Испепелитель (ЛП) - Микки Нильсон (Нельсон)

Тихонечко открыв дверь, два мальчугана осторожно пробрались в комнату. Старший из них, рыжеволосый и с довольной ухмылкой на лице, оглядывался по сторонам, пока второй, младшенький, казалось, с радостью остался бы за дверьми. Но вместе они подошли к шкатулке, в которой покоилась зловещего вида темная сфера.

"Давай, коснись ее! Ты что, струсил?" - подначивал младшего наглый юнец. "Я не хочу прикасаться! Сам прикоснись!" - насупившись, отвечал паренек.

Столь "несвоевременно" вернувшийся Александрос Могрейн схватил обоих за вороты, тряхнул как следует и оттащил подальше от шкатулки. "Сколько раз я говорил вам? Сколько я должен вам повторять?!" - рявкнул он в праведном гневе. - "Сколько я говорил: не заходить в мою комнату! Не трогать мои вещи! И, прежде всего: не открывать шкатулку!!!" "Это Рено придумал!" - взвизгнул младший. "Ах ты, ябеда!" - озлобился тот.

"Тихо, Рено!" - властно прервал сына Александрос. - "Я разочарован, и, прежде всего - в тебе! Какой пример ты подаешь своему брату? Ладно, остальное, но сфера! Разве я не говорил тебе защищать Дариона? Разве не просил присматривать за ним?! Теперь - марш в свои комнаты! Оба!".

Выставив сыновей за дверь, Александрос удалился туда, куда так любил наведываться в тяжкие минуты. Под высоким деревом подле стоящего на отшибе особняка Могрейнов возвышалась надгробная плита, надпись на которой гласила: "Тут покоится Елена Могрейн, любимая жена и мать".

"Порой мне кажется, что они испытывают меня", - шептал Могрейн, обращаясь к безвременно усопшей супруге. - "Но, дорогая, ты бы гордилась ими. И удивилась бы, как они растут. Рено мне часто напоминает меня самого - такой же нахальный, упорный, задирчивый. А Дарион… Он больше пошел в тебя. У него твой спокойный дух. Даже теперь я вижу его в нем. Эх… Как же мне жаль, что ты не видишь, как он растет. Мне так тебя не хватает, Елена. Больше чем когда-либо. Мне не хватает твоей непоколебимой веры… Не хватает света, что плясал в твоих глазах… И я всем сердцем надеюсь, что на том свете ты обрела покой…".

Тихий монолог Александроса прервал подоспевший всадник в ливрее с гербом Лордерона. "Я вам не помешал, сир?" - тактично поинтересовался он, придержав коня чуть в отдалении. "Я просто занимаюсь садом, Фэйрбэнкс", - раздраженно соврал Могрейн. - "Как у тебя дела?". "Не очень. Тело человека не предназначено для многочасовой качки на спине у какой-то твари", - пафосно изрек Фэйрбэнкс.

"Ммм, да. Я слышал, что поездка на две мили от Столицы может оказатся… изнурительной", - съязвил Александрос. - "Какие новости?". "Мрачные вести из северных провинций", - разом посерьезнел Фэйрбэнкс. - "Хвори, смерть… Какая-то неестественная чума. Те, кто заболеют ею, умирают, и вскоре возвращаются, дабы разить живых. Эту нежить окрестили Плетью. Сам лорд Утер помогает принцу Артасу и леди Джайне Праудмур в попытка усмирить ее. Пока безрезультатно. Как ваш советник, выскажу свое мнение о том, что в случае необходимости нужно быть готовым принять меры". "Хм…" - Могрейн не слушал тревожные речи Фэйрбэнкса, думая о чем- то своем. "Сир?" - растерялся Фэйрбэнкс. "У меня есть одна мысль", - принял решение Александрос и рывком поднялся на ноги. - "Разговор, который я так долго откладывал. Возможно, время для него наконец настало".

