня в прошлом — парнишки, что ощущал столь жуткое давление со стороны ублюдка-отца.

Никакого освещения; тьма и сырость, наполненная сдавленными стонами, доносящимися откуда-то… издали.

Поднявшись