У кого как... - Жанна Корсунская

Если бы я понимала, что несет мой папа! Хотя мама всегда утверждала, что этого понимать и не нужно. Что это так же бесполезно, как, например, считать звезды или семечки в гранате. Семечки в гранате я все же однажды посчитала. Считать я умею отлично. Гранат было восемь. Разной величины и разной формы, а семечек в каждом гранате 613. Ни больше, ни меньше.

— Шестьсот тринадцать еврейских заповедей, — удовлетворенно сказал папа, — спасибо, Эмма, если бы не ты, я бы никогда в жизни не смог это проверить.

Точно, папа после пятидесяти семечек сбивался, а я — ни разу. Мне было двенадцать лет. После этого он и прозвал меня Эвээма. Электронно-вычислительная машина. Я злилась сначала, а потом привыкла. Такой у меня талант: все считать, высчитывать, просчитывать, продумывать. Мама говорит, что я ее копия, только усовершенствованная. Интересно, кем это усовершенствованная? Не папой же. У него 352 плюс 449 каждый раз по разному равняется. А лицом я на папу очень похожа. Ди часто смотрела на меня во время лекций и рисовала папу в разных образах: то старец с распростертыми руками, то лев с папиной головой, то ангел с крыльями.

Она потрясающе рисовала. Беспрестанно и на чем попало. Однажды ее лишили стипендии за испорченный институтский инвентарь — обычный стол, за которым мы с ней сидели на занятии по литературоведению. Просто у нее в тот раз не оказалось с собой шариковой ручки или карандаша, только тюбик масляной краски. Она выдавливала из него аквамариновую жидкость и размазывала пальцем.

Картина вышла фантастически красивая. Первый человек и первая женщина. Хава и Адам в Раю. Хава падает на древо Познания. Сзади ее толкает Змей — странное существо с двумя руками, стоящее на двух ногах.

После занятий пришли ко мне — спрашивали, есть ли у нас дома что-нибудь, чтобы стереть масляную краску.

Вечером в институт мы отправились втроем. В аудитории было тихо. За большими синими окнами падал мягкий пушистый снег. Папа зачарованно смотрел на странное произведение Ди. Водил пальцами по аквамариновым волосам Хавы, мощным плечам Адама.

— Земля по-еврейски — адама. Он был сделан из земли — Адам. — Потом, как всегда, заговорил таинственно, отрывисто и непонятно: — Первые мужчина и женщина были огромными. Когда они умерли, Всевышний сложил их, чтобы похоронить.

— Зяма, где они похоронены?

— В пещере Махпела. В Хевроне. В сорока километрах от Иерусалима.

— И что, археологи видели их могилы?

— Нет. Это очень-очень глубоко. Бесконечный туннель вниз под землю... Увидеть можно только могилы праотцев Авраама, Ицхака и Якова. Они на поверхности пещеры... Когда Всевышний создал Адама, он сосредоточил внутри него души всех людей. Огромное количество душ в его глазах, бровях, губах. Во всех частях тела. Таким он жил в Раю с Хавой.

— А каким он был, Рай?

— Бесцветная субстанция... Что-то вроде эфира. Всевышний просил Адама выполнять его слова в точности. Впрочем, там не было слов в нашем понимании... Но Адам не выполнил. Исказил повеление.

— Что исказил?

— Всевышний повелел Адаму: «Запрети Хаве есть от древа Познания». Адам сказал Хаве: «Не прикасайся к древу Познания». Змей был разумным существом. Наверное, таким, Ди, как ты его нарисовала. Он мечтал, что Всевышний изгонит Адама из Рая и отдаст ему Хаву. Она была очень красивая, Хава. Первая женщина и первая красавица... Змей дождался ухода Адама и повел Хаву к древу Познания, а когда они приблизились, толкнул ее на древо. Хава схватилась за ветви, чтобы не упасть, и тогда Змей сказал ей:

«Видишь, ты прикоснулась к древу Познания, но ничего плохого не произошло. Адам обманул. Он хочет один владеть этим древом. Без тебя. Съешь его плод и станешь мудрой, как Адам». Хава откусила кусочек и тут же поняла, что Всевышний накажет ее, уничтожит, заменит другой женщиной.

Папа поднял глаза к бесшумному снегу за окном и спросил, ни на кого не глядя, словно самого себя:

— Ди этого не понять. Скажи, Эвээма, разве допустила бы ты, чтобы тебя заменили другой женщиной?

— Ни за что!

— И как бы ты поступила на месте Хавы?

— Зяма! Она ведь любила его!

— Конечно, тебе не понять Ди. Это другая любовь. Ну, Эвээма, что должна была сделать Хава?

— Обмануть.

— Конечно. Только вот как? Адам ведь ни за что не нарушил бы запрет Всевышнего.

Папа смотрел на меня заинтересованно, словно заводя взглядом счетную машину в моей голове.

— Мысли вслух, пожалуйста. Интересно, как это у вас с мамой работает.

— Хорошо.

— Нет! — опять вмешалась Ди. — Ведь, если Хава поняла, что Всевышний уничтожит ее, значит, она точно знала: вкуси Адам от этого плода, его постигнет та же участь. Мужчину, которого она любит!

— Ди, тебе не понять. Дай Эмме решить эту задачу, не отвлекай эмоциями, которые ей недоступны. Итак, Эвээма, излагай ход своих вычислений.

— Добровольно есть Адам не будет. Аксиома. Всевышний запретил. Значит, надо как-то вложить ему это в рот. Засунуть кусочек украдкой? Мгновенно почувствует и выплюнет... Стоп! Выжать сок и влить в рот... Выплюнет... Влить сок в процессе поцелуя!

— Гениально! Все так и произошло. Молодец, дочка... Папа произнес это с такой горечью, что я не понимала, гордиться мне или...

Глубокая тишина обычно шумной аудитории навалилась на меня.

Папа открыл банку с бензином, намочил тряпку, несколько секунд рассматривал Рай, потом вздохнул и начал уничтожать творение. Я наблюдала за движениями его красивой, правильной руки, стирающей нижнюю часть Змея и траву под его ногами, и, казалось, явственно ощущала горечь, выходящую из-под его пальцев.

— Подожди!

— Чего ждать? Все исчезло! Всевышний вынул из Адама человеческие души и отправил их с Хавой на землю. Змея Он превратил в тварь ползучую и повелел: «Питаться будешь прахом земным, никогда не получишь удовольствия от еды, а люди будут тебя топтать». Все, детки, стол не спасти. Он тоже, оказывается, масляной краской выкрашен... Если только заново покрасить.

— Да пошли они к черту! — Ди схватила папину руку.

— Кто?

— Ректор, проректор, завхоз! Это мой Рай. Не трогай, Зяма! Пусть делают что хотят. Может, это лучшее произведение в моей жизни!

...Утром все пришли на занятия и опять увидели «непристойные рисунки». Совершенно голого мужчину, обнаженную женщину, склонившуюся над деревом в сексуальной позе перед непонятным существом без ног. Ноги Змея папа успел стереть. Стол мгновенно ликвидировали, а Ди разбирали на комсомольском собрании группы. Она молчала. До этого случая Ди всегда уничтожала свои художества. След шариковой ручки легко исчезал под тряпкой со специальной жидкостью, которую Ди изобрела еще в школе.

Диану лишили стипендии на месяц. После этого случая я всегда носила с собой запасную ручку и часто всовывала Ди в руку, когда замечала ее отрешенный, блуждающий взгляд.