Уже через пару дней в таверне города Старого Хиллсбрада на зов Могрейна собрался весь цвет ордена Серебряной Длани, как то чародей Доан, Аббендис, Исильен и Фэйрбэнкс.

"Доклады вырисовывают ужасную картину. Ряды Плети продолжают расширяться, пополняясь каждым убитым", - молвил последний, обращаясь к присутствующим.

"Ты всегда любил паниковать, Фэйрбэнкс", - не удержался, поддел товарища Аббендис. "Это не повод позволять застать себя врасплох", - резонно заметил Могрейн. - "Долг ордена Серебряной Длани - сделать все, что можно, чтобы устранить эту новую угрозу. Вот почему я созвал вас, братья".

"И ты хочешь сказать, что артефакт, о которым ты упоминал, и есть решение? Признаться, я удивлен что ты хранил его у себя все это время, Александрос, учитывая то, что он сделал с тобою", - высказался чародей Доан, выразив мнение большинства присутствующих. "Этот артефакт - что-то вне моего понимания, брат Доан", - признался Могрейн. - "Это живое воплощение тени… Пустоты. Но я верю - и верил всегда - что из него можно сделать оружие правосудия. В конце концов, может ли добро существовать без зла? А свет без тени? Они - две стороны единого целого, господа".

"Оружие справедливости? Бред, Могрейн!" - воскликнул Исильен. - "Это - орудие зла, и оно должно быть уничтожено! Если ты не можешь сам - я сделаю это за тебя". И, встав из-за стола, он направил поток энергий Света в сферу. Но ничего не произошло, и Свет даже не отразился от темного шара, а… попросту исчез.

"Он поглощает Свет! Разве я не говорил?" - невинно заметил Могрейн, чем крайне озадачил паладинов. А пока благородные мужи советовались, как им стоит поступить со столь престранной реликвией, этажем выше суетились Рено и Дарион, пытаясь расслышать разговор рыцарей. "Ты видел?" - в обиде выпалил Рено. - "Как мог отец не пригласить меня на совещание? Мое мнение ничего не стоит?". "Да замолчи ты, я пытаюсь расслышать", - перебил брата Дарион.

"Я настаиваю на том, что из сферы можно сделать орудие добра!" - горячо продолжал Могрейн, не желая сдавать своих позиций. "Она начинает светиться!" - воодушевленно заметил Доан. - "Возможно, во всем этом все еще есть смысл, Александрос. Это достойно, по меньшей мере, исследования. Помогите-ка мне провести один опыт".

Паладины, все, как один, призвали святую магию и направили ее на темную сферу. И тут произошло что-то совершенно непостижимое. "Его цвет… он меняется!" - воскликнули паладины, наблюдая, как сфера, цветом напоминавшая чистую Тьму, обретает мягкое и чистое сияние Света.

"Я чувствую в ней силу, но не такую, как прежде", - с истовой надеждой в голосе выдохнул Могрейн. - "Что-то изменилось. Как такое может быть? Я должен узнать… Я узнаю…" И с этими словами Александрос коснулся сияющей реликвии правой рукой, все эти годы причинявшей ему невыносимые страдания.

"Твоя рука!" - изумились паладины. - "Она исцелилась!" Могрейн поднял изувеченную руку, которая со дня битвы у Пика Черной Горы напоминала сгнившую длань давно усопшего мертвеца, и узрел, что теперь, второй раз коснувшись когда-то темного кристалла, она обрела совершенно нормальный и здоровый вид. Признаться, Александрос не удивился, ибо вера в чудо пребывала с ним все это время.

"Коснувшись его… Я ощутил, как Свет наполняет меня, как никогда ранее", - сбивчиво попытался объяснить пережитое Могрейн. - "И я слился с ним. Он исцелил не только мою руку, но нечто большее. Он исцелил мою душу. Да будет так: из этого благословенного кристалла мы создадим оружие… Оружие, способное разить нежить".